Мифология русских войн. Том II - Кураев Андрей Вячеславович "протодиакон"
Если вклад поляков в Бородинское сражение и был значим — то скорее со знаком минус: Пятый корпус Понятовского действовал вяло и не выполнил ту задачу, что поставил перед ним Наполеон (охват левого русского фланга) [596].
Отсутствие «смоленской ярости» и напора и медленность польского наступления польская историография объясняла недостатком сил, залесенностью, эффективностью русского огня, под которым польскую пехоту среди кустарника было трудно собрать в колонны для атаки, и желанием Ю. Понятовского сберечь ядро Войска Польского. «Именно последнее следует признать самым достоверным. Осознав, что русские стоит насмерть, предоставленный самому себе польский генерал не стал «перемалывать» свои силы в ожесточенных атаках. О рейде в русский тыл по старой «Смолянке» Понятовский вряд ли думал, тем более что казаки А. А. Карпова «нейтрализовали» польскую кавалерию генерала Г. Себастиани. Имитация наступления почти до полудня, сорвала замысел Наполеона» [597].
«Ваш Понятовский не идет вперед. Император очень недоволен. Наши потери огромны, русские сражаются исступленно», — такую оценку из штаба французского императора передавали в V корпус [598].
17 августа 2012 года в Королевском дворце Варшавы состоялась торжественная церемония подписания Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом и председателем Польской епископской конференции митрополитом Юзефом Михаликом «Совместного послания народам России и Польши». Послание гласило:
«мы, от лица Русской Православной Церкви и Католической Церкви в Польше, обращаемся со словом примирения к верующим наших Церквей, к нашим народам мы вступаем на путь искреннего диалога в надежде, что он поможет нам залечить раны прошлого. События нашей общей, зачастую сложной и трагической истории иногда порождают взаимные претензии и обвинения, которые не позволяют затянуться старым ранам. Объективное познание фактов, выявление драм прошлого и масштабов трагедии ныне становится неотложным делом историков и специалистов. Мы с признательностью воспринимаем деятельность компетентных комиссий и научных коллективов наших стран. Мы убеждены, что их усилия позволят познать нефальсифицированную историческую истину, помогут развеять сомнения и избавиться от негативных стереотипов. Мы считаем, что прочное примирение как фундамент мирного будущего может быть достигнуто лишь на основе полной правды о нашем общем прошлом» [599].
Прекрасные слова. И в самом деле — старых ран более чем много.
6 сентября 1812 года Даву и генерал Понятовский углубились ради рекогносцировки в Утицкий лес и обнаружили двух мертвых пехотинцев — поляка и русского, лежавших там с 5-го числа. «Оба солдата, смертельно ранивши друг друга своим оружием, и не имея более сил владеть им, сцепились за волосы. По их положению казалось, что каждый из них, прежде чем испустить последний вздох, желал видеть смерть своего противника. Князь Понятовский первый заметил эту группу, лица которой продолжали еще сохранять выражение ненависти. «Вот, господин маршал, — сказал он Даву, — пример неискоренимого отвращения, существующего между двумя народами» [600].
Но зачем же патриарх раздувает масштабы былых конфронтаций? Зачем после сказанных слов об уважении к труду историков так очевидно эти труды игнорировать?
Глава 47
Россия снова неготова?
Следующий школьно-патриарший миф гласит, что «Враг, во много превосходящий возможности России в военном отношении, перешел наши границы» [601].
Но точно ли превосходство Великой Армии было многократным? Таким было мнение Наполеона. Русскому посланцу Балашову он говорил уже после начала войны (1 июля): «У меня в три раза больше сил, чем у вас. У вас пехоты 120 тысяч человек, а кавалерии от 60 до 70 тысяч. Словом, в общем меньше 200 тысяч. У меня втрое больше» [602]. Но разведка у корсиканца работала плохо. И ход кампании вскоре показал его неправоту.
Российские историки уже давно стали говорить иначе:
«Все авторы говорят о тройном превосходстве сил Наполеона — 600 тыс. французов и 200–220 тыс. русских. Фактически в первом эшелоне французов находилось не более 450 тыс. человек, которые перешли русскую границу в первые недели воины. Позже Наполеон ввел в Россию еще около 200 тыс. солдат. Указывая численность русских войск, сосредоточенных на западной границе, авторы не учитывают Дунайскую армию и резервные корпуса. Вместе с 1-й, 2-й и 3-й армиями их численность составляла около 320 тыс. человек» [603]. «В любом случае понятно, что абсолютного численного превосходства над противником Наполеон не добился, да и не мог добиться» [604].
«В западных губерниях России к лету 1812 года сосредоточилось около 320 тысяч солдат В то же время первый эшелон Великой армии Наполеона, по французским данным, насчитывал 448 тысяч. Общее численное превосходство французов было не столь велико, как считали многие отечественные историки. На 1 июня 1812 года Великая армия вместе с резервами имела в строю 678 тысяч человек. Вспомним, что Наполеон вел войну на два фронта. В Испании он держал 300 тысяч опытных, закаленных солдат (в основном «природных» французов)» [605].
«На 1 января 1812 года общая численность российских сухопутных войск составила 720 тысяч человек, включая гарнизонные войска (71 тыс.) и артиллерийские парки (21 тыс.), традиционно не включаемые в расчет. По штатному же расписанию количество всех войск достигало 772 тыс. человек, не включая сюда 4 морских полка… С учетом вероятного некомплекта полученная цифра сократится до 420–430 тыс., а за вычетом нестроевых — до 370–380 тыс. человек… Ограничиться только частям, сведенные в три действующие армии, было бы оправдано лишь в том случае, если бы российская армия сама начала наступление» [606].
Называют совершенно разные данные русских сухопутных сил перед войной и во время войны: 570 тысяч человек (из них 100 тысяч иррегулярных войск) [607]; 537,8 тысяч бойцов [608], 480 тысяч регулярных войск (с 1600 орудий) [609], 876 тысяч человек [610], 1 млн. человек (с ополчением 1,3 мл.) [611], 537 тыс. человек [612], 480 тыс. человек [613], 590 тысяч [614].
Новейшие подсчеты — у О. Соколова:
«С учетом войск, сражавшихся против Персии, иррегулярных войск, резервных формирований, отдаленных гарнизонов, войск в Финляндии, в Крыму, на Кавказе, в Оренбурге и т. д. общая численность вооруженных сил Российской империи составляла около 650 тыс. человек.
Приведенная численность войск на западных границах России весьма отличается от того, что можно найти в традиционной литературе по войне 1812 г. Почти везде фигурируют следующие данные по русской армии — 210–215 тысяч человек (1-я армия — 127 тыс. чел., 2-я армия — 45–48 тыс., 3-я армия — 40–45 тыс.). А далее обычно пишут, что Наполеон располагал более 600 тыс. чел. и тем самым имел трехкратное превосходство в численности.
Все это нельзя назвать иначе как эквилибристикой с цифрами. У «хороших» считают только строевых солдат в самых передовых частях, а у «плохих» складывают всех, кого только можно, вплоть до калек и инвалидов в удаленных гарнизонах.
Поэтому при подсчете общей численности русской армии, готовой к военным действиям, почему-то практически никогда не учитываются войска 1-го и 2-го резервных корпусов, которые в течение двух недель могли оказаться в зоне ведения военных операций и действительно вскоре поступили на пополнение войск первой линии.
Кроме того, в Русской и Французской армиях существовали разные способы подсчета строевых и нестроевых. Солдаты обоза в русской армии не считались строевыми, а во французской армии считались. Следовательно, во всех французских боевых расписаниях обозных считают, а в русских — они приводятся отдельной строкой, которой ряд историков просто пренебрегает, — ведь речь идет о нестроевых! Но эти нестроевые выполняли точно такую же роль и были вооружены точно так же, как соответствующие солдаты французских обозных частей. Значит, нужно в таком случае для сравнения численности армий либо вычитать численность обозных из французских боевых расписаний, что в ряде случаев невозможно, либо, что проще и правильнее, считать обозных и в русской армии.
То же самое относится и к денщикам. Разумеется, от этой массы полувоенных-полуслуг в бою не было ровно никакого толку. Но дело в том, что во французской армии их официально не существовало, на деле же старшие офицеры брали себе некоторое количество солдат в качестве «ординарцев». Эти солдаты более не служили в строю, и в сражении от них было не больше проку, чем от русских денщиков. Поэтому, если денщики в отличие от обозных солдат представляли собой абсолютно бесполезную в боевом отношении массу, мы никак не можем провести подсчет их количества во французской армии, где их формально не было. Следовательно, невозможно привести численность того или иного французского соединения «очищенной» от денщиков, которые в русской терминологии считались нестроевыми.
Поэтому есть лишь один способ, который позволяет относительно корректно сравнивать численность русской и французской армий; он заключается в том, чтобы учитывать в боевых расписаниях всех строевых и нестроевых. Что же касается частей, стоящих во второй и третьей линиях стратегического развертывания, нужно указывать, какие именно войска и в течение какого срока могли принять участие в боевых действиях. Только так можно правильно оценить численное соотношение войск» [615].
«В это время Великая Армия достигла пика своего могущества. Ее общую численность в эти дни приводят почти во всех исторических произведениях, посвященных войне 1812 г., — 678 тысяч человек при 1272 орудиях.
Итак, казалось бы, можно сделать вывод, что Наполеон обладал по отношению к русским войскам, собранным на границе, если не трехкратным, то уж по меньшей мере двукратным превосходством. Обычно в русских исторических сочинениях так и пишется. Авторы приводят, как уже упоминалось, численность трех Западных армий (без нестроевых): 210–215 тысяч человек и тотчас же сообщают, что Наполеон двинул против них 678 тысяч солдат. Это и есть тот лукавый способ подсчета, о котором уже мы писали. Если считать, что в Великой Армии было 678 тысяч человек, то численность русских войск, противостоящих ей, нужно оценивать не менее как в 600 тысяч!
Почему? По той простой причине, что 678 тысяч — это не численность войск, которые могли быть задействованы в начале кампании, а общее количество всех военнослужащих, административно относящихся к Великой Армии, расквартированных на территории Германии и великого герцогства Варшавского, включая, в частности, 41 372 раненых, которые лежали в госпиталях! В общее расписание входят и гарнизоны Гамбурга, Данцига, Кюстрина, Штеттина, Глогау, Штральзунда, Магдебурга, которые, естественно, никоим образом не выступили в поход.
Здесь же учитываются такие резервные формирования, как датская дивизия, которая занималась охраной берегов, 31-я дивизия, которая не двинулась с места, 33-я дивизия, только частично принявшая участие в самых последних событиях войны. Кроме того, здесь посчитаны и такие удалённые депо, как кавалерийское депо в Ганновере; наконец, в результирующее число входят и 27 407 солдат и офицеров, находящихся на марше, подчас у берегов Рейна! Словом, учитываются не только те соединения, которые шли далеко позади и присоединились к армии уже во время ее отступления, но и те, которые вообще не приняли никакого участие в войне 1812 г.
Если в качестве потенциальных участников боевых операций считать солдат гарнизона Гамбурга, отстоящего от границ Российской империи более чем на 1300 км, то в численность русских войск, собранных для войны с Наполеоном, следует включить не только Дунайскую армию Чичагова, но и гарнизоны Риги, Петербурга [616], Москвы и даже Выборга, Симферополя, Воронежа, Костромы, Вологды и т. д. Словом, практически все вооруженные силы России, за исключением тех 20–30 тысяч человек, которые были так или иначе задействованы в боевых операциях против персов, и тех немногих, которые находились на Урале и в Сибири. Более того, мы должны считать и тех, кто потенциально мог быть в самом скором времени задействован для предстоящей войны. С этой точки зрения, казак, который лежал дома на печи где-то под Новочеркасском, мог куда быстрее быть поставлен в строй и добраться до мест будущих боев, чем французский новобранец из кавалерийского депо в Ганновере!
Потому, если мы хотим оценить реальное соотношение сил в начале войны, нам нужно считать только войска обеих сторон, которые приняли участие в первых боевых операциях или потенциально могли это сделать. Говоря о русской армии, мы оценили численность войск, сосредоточенных на границе с ближайшими резервами, в 340 тысяч человек. Реально в боевых действиях против этих сил примут участие 10 корпусов Великой Армии (1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 10-й и австрийский), вся резервная кавалерия и Императорская гвардия. Эта группировка на момент начала боевых действий насчитывала в своих рядах около 440 тысяч человек — против 340 тысяч русских войск. Реальное численное превосходство Великой Армии было очень далеко от тех фантастических цифр, которые можно встретить в исторической литературе. Более того, так как боевые действия в конечном итоге разворачивались на территории Российской империи, в русскую армию несравненно быстрее прибывали пополнения, и скоро всякое численное превосходство наполеоновских войск начисто исчезло» [617].
