Ю Сорокин - Д И Писарев
Успехи в развитии народности Писарев ставил в тесную связь с общим развитием науки и литературы в стране. Но литература, по убеждению Писарева, еще не может непосредственно влиять на сознание народа; она еще далека, оторвана от него. Поэтому Писарев и выдвигает в статье "Схоластика XIX века" задачу "гуманизации среднего сословия" как первоочередную задачу. Литература должна всемерно способствовать тому, чтобы у лучшей части образованного общества, у людей, "способных понять истину и отрешиться от отцовских заблуждений", вырабатывалось разумное миросозерцание, чтобы все шире становился круг деятелей, способных понять народные интересы и тесно сблизиться с народом. Именно поэтому для Писарева освобождение личности от гнета старого, от влияния "авторитетов" и является важнейшим условием демократического переустройства общества.
Нетрудно заметить, что набросанная в "Схоластике XIX века" общественно-политическая программа Писарева, при всей ее сильной антикрепостнической и демократической направленности, носит все же менее определенный характер, чем та, которую развивал в годы революционной ситуации "Современник" Чернышевского и Добролюбова. Об этом ясно говорят и литературно-критические статьи Писарева конца 1861 года ("Стоячая вода", "Писемский, Тургенев и Гончаров", "Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова").
В этих статьях дана острая критика старого, обнажается уродливость отношений, господствующих в дворянской и мещанской среде, в "патриархальной" семье. Писарев показывает тлетворное, разлагающее влияние этой обстановки на тех, кто не способен ей решительно противостоять. В этом смысле он продолжает ту работу обличения "темного царства", которую вели Герцен, Чернышевский и Добролюбов. Большое место заняло при этом разоблачение людей типа Рудина, не способных к настоящему делу, "героев фразы". Пафос статей Писарева состоит в призыве к общественной активности, к действию, к труду. "Работать надо, работать мозгом, голосом, руками, а не упиваться сладкозвучным течением чужих мыслей, как бы ни были эти мысли стройны и вылощены", - говорит он в статье "Писемский, Тургенев и Гончаров". "Только тот, кто переработал идею, способен сделаться деятелем или изменить условия своей собственной жизни под влиянием воспринятой им идеи, т. е. только такой человек способен служить идее и извлекать из нее для самого себя осязательную пользу". Все это придавало статьям Писарева глубокую актуальность, действенность, определяло их демократическую направленность.
Но в этих статьях, как и в "Схоластике XIX века", Писарев еще не ставит прямо вопроса о широком народном движении, о подготовке крестьянской революции. Страстно желая решительных перемен в окружающей жизни, пробуждения народа, устранения всего, что мешало дальнейшему прогрессу страны, молодой критик, однако, еще не оценил вполне значения сложившейся в 1859-1861 годах революционной ситуации.
Этим прежде всего отличается позиция Писарева в 1861 году от позиции Чернышевского и Добролюбова. Чернышевский и Добролюбов последовательно готовили в это время демократические силы к прямому революционному выступлению. И в подцензурных статьях они умели донести до сознания читателя идею неотвратимости крестьянской революции. Они были глубоко убеждены в том, что широкое народное выступление против существующего строя совершится в ближайшем будущем. Правда, они ошиблись в своих расчетах: революционная ситуация 1859-1861 годов не привела к всеобщему революционному выступлению крестьянства, демократических сил страны. Но условия общественной борьбы этого времени были таковы, что, как писал В. И. Ленин, "самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание - опасностью весьма серьезной". {В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 27.} Ясно видя эту возможность революционного взрыва, Чернышевский и Добролюбов всю свою деятельность направили на прямую его подготовку. Именно то, что они, непримиримо борясь со всякого рода либеральными иллюзиями, последовательно отстаивали революционный путь как единственно возможный в тех условиях путь коренного разрешения крестьянского вопроса, - составляло их силу как передовых деятелей освободительного движения, его идейных руководителей.
Такой зрелости революционных убеждений, общественно-политической программы мы не находим еще в статьях Писарева 1861 года. Он, без сомнения, всецело на стороне демократии. Он признает великое освободительное значение революционных действий. Но он не видит еще в это время объективной возможности крестьянской революции, не отдает полного отчета в силе современного ему демократического движения. Поэтому его программа носит менее определенный характер. В ней сильно звучат ноты безоговорочного осуждения старого, но нет отчетливой перспективы революционного действия масс. Не видел он еще и нового деятеля, способного возглавить такое движение. Таким образом, сходясь с Чернышевским и Добролюбовым на общей программе решительного отрицания старого, он не раскрывает перед своим читателем тех революционных путей, которые могут в данных условиях смести это старое. В качестве положительной программы он выдвигает в статьях 1861 года более общий план ближайших действий демократических сил. Для того чтобы пробудить народ, дать решительный толчок развитию народной жизни, основной задачей в эти годы, по Писареву, является формирование молодого поколения демократической интеллигенции, пробуждение в широких слоях образованного общества сознания невозможности жить по-старому, сплочение лучшей части этого общества, способной понять задачи времени и понести в народ разумное миросозерцание. Основной задачей для него является расшатывание основ старого мировоззрения, решительная и безоговорочная критика всего старого и отжившего, выставление на свет гнилости и уродливости старых порядков.
В этом расхождение Писарева с Чернышевским и Добролюбовым в оценке ближайших тактических задач демократического движения, в оценке сложившейся к тому времени политической ситуации. Отсюда и расхождение Писарева с некоторыми важными выводами литературно-критических статей Добролюбова.
В статье "Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова" это обнаруживается в оценке романа Тургенева "Накануне" и романа Гончарова "Обломов". Как известно, Добролюбов в статье "Когда же придет настоящий день?" подчеркнул актуальность основного образа тургеневского романа. Правда, он отмечал "бледность очертаний Инсарова", писал, что "этот Инсаров все еще нам чужой человек", {Н. А. Добролюбов, Собрание сочинений, т. 3, М. 1952, стр. 53. Курсив Добролюбова.} но все же подчеркивал "величие и красоту его идей", цельность его характера. Основным в статье Добролюбова явилась твердо выраженная уверенность в том, что скоро выступят на сцену русские Инсаровы, способные до конца выдержать борьбу с "внутренними врагами". С глубокой симпатией отнесся Добролюбов и к образу Елены, подчеркивая его силу и жизненность. Он не скрывал слабостей этого образа, "несмелость" и "практическую пассивность" героини, неопределенность ее исканий. Но тем не менее Добролюбов увидел и здесь у Тургенева "новую попытку создания энергического, деятельного характера". "Как идеальное лицо, составленное из лучших элементов, развивающихся в нашем обществе, - писал он, - Елена понятна и близка нам". {Н. А. Добролюбов, Собрание сочинений, т. 3, М. 1952, стр. 40.} С особой силою были подчеркнуты Добролюбовым необходимость появления нового героя, готового и способного на революционный подвиг, и созревание в русском обществе такой глубокой неудовлетворенности существующей жизнью, которая могла бы привести к революционному взрыву.
Писарев иначе смотрит на основные образы романа. Он утверждает, что Инсаров создан "процессом механического построения", не признает его "живым лицом", отрицает целостность этого характера. Резок и его приговор Елене. Он считает ее экзальтированной мечтательницей, даже "психически больной". "Жить и действовать вы решительно не умеете", - говорит он, обращаясь к Елене. Нельзя не отметить и существенное различие между Добролюбовым и Писаревым в тоне оценки Берсенева и Шубина. Добролюбов видит в них типичных представителей либерализма и осмеивает их половинчатость. Отношение Писарева к ним более сдержанное. Проявлением мечтательства, предупреждающего действительность, считает он то, что Тургенев вместе с Еленой "бракует Шубина и Берсенева".
Объясняя неудачу, которая, по его мнению, постигла Тургенева с образом Инсарова, Писарев делает очень симптоматичное заключение: "Кто в России сходил с дороги чистого отрицания, тот падал". Короче говоря, он не видит еще необходимых условий для изображения нового, положительного героя.
Не менее резким оказалось расхождение с Добролюбовым и в оценке романа Гончарова. Писарев со свойственной ему решительностью теперь отмежевывается от той высокой оценки "Обломова", которую он сам дал в статье 1859 года. Теперь он готов причислить Гончарова к представителям "чистого искусства". Эта оценка Гончарова как художника без сомнения полемична. Она в значительной степени вызвана тем, что в это время Гончаров как цензор заявил себя преследованиями демократической литературы. Но нетрудно заметить, что общая характеристика писательской манеры Гончарова полемически направлена и против того, что говорил Добролюбов в статье "Что такое обломовщина?". Добролюбов также писал там, что Гончаров "не дает, и, невидимому, не хочет дать, никаких выводов" относительно изображаемого. Но он видел сильнейшую сторону таланта Гончарова "в уменье схватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его". {Там же, т. 2, М. 1952, стр. 109.} Добролюбов отмечал, что антикрепостническая направленность "Обломова", независимо от намерений автора, вытекает из самих материалов романа, из самих глубоко типических и мастерски обрисованных образов его. Писарев не принял этой тонкой характеристики романа. Полемические намерения заслонили в его статье объективный анализ романа как художественного произведения. Он обвиняет Гончарова в том, что нет у него ясно выраженного взгляда на предмет, нет прямых выводов. Объективность изображения у Гончарова он готов рассматривать как простую фотографичность. Добролюбов в целом высоко ставил роман "Обломов", отмечал типичность его характеров и окружающей их обстановки. Писарев же утверждает, что "главные действующие лица (романов Гончарова. Ю. С.) созданы головою автора, а не навеяны впечатлениями живой действительности". Добролюбов смотрел на Обломова как на исторически сложившийся тип, порожденный крепостническими отношениями. Писарев, отвергая либерально-клеветническую оценку Обломова как порождения всей русской жизни, вместе с тем не видит в нем ничего типического, не видит его обусловленности определенными социальными отношениями. "Обломов просто ленив, потому что ленив", - приходит он к выводу. Добролюбов, говоря об "обломовщине" как социальном явлении, ставил Обломова в связь с образами других "лишних людей" в русской литературе, в том числе и с Рудиным и Белыовым. Писарев прежде всего подчеркивает отличие Обломова от героев типа Рудина и Бельтова. Недостатки Рудиных и Бельтовых он ставит в связь с вызвавшей их к жизни социальной обстановкой, он смотрит на этих героев как на жертвы существующего порядка вещей. Обломов же с его ленью, по мнению Писарева, целиком "поставлен в зависимость от своего неправильно сложившегося темперамента". Самому термину "обломовщина" Писарев отказывает в значении крылатого слова, имеющего определенный социальный смысл. Добролюбов считал образ Ольги Ильинской живым, глубоко типическим образом русской женщины, способной к самостоятельному развитию. Писарев считает ее фигурой выдуманной, "марионеткой". Таким образом, в оценке "Обломова" Писарев почти по всем пунктам разошелся с Добролюбовым. Лишь в характеристике Штольца сошлись они. В положительной оценке Штольца в романе как деятеля нового тина они видели проявление типичного либерализма.
