Константин Скворцов - Каменный Пояс, 1986
На заявлении поставлена резолюция зам. предгубисполкома тов. Жирякова в горуездный исполком тов. Новикову-Лебедеву: «Сделать распоряжение о приостановлении выселения, так как надо навсегда разрешить и упорядочить этот нелепый вопрос».
Записка техсекретаря интересна во многом: во-первых, уточняются должности В. Правдухина и Л. Сейфуллиной, которые они занимали в конце 1920 года, работая в губернских учреждениях Челябинска. Во-вторых, что очень важно, указывается адрес, по которому сейчас можно безошибочно установить дом, где они жили. (К сожалению, дом этот не уцелел.) В-третьих, подчеркивается личная скромность Правдухина и Сейфуллиной и внимательное отношение к ним как сотрудникам со стороны зам. губисполкома тов. Жирякова.
Было бы очень важно познакомиться с личным заявлением, но поиски не увенчались успехом. Зато удалось найти неизвестные служебные бумаги, собственноручно написанные Лидией Николаевной. Это докладная записка в президиум губисполкома об ухудшении снабжения продуктами питания детских учреждений и о принятии срочных мер по его улучшению. Записка эта подписана Л. Н. Сейфуллиной как секретарем губернского уполномоченного ВЦИК по улучшению жизни детей в Челябинской губернии.
По документам, найденным здесь ранее и обнародованным, было известно, что Лидия Николаевна, будучи работником губнаробраза, проводила большую работу по борьбе с беспризорностью и была активным организатором Тургоякской детской колонии и детских домов в губернии. Найденный документ подчеркивает, сколь важный пост она занимала в ту пору, уточняет ее высокие полномочия.
Записка помечена 17 июня 1921 года, а с нею в деле хранится еще одна бумага, подписанная Л. Сейфуллиной, — копия циркулярного предписания всем губпродкомам о неуклонном исполнении директивы о снабжении больных и призреваемых детей, которое «производить вне всякой очереди, преимущественно перед всеми остальными группами потребителей».
Характер этих документов дополняет общественный облик Л. Сейфуллиной, раскрывает перед нами дисциплинированного и болеющего за свое дело сотрудника молодого советского учреждения.
После того, как Л. Сейфуллина вместе с В. Правдухиным переехала в Москву, она не забывала Урал и часто бывала в Свердловске, Челябинске и Магнитогорске. Здесь ее интересовали молодые литературные силы, за которыми она пристально следила и оказывала им помощь.
В ноябре 1932 года Л. Сейфуллина побывала в Свердловске. Она выступала на стройках ГоспромУрала, в клубах Профинтерн, Деловом клубе строителей. Ее выступления предварял В. Правдухин докладом о творчестве писательницы.
После 20 ноября она была в Челябинске, а затем состоялись встречи с магнитогорцами. Здесь она ознакомилась с историей литературного движения на Магнитострое, отметила огромный рост творческих сил, особо подчеркнула большую положительную роль товарищеской критики литературных произведений авторов, работающих здесь, и выразила сожаление, что оргкомитет охватил не все творческие силы Магнитостроя, не развернул как следует работу по призыву рабочих-ударников в литературу.
Л. Сейфуллина ознакомилась со стихами Б. Ручьева, М. Люгарина, высказала пожелание о том, чтобы магнитогорские писатели уделяли больше внимания созданию хороших пьес. Много позднее Л. Сейфуллина, следя за уральскими молодыми авторами, горячо поддерживала прозаика С. Мелешина.
В годы Великой Отечественной войны, несмотря на свою болезнь, Л. Сейфуллина не могла стоять в стороне от происходящих событий. Она отказалась от эвакуации в тыл и добилась выезда в действующую армию. Сохранилось заявление Лидии Николаевны в управление милиции г. Москвы от 29 октября 1943 года с просьбой разрешить ей, члену президиума Союза советских писателей СССР, выехать на фронт в подшефную 39-ю армию генерал-лейтенанта Берзарина Николая Эрастовича. Это была ее очередная поездка к фронтовикам. Впервые Сейфуллина в действующей армии была в 1942 году. По Всесоюзному радио передавались ее материалы о героизме солдат и офицеров, в газетах печатались очерки и корреспонденции. Журналистская активная деятельность по заслугам была оценена командованием армии. В День Советской Армии в 1943 году ее наградили гвардейским значком. Этим значком Лидия Николаевна очень гордилась и, когда шла на какое-либо выступление или официальный вечер, — как утверждала ее сестра З. Сейфуллина, то всегда прикалывала его рядом с орденом Трудового Красного Знамени.
«Поедем, Ясынька...»Прочитана стопка неопубликованных писем Лидии Николаевны к Ларисе Михайловне Рейснер, которой в мае 1985 года исполнилось бы 90 лет.
Пытаюсь вникнуть в их удивительно нежную дружбу, разных по характеру людей, оставивших в молодой советской литературе неизгладимый след. Их роднит богатая внутренняя культура русских интеллигентов, воспитанных на лучших семейных и общественных традициях, где высоко ценили не только отечественную словесность, но и хорошо знали европейскую литературу.
Это были женщины разного склада. Одна — смелая и решительная в действиях и поступках, скорее мужественная, способная совершить подвиг, не боявшаяся никаких превратностей судьбы, но остававшаяся поразительно женственной, красивой, обаятельной. Другая — тоже душевно смелая, но по-женски хрупкая, более ранимая, сердечно привязанная к человеку и остро чувствующая его невзгоды, горячо ратовавшая за то, чтобы ему, человеку труда, жилось вольготно и хорошо.
Несмотря на их явное различие, обе щедро отдавали унаследованную интеллигентность своему народу, служили ему верой и правдой, жертвовали всем лучшим, и обе были счастливы своим литературным призванием.
Когда же проросло их благодатное зерно дружбы, какие корни питали их бескорыстное человеческое чувство? Ответить, значит, глубже понять суть их взаимного уважения и любви друг к другу. Я вижу ответ в привязанности к той малой земле, где прошли их детство и юность: то были Сибирь и Урал. Они полюбили эти края с малых лет, сохранили горячую верность и в зрелую пору. Та и другая — хорошо знали сибирские просторы и уральские горы, подметили самое главное в людях труда, занятых на шахтах и заводах, занимающихся крестьянством.
Они познакомились, когда Лидия Николаевна находилась на волне творческого подъема и имя ее было популярно у читателя. За ее плечами были повести «Правонарушители», «Перегной», изданные в Москве, Новониколаевске, Екатеринбурге, и напряженная, плодотворная работа в редакции журнала «Сибирские огни».
Лариса Рейснер уверенно вошла в литературу с книгой «Фронт», составленной из ее корреспонденции участника гражданской войны на Восточном фронте. Были и обжигающие правдой очерки «Уголь, железо и живые люди».
Их сблизила не только житейская дружба, взаимопонимание, но и литературные симпатии. Обе жаждали открытий на творческом пути. В их произведениях поднимались целинные темы молодой советской литературы — глубоко и широко показывалась народная жизнь.
Если неопубликованные письма Л. Сейфуллиной еще не раскрывают всех этих причин, не затрагивают проблем, связанных с литературным процессом, то свидетельствуют о теплых, дружеских отношениях, приоткрывают их истоки, показывают, сколь эмоционально высоки и искренни были их чувства друг к другу. Самое же главное, письма эти помогают спустя десятилетия проникнуть в душевный мир двух талантливейших женщин, начинавших творческий путь и получивших признание, когда только закладывались первые камни в фундамент литературы, рожденной Великим Октябрем.
Письма Лидии Николаевны хранятся в отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина в фонде Л. М. Рейснер. Вот письмо от 11-го октября 1925 года. Тогда Сейфуллина жила в Ленинграде, Лариса Михайловна — в Москве, где работала в «Известиях».
«Лариса Михайловна!
Где вы, неподобная и бесподобная женщина? Жажду поглядеть на Вас, послушать Вас... Так как я «попутчица» с путаной идеологией, то думаю, что в общем и целом Вы — ангел, и я Вас по-прежнему люблю. Черкните... хоть пару слов о себе. А лучше всего приезжайте к нам на день, посмотреть на нас, проживающих ныне в бельэтаже и распространенности на целых 4 комнаты с кухней и теплыми удобствами, в соответствующей стильной обстановке. Передайте привет К. Р. Я с ним тщилась поговорить по телефону, но телефон заупрямился. Очевидно, заподозрил меня в эротических устремленьях К. Р. Этого не было, хотя и помирала, так он мне глянется, правда, очень его люблю. Позвонила я, чтобы узнать, где Вы. Так и не узнала. Пребываю в горестном неведении до сих пор, извлеките из него.
Ваша, конечно, только душой, ибо тело мое Вам никак ни к чему.
Л. С е й ф у л л и н а».Николай Смирнов, тогда очеркист «Известий», позднее писатель и критик, в воспоминаниях о Л. Рейснер, говорит: «Мне, кроме редакции «Известий», не раз приходилось встречаться с Л. М. в квартире В. П. Правдухина и Л. Н. Сейфуллиной, где в 1924 году часто собирались московские писатели. Здесь можно было увидеть и молодого крестьянского поэта, писавшего «гнедые стихи» о башкирских кобылицах, и солидную, похожую на институтскую классную даму Ольгу Форш, читавшую мужским баритоном антологические стихотворения, и цыгански смуглого М. М. Пришвина... а иногда звонкого Виктора Шкловского, самовлюбленно ронявшего свои «бисерные» афоризмы...
