Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6410 ( № 14 2013)
Народного артиста СССР профессора Московской консерватории Константина Игумнова вспоминали «у Гольденвейзеров». Заслуженная артистка России профессор Гнесинки Мария Гамбарян не только рассказывала об уроках своего педагога, но и представила три поколения пианистов, произрастающих отсюда. Играли Нана Немхицверидзе – ученица Марии Степановны, и нынешний выпускник Гнесинки Александр Гусев, воспитанник Н. Немхицверидзе. Прозвучали соната № 2, Прелюдии, два Этюда-картины – всё было очень интересно. И комментарии Марии Степановны действительно воспроизводили суть давних уроков, были живописны, ироничны и наблюдательны. Но подлинное обаяние игумновской школы мы все ощутили, слушая саму Гамбарян. Она играла Мазурку ля минор, Скерцо си минор, Ноктюрн си минор Шопена. Не знаю даже, с чем сравнить её манеру, стиль, но Шопен у неё – такой проникновенный, изысканный и очень простой, с первыми звуками абсолютно овладевает слушателями. Абсолютно. Никакой другой жизни нет. Она сама всякий раз обнаруживает новые и новые нюансы в уже давно знакомых ей произведениях. И не перестаёт удивляться и восхищаться неисчерпаемостью композитора. И нас, её слушателей, удивлять и восхищать. Мария Степановна – «самоедка» и всякий раз собою недовольна. Находит для этого всякие фантастические основания, переубедить её бывает очень трудно. Думаю, что это тоже игумновское наследие, может быть, самое важное, потому что позволяет потом, после слёз, терзаний, недовольств, выйти к инструменту и заставить всех присутствующих в одну секунду забыть обо всём. И только слушать, слушать, слушать[?] Лев Николаевич Толстой, которого особо почитают «у Гольденвейзеров», заметил однажды, что «простота есть необходимое условие прекрасного». И, конечно же, был прав.
На протяжении месяца в Москву наезжали гастролёры. Борис Березовский объявился на сцене Большого зала консерватории, как будто из пивного бара, – серенький пиджачок нараспашку и плевать на классический образ пианиста. С Академическим симфоническим оркестром Московской филармонии под управлением Томаса Зандерлинга исполнил Концерт № 2 Брамса. Как появился, так и играл.
Неинтересен был в этот приезд английский пианист Фредерик Кемпф. С оркестром Павла Когана исполнил Концерт № 2 Бетховена. Скучно, школярски, на «коротком поводке» у дирижёра. Очень удивил, так это на него непохоже.
Зато регулярно наезжающий в Москву «звезда ХХI века» из Петербурга Мирослав Култышев блестяще выступил с Академическим симфоническим оркестром Московской государственной филармонии под управлением Алексея Шатского. Играл Концерт № 1 Брамса. Какой яркий, вольнолюбивый рояль, потрясающая техника, ни одного формального звука. Великолепное, праздничное, впечатляющее выступление. Пианист очень изменился. Озадачил: может быть, и правы устроители цикла, и мы действительно имеем дело со звездой ХХI века.
А лучше всех в марте, на мой взгляд, был скрипач Никита Борисоглебский. Он выступил в той же программе, что и Култышев, с родным оркестром Московской филармонии под управлением А. Шатского. Исполнялся Концерт для скрипки с оркестром Брамса. И как исполнялся! Уже упоминаемая мною простота в захватывающем владении и прекрасным сочинением Брамса, и инструментом. На Борисоглебского надо ходить специально, он на глазах становится одним из самых интересных российских скрипачей.
Юрий ДАНИЛИН
От Быстрого
Ушёл из жизни ещё один русский сын Мельпомены. Именно так: не умер, не скончался, не исчез, а просто тихо и смиренно ушёл от нас - по словам бесконечно любимого им Есенина, – "в ту страну, где тишь и благодать".
Валерий Сергеевич Золотухин одним из первых среди моих московских знакомых начала 80-х годов пришёл к Вере. Не пришёл, а вернулся – из советского забытья, из абсурда истматов и диаматов, из той большой разрухи в умах и сердцах, которая в горячечной лихорадке переустройства старого мира рушила церкви и жгла святые иконы. Вернулся к вере отцов и дедов.
История известная (многажды самим артистом рассказанная) – о том, как отец, Сергей Илларионович Золотухин, будучи председателем колхоза, участвовал в разрушении храма в родовом алтайском селе Быстрый Исток, а знаменитый его сын на свои кровные этот храм спустя полвека восстанавливал. И не гордынею был ведом он по этому пути, скорее – смирением. «Я человек, пытающийся верить в Бога», – сказал Золотухин в одном из многочисленных интервью последних лет. И в этих словах больше правды и христианского чувства, чем в иных разглагольствованиях истовых «защитников» православия.
Валерий Сергеевич был блестящим артистом и знал это. И сомневался в этом столько раз, сколько готовился выйти на сцену театра или войти в кадр на съёмочной площадке. И забывал об этих сомнениях ровно в тот момент, когда начинал свою роль. Это свойство поистине великих служителей искусства, маленькие никогда в таком не признаются даже себе, не то что публике. Обезоруживающая откровенность «Дневников» Золотухина шокировала многих. Спорили, нужно ли при жизни публиковать это, не нужно. Оказалось, что это вовсе и не дневники даже, не личные записки гордости и тщеславия, но своеобразно сложившийся и лишённый ретуши роман эпохи, отразившейся в зеркале столь уникального явления ХХ века, как Театр драмы и комедии на Таганке, в котором Золотухину выпало прослужить почти полвека. Если это и «донос ужасный» (как не без юмора определил жанр золотухинских сочинений Ю.П. Любимов), то первым пострадавшим от такого «доноса» стал сам летописец, ни в чём не приукрасивший ни себя, ни свою жизнь. И это, конечно, подвиг. Однако подвижничество на Руси часто бывает подвергаемо сомнению, вызывает зависть современников, как собственно и сам дар Божий.
Даже в эти трагические дни один из коллег Золотухина не постеснялся назвать его «способным во многих отношениях человеком». Да нет, господа, способности Бог дал вам, может быть, и большие, а ему – великий, неподражаемый талант, дабы открыл он на актёрском поприще и показал людям глубинную, гениальную сущность того народа, из которого сам и вышел. И народный артист – это не звание, это была его суть.
Если же попытаться коротко определить человеческую сущность Валерия Золотухина, то без раздумья скажу, что он был – настоящим. Настоящим профессионалом. Настоящим мужчиной. Настоящим другом. Настоящим русским интеллигентом. Деликатным, сговорчивым, благородным человеком. В добродетелях всегда держал мудрость и ненавязчивость.
Искромётный на сцене, в жизни он играть отказывался, поэтому все разделы «Таганки» прошли через его сердце. Все расколы и передряги оставили свои рубцы и раны. Я свидетельствую об этом не только как конфидент, но и как простой зритель на этом большом и скверном театре жизни.
Мы дружили с Валерием Сергеевичем больше 30 лет, но по взаимному молчаливому сговору были на «вы». И лишь дважды сказали друг другу «ты» – в день ужасной гибели его сына Сергея и в день столь же безвременной кончины моего сына Фёдора.
Я благодарю вас, Валерий Сергеевич, за красоту нашей дружбы, за вашу сердечность, участие и понимание.
Мне нечем утешиться сегодня. Я смотрю в телевизор, где заразительно смеются ваши неумирающие герои, – и ничего не вижу. Я слушаю ваш неповторимый голос – и плачу.
Надежда КОНДАКОВА
«ЛГ» выражает глубокие соболезнования родным и близким В.С. Золотухина.
Из первых террористов
О. Скорцени. Неизвестная война / Пер. с франц. О.П. Ковалёнок. - Минск: Попурри, 2012. – 576 с. + вкл. 16 с. – 3500 экз.
Читать эту книгу следует с большой осторожностью, ведь её автор – шпион-диверсант, работавший на фашистскую Германию, и, конечно, убеждённый фашист. Книга впервые увидела свет в 1975 году, когда человека, её сочинившего, знали настолько хорошо, что достаточно было назвать имя – Отто Скорцени. Сейчас Скорцени почти забыт, но его сочинение всё равно представляет определённый интерес. Оно даёт возможность увидеть, что творится в голове у экстремиста.
Не так уж важно, состоит этот экстремист на службе у Гитлера или другого лидера, призывающего к массовым убийствам, – искажение восприятия происходит по одним и тем же принципам. К примеру, Скорцени, как и любой экстремист, считает себя героем.
"Я мог водить не только немецкие и американские танки, но и русские Т-34, – хвастается он. – Я мог также пилотировать самолёты и скоростные катера, умел плавать, хорошо стрелял, был способен руководить артиллерийским огнём, командовал разведкой, писал внятные рапорты и так далее". Прямо-таки Джеймс Бонд Третьего рейха! Супершпион! По мнению Скорцени, именно эта разносторонняя подготовка позволила ему встать во главе особого подразделения, ведшего войну с врагами Германии в соответствии с «новой концепцией».
