Владимир Федоров - Бойцы моей земли: встречи и раздумья
А рядом стихи об институтской юности, о любви и дружбе, о разлуке, посвященные волжскому лирику Федору Сухову:
Речка, речка,
течь тебе, смеяться,
а взгрустнешь, так это не беда.
Мне труднее с другом расставаться,
может, на год, может, навсегда.
«Лен колоколится» — это теперь уж не цикл, а книга, недавно вышедшая в издательстве «Советский писатель». Автор ее хорошо знает, что он любит и что ненавидит. Даже в полемичных, публицистических вещах он остается лириком. Язык его свеж, пахуч, образен. Стих его то вызванивает лесным колокольчиком, то гудит медным колоколом. Читателя не может не тронуть гордость поэта за родимую землю.
Про тебя, лесная родина,
говорят, что ты Володина;
слышу, гордость затая:
хорошо, что ты моя!
Ты не лыковая, родина;
тут — завод, а там — заводина,
где я свой с давнишних пор,
а не ушлый гастролер.
…Мне всю жизнь гордиться родиной,
никому–то мной не проданной
ни за рупь,
ни за пятак,
ни за славу,
ни за так.
Все это сказано так искренне, так естественно, что не может быть и речи даже о каком–либо намеке на позу. И каждая строка, как говорится, глядит пословицей, бьет не в бровь, а в глаз. Настоящая зрелость удивительно сочетается в этой книге с юношеской свежестью, ибо поэт смело черпает живую воду народного творчества. Душевному поэтическому разговору, покоряюще искреннему, Владимир Семакин учится у Сергея Есенина.
Столько ярких красок, запахов, звуков уральской природы щедро рассыпано по семакинской книге, что невольно кажется, поэт достиг своей вершины. А между тем есть в книге несколько стихотворений, где автор их как бы обновляется, делается более сосредоточенным, пристально заглядывает в самое сокровенное–душу человеческую.
Ты все изведала, душа,
что было мило и немило,
что по плечу, что не под силу,
а все из тела не ушла.
Ты вся до спазмы напряглась,
когда с бедой не разминулась:
во чьем–то сердце обманулась,
о чьи–то очи обожглась…
Твое смятение и дрожь —
еще порыв, а не остуда,
все тех же губ, еще, как чуда,
ты — и в отчаянии — ждешь…
Эти стихи говорят, что для Владимира Семакина, одного из задушевных лириков, вершина еще впереди.
ГДЕ ТЕЧЕТ ДОНЕЦ
Стихи Сергея Мушника неторопливы, раздумчивы. Пожалуй, лучше всего на вопрос, почему он взялся за рабочую тему, отвечает стихотворение «Дядько Михайло»:
Я рос без отца,
Невеселая доля.
И тут же меня по макушке слегка
Рабочая, твердая, вся в мозолях,
Гладила нежно
Ваша рука.
…Дядя Михайло,
Вашу науку
В сердце несу я,
Как добрый наказ.
Вашу шершавую нежную руку
Слышу на правом плече
И сейчас.
(Перевод А. Зайца)
Неподдельные, искренние интонации, осязаемая предметность, все это идет от знания жизни и зрелого мастерства, которого «невооруженным глазом» и не заметишь: кажется, пред тобою сама жизнь. Есть у Сергея Мушника еще одно драгоценное качество: он пишет о том, что сам пережил, перечувствовал, передумал, и в то же время его стихи всегда людны.
На Втором Всесоюзном совещании молодых писателен на эту особенность поэзии Сергея Мушника указывал Александр Твардовский. Помнится, слушая фронтовые стихи молодого украинского поэта, автор «Василия Теркина» задумчиво сказал:
— А ведь ваши «Чоботы» невозможно перевести. Начнешь передавать эту сказовую интонацию, и все рассыплется…
Большой жизненной правдой веет от мушннковских баллад. Где с острым драматизмом, а где с мягким юмором, за которым чувствуется влюбленность в своих героев, поэт рассказывает о судьбах человеческих, о суровом и прекрасном времени.
Сергей Мутник был среди легендарных защитников Сталинграда, на собственном опыте знает цену солдатского пота и крови. Лучшим стихотворением книги является «Сон». Лирическому герою на студеном рассвете приснился черный ворон.
Хотел прогнан, его,
Но руку
Я словно век не разгибал,
Хотел кричать я,
Но ни звука
Из горла…
Ворон подступал…
Я не увижу больше поле,
Я не увижу, люди, вас.
И вдруг жестокая до боли
Решимость брызнула из глаз:
Она воронью хищность сдула.
Палач пернатый от меня,
Как от винтовочного дул
Вдруг отстранился…
(Перевод А. Зайца)
В этом стихотворении не умозрительно, а эмоционально, художественно воплощена вера нашего человека в жизнь, та самая вера, которая помогла нам победить в тяжелой, суровой войне. Светлой грустью по утраченному детству пронизано стихотворение «Трубы». Если в названных выше стихах автор пишет жесткими мазками, то здесь мягко ложатся акварельные краски:
Плескался я, жемчужно стыли зубы,
Кричал я —
Эхо таяло в борах.
…А за рекою тонко пели трубы
В военных —
довоенных — лагерях…
(Перевод А. Зайца)
Я вспоминаю годы совместной учебы в Литературном институте, когда мы жили в переделкинском общежитии. Нас в комнате было пятеро: белокурый севастополец Коля Ершов, успевший уже побывать во ВГИКе и на северных лесоразработках, бывшие солдаты Сергей Мушник, Егор Исаев, Иван Варавва и я. Жили мы дружно и работали дружно. Самый старший из нас очкастый Сережа Мушник с утра садился на только что заправленную постель и писал на табуретке. Столов в ту пору не было. Мы следовали примеру Сережи. Никто никому не мешал.
— Порядок в танковых частях! — заключал Сергей, никогда не служивший танкистом. Он был пехотинцем, потом радистом.
Недавно мои однокурсники собирались на квартире заведующего одной из редакций Политиздата Григория Лобарева. Здесь были Егор Исаев, Николай Ершов, Лев Парфенов, Иван Рыжиков, Николай Старшинов, Ванцетти Чукреев, Василий Шкаев, Игорь Сеньков и другие. Решили справлять «лицейскую» годовщину каждый год. А Сергей Мушник не смог приехать. Заканчивал роман о современных рабочих.
Книги, которые издали за эти годы выпускники нашего курса, уже не умещаются на одну книжную полку. Вот, как солдаты в строю, стоят сборники Сергея Мушника. В одном из них напечатана замечательная поэма «Письма к москвичке», посвященная памяти его любимой, которую он похоронил в столице. Работала она на автозаводе имени Лихачева, и Сергей тогда жил в Кожуховском рабочем поселке. Всю жизнь Мушник пишет о близких ему людях труда и ратного подвига. Беру с полки одну из его книг.
У скромной светло–зеленой книги запоминающееся название — «Дыхание жизни». Пожалуй, оно точно выражает то лучшее, что есть в стихах этого своеобразного поэта, — чувство современности, дыхание нашей жизни.
Поэма «Три ночи» — произведение острое, злободневное, пропитанное духом настоящей партийности. Она оригинально построена. Автор выбрал из жизни героя три самых напряженных эпизода, три ночи, полных раздумий, воспоминаний, волнений. Каждая ночь — резкий поворот в его жизни. Вся поэма, написанная от первого лица, пронизана горячим лиризмом. В ней много правдивых жизненных деталей.
Интересен небольшой раздел «Солдаты», посвященный ратному подвигу нашего народа и новой демократической Германии.
И в разделе «Родной дом» нет явно неудачных вещей. Однако здесь С. Мушник не проявил к себе той требовательности, которая чувствуется в поэме и в разделе «Солдаты». Наряду с хорошими стихами, написанными живым, народным языком, в этом разделе встречаются вещи псевдонародные, так сказать, лубки–стилизации. Их совсем немного, но тем досаднее их читать. Несмотря на отдельные недочеты, книги Мушника не могут не привлечь к себе внимание читателей. Поэт пристально вглядывается в жизнь. Его голос возмужал, стихи стали глубже, проникновеннее. «Чумацкий шлях», третья книга поэта на русском языке, говорит о его творческой зрелости и самобытности. Недавно друзья и однополчане поздравили его с 50-летием.
Хорошо, что вместе с рассказами и повестями Сергея Мушника о трудовых людях, живущих на берегах Донца, продолжают появляться его душевные стихи, баллады и поэмы.
ЧАЙКА НА ВОЛНЕ
Николай Тихонов на своем веку открыл немало поэтических талантов, напутствовал их добрым, щедрым словом. Четырнадцать лет назад его заинтересовала судьба бывшего солдата, воспевающего друзей из горячего цеха.
