Женщина и война. Любовь, секс и насилие - Гругман Рафаэль Абрамович
Немецкие города были в руинах, архивы были в беспорядке либо не сохранились. Их восстанавливали постепенно. Мне удалось найти след своего отца только в 2006 году. С тех пор всё пошло быстрее. Я узнал, что в Германии у меня есть брат и сестра, которые не знали о моём существовании (как и я не знал о них раньше). Я предложил вместе отправиться к могиле отца — на небольшое кладбище рядом с городом Ульм. Мы так и сделали…
Конечно, я не говорю по-немецки (после войны на изучение этого языка практически было наложено табу, особенно для «сыновей бошев»). Теперь каждый раз, когда мы видимся, мы разговариваем через переводчиков.
Мне ещё повезло — некоторым из нас пришлось сделать тесты ДНК, чтобы найти следы своего отца…
В июле выйдет наша книга под заголовком «Обритая из Шартра». Ведь наши матери должны были пройти «очищение» — тысячам остригли волосы, другие были приговорены к тюремному заключению, как моя мать.
Моя мать умерла 15 лет назад. Когда шла война, она была молода, красива. И влюблена… Во время войны в стране было не так уж много молодых мужчин. Что вы хотите? C'est la vie, такова жизнь. Происходит то, что происходит».
Недаром за французскими мужчинами ходит слава покорителей дамских сердец. Средневековые рыцари, отправляясь на войну, надевали на жену пояс верности, ключ к которому вместе с крестиком носили на своей шее. Но ведь были в старые добрые времена слесарных дел мастера! Не им ли мы обязаны рождением поговорки: «от вора нет запора»? Хотя есть и другая поговорка, родившаяся в России: «на чужой роток не накинешь платок», возможно, намекающая о нетрадиционном зачатии, ведь сумела же при оральном сексе достойно распорядиться мужским семенем элитная проститутка, случайная русско-нигерийская подружка Бориса Беккера, и родила от него дочь, теперь уже русско-афро-немецкую. Заодно казну свою пополнила после рождения дочери на 5 миллионов долларов…
Немецкие женщины, оставленные без присмотра мужьями, ушедшими завоевывать для Третьего рейха жизненное пространство, повинуясь законам природы, ответили «тевтонским рыцарям», распыляющим немецкий генофонд над старушкой Европой, той же монетой. В Германии от двух миллионов французов, военнопленных и добровольных работников, пригнанных на заводы рейха на принудительные работы (спальня такой же рабочий станок), родилось… 50 тысяч детей.
Немецких женщин можно понять. И у них был возраст любви. А когда «свои» мужчины на фронте, пленный француз, работающий на ферме, становится палочкой-выручалочкой. Но что значит сильный пол! Французских мужчин за связь с немками никто не преследовал и волосы им не брил. Состоялся негласный бартер. Во франко-германском сообществе, с июня 1940-го превратившегося в свинг-клуб, партнеры, обменявшись семенным фондом, на генетическом уровне закрепили франко-германскую дружбу. Её осталось закрепить договором — и вот он, Римский договор 1957 года, заложивший основу Евросоюза и обогативший франко-германский союз новыми гранями.
Великое кровосмешение народов, «освежившее» в сороковых годах прошлого века Западную Европу — следствие Второй мировой сексуальной войны. Первая мировая, как известно, началась в 1914-м и официально имела другое название. Иные войны, прозванные колонизаторскими, в деле осеменения более заметны — они обогатили мир креолами, метисами и мулатами… Дети войны — дети разных народов.
Как тепло женщины Прибалтики встречали в 1941 году немецких солдат! Годом ранее, в соответствии с секретным приложением к пакту Молотова — Риббентропа, прибалтийские страны вошли в советскую зону влияния. 15 июня 1940 года Красная армия вторглась в Литву, 17 июня — в Эстонию и Латвию. Год познавали прибалты любовь восточного соседа. Вплоть до начала гитлеровского вторжения она сопровождалась арестами и депортацией в Сибирь «политически неблагонадежного и контрреволюционного элемента». В 1941-м, в первые недели июня, из Эстонии выслали в Сибирь более 10 тысяч «неблагонадежных», около 17,5 тысяч депортировали из Литвы, из Латвии — до 16,5 тысячи.
Евреев, попавших в этот список, как ни странно звучит, сталинская депортация «осчастливила», спасла от уничтожения. В Литве содружество нацистов и местного населения привело к гибели 95 процентов евреев. Это максимальный процент жертв Холокоста по всем странам, оккупированных Гитлером.
В Новосибирске в годы учёбы я дружил с Ривой Волович, студенткой факультета автоматики и вычислительной техники. Она родилась в Верхоянске, на Полюсе холода. Её маме на момент высылки в Сибирь было четырнадцать лет, папе — девятнадцать. Подростков вместе с родителями депортировали из Литвы за неделю до начала войны. Познакомились они в ссылке, там и расписались. Хотя немалое число депортируемых умерло в ссылке от холода и болезней, им депортация сохранила жизнь. Для литовских евреев шанс выжить на территории, оккупированной гитлеровцами, приближался к нулю. Рива родилась в 1949-м. Из детей, родившихся в ссылке, рассказывала она, выжило около ста. Большинство умерло, не дожив и до года.
Радостно встречали жители прибалтийских стран немецких солдат. Девушки и молодые женщины забрасывали солдат букетами цветов, и генеральный комиссар Риги радостно сообщал в Берлин: «Со дня освобождения местное женское население особенно любезно, прежде всего к немецким солдатам» [175].
Одинокие женщины стремились создать семью с гражданами Великой Германии; замужество за жителем рейха гарантировало им безопасность, стабильность и процветание. А что ещё женщине надо? Сохранилось фото: на центральной улице Риги комендант немецкой железной дороги со своей нарядно одетой подругой и их общим ребёнком.
В сложном положении после освобождения оказались славянские женщины, родившие ребёнка от немца. Они шли на разные ухищрения, чтобы в свидетельстве о рождении ребёнка изменить дату на более позднюю. Логика простая: если отсчёт девяти месяцев, необходимых для вынашивания плода, начать со времени освобождения от гитлеровцев, то ребёнок никак не мог быть зачат немцем. А чтобы он не проговорился, от него скрывалось истинное происхождение и дата рождения. Он знал, что отец погиб на фронте, и ложь, близкая к реальности, сходила с рук — в послевоенные годы миллионы детей росли без отца, и обыденным явлением было обилие матерей-одиночек. Женщин за сожительство с немцами репрессировали и даже расстреливали, обвиняя в сотрудничестве с оккупантами. Были дикие случаи: матери, желая реабилитировать себя, собственноручно убивали рождённых в годы войны «немчат». Об одном таком случае написала в «МК» Елена Помазан. Деревенская русская женщина за три года оккупации родила от немцев троих ребятишек. В первый же день прихода советских войск она вынесла детей на дорогу, положила рядком и с криком: «Смерть немецким оккупантам!» булыжником размозжила им головы…
О моральном облике женщины, способной собственноручно убить своих детей, говорить не приходится.
О судьбе немецко-славянских детей известно немного, на эту тему наложено было табу. Ивана Майского, заместителя наркома иностранных дел СССР и председателя Международной репарационной комиссии, занимавшейся подсчётом размеров контрибуции и выплатой репараций с Германии и её сателлитов, волновал вопрос: что делать с детьми, родившимися у советских женщин от немецких солдат. В апреле 1945-го в письме Сталину он назвал их «немчатами», пустив слово в лексический оборот, и предложил (как специалист по репарациям) «изъять всех этих «немчат», обезличить их, переменить имя и в качестве сирот разослать для воспитания в детские дома».
Как отреагировали партийные функционеры на предложение Майского, автору этой книги неизвестно.
Но и этническим немцам приходилось маскировать детей, родившихся в годы оккупации.
В 1994 году в Одессе, в кафе на Ришельевской, я праздновал рождение книги «Невеста моря». Тираж по тем временам был незначительный — 4 тысячи экземпляров. Не помню, какая фраза после очередной рюмки водки разволновала Виктора Горенко, главного инженера городской типографии и владельца издательства «Титул», признавшегося вдруг, что он немец по отцу, татарин по матери и украинец по национальности.