Русская пятерка. История о шпионаже, побегах, взятках и смелости - Гейв Кит

Похожую картину можно было наблюдать и у больницы.

– На улице собралось много людей с цветами и плакатами, – рассказывает Игорь Ларионов. – Поддержка со стороны болельщиков трогала до глубины души. Было видно, что весь город пытается сделать все возможное, чтобы вытащить ребят из комы и вернуть их к нормальной жизни.

Фетисов уверен, что у больницы собралась тысяча людей. Правда, его память могла серьезно завысить эту цифру. Там были десятки людей, в этом нет никаких сомнений. Может быть, даже сотня, не считая толп журналистов, которые освещали события непосредственно после аварии и в течение нескольких следующих дней. Один человек даже разбил палатку, поклявшись, что никуда не уйдет, пока лежавшие в коме люди не выйдут из больницы своими ногами.

Этому не суждено было случиться.

У Владимира Константинова была травма головы, вызванная силой инерции при резком торможении – его тело влетело в заграждение между салоном лимузина и водительским отделением. Поэтому мозг со всего размаху сначала ударился об одну стенку черепа, а затем о другую, как объяснили врачи. Это может вызвать серьезнейшее и невосстановимое повреждение тканей. Сергей Мнацаканов также получил обширную травму головы – его череп треснул в районе правого уха.

Через пять дней после аварии Славу Фетисова выписали из больницы. Но он часто туда возвращался, чтобы проведать своих товарищей.

– Я рад, что меня отпустили домой, – сказал он на пресс-конференции после выписки. – Но Владимир и Сергей по-прежнему нуждаются в нашей поддержке.

Реанимационное отделение госпиталя Бомонт, как и многие другие, жесточайшим образом ограничивает посещение пациентов, находящихся в критическом состоянии. Только у членов семьи есть к ним доступ. Однако в Бомонте скоро узнали кое-что важное о хоккеистах, а именно, что партнеры по команде и есть семья. Поэтому игроков «Ред Уингз» невозможно было не пустить к Владимиру и Сергею. Персонал больницы отступил. К каждому пострадавшему устремились ручейки посетителей – в основном их братьев, с которыми они делили одну раздевалку.

В день выписки Фетисова у врачей, наконец, появились хорошие новости. Доктор Кэрол Закалик сказала журналистам, что Мнацаканов начал реагировать на простые команды. Например, он мог сжать правую ладонь.

Много недель спустя Константинов также стал понемногу приходить в сознание.

– Он вроде бы начал шевелить пальцами на правой ноге, если его попросить об этом на русском, – сказала Закалик. – И даже открыл глаза.

Константинов долго выходил из комы. Это было вовсе не как в кино, где герои спокойно поднимают веки и начинают задавать вопросы о том, как они здесь оказались и сколько времени провели без сознания – причем в ясном уме и трезвой памяти. Здесь все было совсем не так.

– Это длилось вечность, – говорит Уортон.

Когда же Владимир наконец открыл глаза – кажется, это была реакция на русскую речь, – в его взгляде не было никакой ясности. Владди по-прежнему находился в коматозном состоянии.

Однако это приободрило врачей.

– Он определенно понимает, что люди с ним разговаривают, – заметила Закалик.

Открыв глаза, Константинов смотрел в одну точку. Он был не в состоянии следить за передвижениями медсестры по палате.

Неизвестность окутала этажи, где Владимир и Сергей боролись за жизнь. Врачи по-прежнему не могли сказать с уверенностью, выживет ли кто-то из них или нет.

Заходя в их палаты, неловко себя чувствовал даже физиотерапевт Уортон, хотя был человеком медицины. Возникало такое ощущение, что вокруг обоих пациентов было больше аппаратуры, чем нужно для высадки на Луне. Трубки и провода соединяли их тела с машинами – многие из них издавали звуки, по которым было понятно, что люди находятся на грани жизни и смерти. Постоянное пиканье пульса на мониторе, зловещее подсасывание аппарата искусственного дыхания, закачивавшего кислород в беспомощное тело… В комнате была абсолютная стерильность. Все это говорило о человеческой трагедии. Уортон навещал их каждый день, как и многие другие.

– Многие игроки заходили к ним каждый день, как и члены их семей, – рассказывает Уортон. – Как правило, мы с ними просто разговаривали, а иногда включали «We Are The Champions», потому что Владди очень нравилась эта песня. Когда мы выиграли кубок, он ее постоянно пел на ломаном английском, а мы смеялись. Знаете, это ведь было чуть ли не последнее, что игроки слышали от него, когда он садился в лимузин – он пел эту песню. Поэтому мы ее часто ему ставили.

Иногда Ларионов приводил своих дочерей Аленку и Диану, которым тогда было десять и шесть лет, чтобы они спели ему эту песню.

После нескольких практически безрезультатных недель у Уортона появилась идея. Он позвонил Филу Притчарду – хранителю Кубка Стэнли.

– Просто я подумал, что Владди должен был его увидеть, – объясняет Уортон. – Или по крайней мере побыть с ним рядом.

Притчард принес кубок в палату Константинова и вместе с Уортоном осторожно положил его на кровать. Уортон объяснил Владимиру, что они делают. Он взял руку Владди и положил ее на сияющий серебряный трофей, где скоро будет выгравировано его имя.

У Кубка Стэнли есть свойство притягивать толпу, поэтому в палате хватало медперсонала. Некоторые из аппаратов, к которым был подключен Константинов, зафиксировали его изменившийся пульс.

– Медсестра заметила: это был один из первых случаев, когда они увидели улучшение его жизненно важных показателей – например, он сжал ладонь, – вспоминает Уортон. Поэтому он решил, что Кубок Стэнли будет периодически навещать Владимира.

А вот некоторым игрокам было тяжело регулярно навещать партнеров в больнице.

– Тяжело видеть в таком состоянии тех, кто был неотъемлемой частью команды, сильным и страстным поклонником своего дела, – делится Уортон. – Это, конечно, не повод не приходить. Но, мне кажется, некоторых ребят это отпугнуло. Думаю, им было тяжело это принять, это слишком глубоко их ранило.

Празднование чемпионства резко оборвалось, игроки «Детройта» с грустью вернулись к своим летним планам. Никлас Лидстрем улетел с семьей домой в Швецию, но его лето было уже не спасти.

– Я вспоминал, как нам было весело всего неделю назад. И всё, через что мы прошли вместе, – рассказывает он. – В одночасье победа в Кубке Стэнли потеряла свое значение, потому что мои партнеры были в беде. И непонятно, что с ними будет дальше. Это очень тяжелое время.

Спустя девять дней после аварии «Ред Уингз» провели благотворительный матч. Фетисова выписали из больницы совсем недавно, но руководство клуба решило обратиться к нему с просьбой провести символическое вбрасывание. Понятное дело, это должно было укрепить дух убитого горем города.

– Они сказали мне: «Слава, ты же сам понимаешь, в городе не знают, что думать, – вспоминает Фетисов. – Это очень тронуло сердца людей. Они переживают, а нам нечего им сказать. Поэтому мы и просим тебя прийти на игру».

Конечно, он пришел.

Фетисов приехал на стадион, и «Ред Уингз», как всегда в подобных случаях, выкатили на лед красную ковровую дорожку. Фетисов чувствовал себя как дома на родной «Джо Луис Арене». Он был воодушевлен, но в то же время нервничал, поскольку не знал, чего ждать. Непосредственно перед выходом на лед он начал испытывать небольшие трудности при ходьбе.

– Я хромал, потому что у меня вся правая сторона была отбита, – объясняет он. – Затем они объявили мое имя, и я подумал: «Нельзя хромать». Я должен выйти уверенной походкой и улыбнуться. Энергия должна быть положительной.

Когда его имя прозвучало под сводами арены, 15 501 болельщик встал на ноги и подарил ему гром аплодисментов, от которых у него мурашки по телу побежали.

– Я прямо кожей все почувствовал. Для меня это был особый момент, – делится Фетисов. – Люди восприняли это как свою личную трагедию… Я никогда его не забуду. Это останется со мной навсегда…