Владимир Федоров - Бойцы моей земли: встречи и раздумья
ЧАЙКА НА ВОЛНЕ
Николай Тихонов на своем веку открыл немало поэтических талантов, напутствовал их добрым, щедрым словом. Четырнадцать лет назад его заинтересовала судьба бывшего солдата, воспевающего друзей из горячего цеха.
«…Как в свое время в первой книге Василия Казина, — писал Николай Семенович, — нам приятно было слышать лирический голос, запевший о простых солнечных вещах, о простых солнечных людях города, людях самых скромных профессий, так в книге Дмитрия Смирнова мы слышим голос молодого металлурга, юного сталевара, на нас пышет лирическое пламя завода, мы видим соль труда — соленый пот, про который поэт говорил:
Может, эту соль и нарекли
Именем душевным — соль земли!
Поэт–участник войны, и много живых стихов в его первой книжке, стихов, полных настоящего волнения и молодой непринужденности. Книга эта неровная, но такой и полагается быть первой книге. Важно, что она дает представление о новом имени и новом материале. Книга свежая и в то же время искренняя и умелая…»
Если бы меня попросили назвать главную черту лирического героя Дмитрия Смирнова, я бы сказал: цельность. Да, лирическому герою многих стихов — сначала солдату, потом рабочему–свойственно это драгоценное качество. Именно оно как бы цементирует его разнообразные книги, где фронтовые стихи соседствуют со стихами о рождении стали, а лирические стиховорения с философскими и сатирическими миниатюрами. Хорошо, что его книги не монотонные. Современного читателя интересует все: и патриотические, и солдатские, и любовные стихи, и стихи о труде. Свою книжку в библиотечке журнала «Советский воин» поэт назвал коротко и выразительно — «Атака».
Стихотворение «Смерть отца» нужно отнести к лучшим стихам поэта. Оно написано сурово и человечно.
И воздуха ему на всей земле,
Которую исколесил — перепахал он,
Теперь никак для вздоха не хватало,
Как будто после выстрела в стволе.
Сильное, точное, психологичное сравнение. Двумя строками поэт рисует реалистический портрет сталеваров:
У всех на лицах — пепельность земли,
Во взглядах — отблеск жаркого металла.
Автору хорошо знакома эта нелегкая профессия.
А тезка мой в печь уверенно,
Что хлебы, заправку метал,
Глотала, что сказочный зверь, она
Металл.
Василий Федоров, отмечая творческий рост бывшего солдата, обратил внимание на большую удачу поэта — стихотворение «Ехали парни да ухали, охали»: «Тем и примечательно это стихотворение Д. Смирнова, что правда в нем переплелась, а вернее, слилась со сказкою… Поэт ничего не говорит о парнях, запевших русскую песню, но я вижу их, молодых, веселых, озорных, я слышу их голоса. Не зная слов песни, я узнаю ее широкий разгульный мотив: «Ехали парни да ухали, охали»… И почувствовать эту песню мне помогла сказочная картина очаровательного леса. В прежних стихах Д. Смирнова была заметна ритмическая сдержанность, иногда скованность, а в этом — свобода и широта».
Пожалуй, ближе всего к этой вещи стихотворение «Селенга», которое покоряет своей музыкальностью, ощущением пространства. Очень свежо, гулко передано эхо:
Э–ге–гей ты, Селенга!
Э–ге–гей вы, берега!
Небеса, вы — э–ге–гей!
Облака и ветровей!
Нравится мне и «Джигит»:
Джигит остроглазый ведет «Москвича»
По лезвию скал, по излому луча.
Интересен опыт поэта в жанре баллад: особо хочется отметить стихотворение «Матери». В цикле «Миниатюры», который автор в одной из книг называл «Гномы», есть вещи философские, пейзажные и с сатирическим оттенком. Не только авторская наблюдательность, но и опыт жизни вложен в такую лирическую миниатюру:
Дороги по холмам бегут куда–то,
Им встретится и поле и река…
Они — как лямки вещмешка
На выцветших плечах
Солдата.
Звонко, предостерегающе звучат строки:
Виляешь ты туда–сюда
И не сгораешь от стыда.
Вспомни, что с тобой мы
Из фронтовой обоймы.
Однако далеко не все миниатюры да и другие стихотворения Дмитрия Смирнова так отточены. В его книге, изданной «Советским писателем», еще встречаются корявые строки и строфы. Автор и сам это чувствует, полемизируя с неким эстетствующим критиком.
— Поэт неровный! — крыл с трибуны сноб,
Сверкая золочеными очками.
Но что красивей, телеграфный столб
Или дубок с неровными сучками?
Но, может быть, еще глубже и шире все лучшее, что есть в поэзии Дмитрия Смирнова, передает его стихотворение «Чайка отдыхает на волне», давшее название книге. В нем ощущаешь наше стремительное и мужественное время.
ЕМКАЯ ЧАША
Поэт Александр Коваль–Волков мой ровесник. Многое: и юность, опаленная пламенем Отечественной войны, и послевоенное мужание, и нынешние раздумья над жизнью — все это мне близко и понятно. Новую книгу Коваля-Волкова «Чаша неба», ставшую своеобразным итогом творчества поэта, с интересом читают не только его сверстники.
«Под отцовскими звездами» назвал Коваль–Волков первый раздел книги. Глубоко личные мотивы здесь крепко спаяны с испытаниями, выпавшими на долю всей страны. Смертью героя на фронте погиб отец автора, большевик–комиссар. «Для меня заглавной в жизни стала жизненная линия отца» — это, по существу, рефрен всей книги. Нельзя без волнения читать стихи из другого раздела книги — «Нам готовность…» Они тоже посвящены памяти отца. Мне хочется привести эти по–человечески горькие и суровые восемь строк:
От тебя мне никуда не деться,
Ты, отец, не сетуй на меня.
Мало мне, что бьется твое сердце
В каждом всплеске Вечного огня.
Я везде искал твою могилу.
Тех сражений затерялся след.
Время ничего не сохранило,
На земле твоей могилы нет…
Но горечь утраты не заслонила от поэта радости победы, нет, эта горечь только дала глубже почувствовать ту цену, которой оплачена наша победа. Пристально вглядывается поэт в свою фронтовую юность, в то далекое памятное утро победы, в души своих друзей–однополчан, влюбленных в пушкинские стихи.
Стальной крылатою волною,
Винтами–дисками горя,
Мы уходили в пекло боя,
Как тридцать три богатыря!
Да, стихи Пушкина, так же как и стихи Маяковского, помогали нам в нелегкой борьбе с отнюдь не сказочным многоглавым фашистским змеем. И тут в строках поэта–воина рождается неожиданная и в то же время закономерная ассоциация:
А я все помню вас, ребята, —
В вас что–то пушкинское есть.
И в самом деле, разве не посвятили Отчизне эти чистые и щедрые парни в летных шлемах «души прекрасные порывы»! А многие из них отдали матери-Родине и свои жизни. Эта пушкинская устремленность, распахнутость, самоотдача, пожалуй, свойственны всему нашему фронтовому поколению. Отсюда же бескомпромиссность, суровая требовательность к себе и к другим.
А мы предателей стреляли.
Их на поруки брать нельзя.
И никогда, мои друзья,
О них потом не вспоминали.
Нет!
Лучше умереть в бою,
Чем отступить перед врагами. —
Я и теперь на том стою,
Да будет чистым наше Знамя!
Хорошо, что эта солдатская подтянутость соседствует с душевной щедростью. В стихотворении «Дрова», посвященном Ярославу Смелякову, поэт признается:
И в дело каждое сполна
Я вкладывал свой пыл…
Лучшие стихи книги «Чаша неба» убедительно подтверждают это признание. Собственно, это тоже одна из черт фронтового поколения. Но попробуем разобраться, что в итоговой книге особенно удалось автору, а в каких вещах он порой соскальзывает на наезженную колею, на которой уже побывали многие. Удача поджидает поэта там, где его зоркость сочетается с интересной, свежей мыслью. Вот «Баллада о точильщике и мечте»:
Точильщик, мой старинный друг, —
Я помню твой точильный круг.
Я вижу, как под ним, дрожа
Струится лезвие ножа
И расплавляется гранит,
Косыми вспышками облит…
Точный, четкий рисунок дает первый толчок для поэтической мысли. Но все это было бы красивым экспериментом, импровизацией, просто взлетом фантазии, если бы не обобщающая концовка:
