Мифология русских войн. Том II - Кураев Андрей Вячеславович "протодиакон"

«А я подумываю, не уехать ли с родины

[

т. е. из Иркутска

]

… тяжко стало и жить и работать… Выбивайся на стороне, это они не против, но не среди нас, говори о чем угодно и лучше всего о мировых проблемах и гармониях, но не о своих маленьких делах: мы хоть и в грязи, в дерьме купаемся, но это наше родное дерьмо, и нам в нем приятно. Что творится, худо ли, хорошо, — нами творится, никто, кроме газеты «Правда», не встревай. Не потерпим. Ну и что, что тебя в Москве знают, пускай там и знают, а мы не хотим. Вот и пиши о Москве, а не об Иркутске, не говори на весь белый свет, что народ похабят. Это тебе кажется, что похабят, а мы знаем, что он выправляется, благоустраивается и т. д.

В прошлом году сделали мы глупость, переехали на другую квартиру, хотя и та была неплохая. Переехали, соблазнившись большой квартирой, когда понадобилось забирать из деревни мать, и не подумали о том, что кругом будут жить коммунальщики, которых в каждой квартире как сельдей в бочке. И когда я перебрался в отдельную, я стал для них буржуем, и всю злость на нынешние порядки, не разобрав, они стали вымещать на мне. А тут еще дверь мою при ремонте кожей обтянули — это уж верх всего. И началось — то навалят перед дверью, то какую-нибудь гадость подсунут. Пакость мелкая, но неприятная, и терпением побороть ее до сих пор не удается. Мать же, поглядев на все это и поплакав, нынче сбежала от нас к сестре моей в Братск.

Пишу это не для того, чтобы поплакаться в жилетку, а из непонимания и недоумения: что происходит? Почему мы жить-то не умеем?.. Про народ наш уж и говорить нечего. Неизвестно, что теперь и народом называть. И винить его нельзя. Столько он вынес, что поневоле на стенку полез да друг друга за грудки берет, вытряхивая последнее здоровье. Дошли уж, кажется, до края — назад надо поворачивать, а задние под прежние крики и лозунги напирают, не дают повернуть.

[

Нрзб.

]

худо, но не было же такого еще и два даже года назад. Что же будет еще через два года? Я нынче в сентябре съездил снова на Поле Куликово и там чуть приободрился. Сотнями, тысячами каждый день идет и едет отовсюду народ (может, это как раз и есть народ). Хорошие лица, понимают, что к чему. Из какого-то нового духовного подвижничества идут, а не за ради туризма. Или это только кажется, потому что этого хочется? А вернулся домой, и снова тьма. Есть что-то и здесь, не может не быть, но мало и не в куче, всяк по себе вздыхает и тоскует. Остальные же или пьют, или волокут под себя». Как раз где-то в это время Распутина жестко избили в подъезде собственного дома (проломили голову), после чего он долго не мог вернуться к литературному труду»

[839]

.