Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №5 (2004)
Читая “Поднятую целину” — душою плачешь, и смеешься от души. И главное, чувствуешь ту линию — за которую так с гордостью дерется непобедимая — во главе с Великим Вождем тов. Сталиным— Ленинская коммунистическая партия большевиков. Правдивость колебаний в крестьянстве при коллективизации, отраженной в книге писателя Шолохова, — незабываема, и после чтения оставляет несокрушимый эффект.
Больше таких книг — т. Шолохов! Ваша книга “Поднятая целина” — спутник и агитатор к скорейшему подходу к социализму — бесклассовому пролетарскому строю.
Жду (и миллионы ждут) II книгу “Поднятой целины”.
Рабочий по общественному питанию И. М. Кротов.
Таджикистан, город Сталинабад.
(ед. хр. 710, л. 29—29 об.)
10 ноября 1934 г.
“Поднятая целина” ни к черту не годится, только и всего, что написано только про колхозы, да про ударников, а мы все знаем, что нам уже все это перегрызло шею. Но мы не станем ругать Шолохова за это. Правда, у Шолохова есть мастерство писать, но теперь ведь настала такая эпоха жизни, что даже не о чем писать и нечего рассказывать из этой чертовой жизни. Тут не до книг, когда жрать нечего стало с этими колхозами, с коллективами, пошли они к черту. Вы нас, черти, заморили с голода.
Так вот каково ваше будет мнение об этом отзыве.
г. Тара**, ученики педтехникума.
(ед. хр. 708, л. 57)
23 ноября 1934 г.
Мой товарищеский и коммунистический тебе совет, Миша Шолохов: во II книге “Поднятой целины” поднять роль партячейки на должную высоту.
— Вывести Разметнова, Нагульнова и тов. Давыдова в подлинных коммунистов, победителей всех препятствий в борьбе с классовым врагом.
— Вдребезги расчихвостить есауловщину, снять волчью шкуру с Якова Лукича как классового врага и предводителя интересов рабочего класса, чтоб неповадно было другим совать свое свинячье рыло в наш советский огород.
— Откажись от похабных словечек, постарайся избегнуть их, как подлого остатка от враждебного нам капиталистического наследства, замени их другими, более жизненными, полезными и научными, — тебе в карман за ними не лазить.
Миша! Не забывай, что на нашей современной советской литературе воспитываются наши кадры и молодое поколение.
С комприветом с/х рабочий, 35 лет, П. Данилов. Ростов-на-Дону.
(ед. хр. 710, л. 35)
23 ноября 1934 г.
Не касаясь художественных достоинств книги, считаю необходимым сообщить свое мнение по вопросу о политической выдержанности книги, вероятно, вопреки общепринятым взглядам.
Самой яркой, живой и остающейся в памяти фигурой в книге “Тихий Дон” является фигура Григория Мелехова. Как человек он наделен храбростью, сметкою, упорством и настойчивостью, неплохими физическими данными и т. д. Нестойкость и шатание в политических вопросах, неопределенность и смена симпатий к политическим группировкам в незначительной степени могут служить факторами, отрицательно влияющими на впечатления читателя, даже такого, который достаточно искушен в критике или имеет солидное образование и политическую выучку. В подавляющем же большинстве случаев впечатления о Григории Мелехове будут положительные, вызывающие симпатии, восхищение и чувство подражания.
Иными словами, громадное большинство читателей, имея в виду законы художественных восприятий, будет отождествлять себя с Григорием Мелеховым, а не с кем иным из героев.
Но ведь Григорий классовый активный враг пролетариата. Кому же нужны чувства восхищения и подражания нашему классовому врагу? Получается так, что в книге классовый враг (3-я книга особенно) герой и умница , а герои крестьянской бедноты и пролетариата серые, часто ходульные. Такая установка, если можно так выразиться, едва ли приемлема для нас.
В кратком письме едва ли возможно написать критический обзор книги, поэтому я ограничиваюсь вышеуказанными общими замечаниями.
Несколько еще организационных выводов, которые я бы сделал, исходя из указанных предпосылок.
Третью книгу “Тихого Дона” запретить, если в четвертой книге Григорий не осознает правоту пролетариата и не перейдет на сторону красных, где покажет себя таким же храбрецом, каким был у белых.
Всякое другое окончание будет, по-моему, контрреволюционным.
Отзыв прислал врач, 38 лет.
Если издательство интересует подробный отзыв о книге и оно находит мысли автора достаточно интересными, прошу сообщить по адресу: Донбасс, Горловка, больница, М. И. Самохатько .
(ед.хр, 700, лл. 19—20 об.)
Михаилу Шолохову!
Я никогда не писал в Москву и не имел связи с ней. Но за это творчество произведения вашей книги “Поднятая целина” я буду рад сообщить Вам свою одобренность по адресу Автора этой книги.
Я, конечно, мало читал романов, потому что я кончил ликбезное образование и достиг самообразованием хорошо читать. Но мне приходилось читать романы, в которых я утомляюсь от лишне продолжительного развития сюжета каждой сцены. Непонятные слова, которыми, вероятно, автор стремится доказать свою грамотность, затемняет ясность книги.
Я пишу вам выводы вашей книги, но писать нет сил. Если бы я мог говорить устно с вами, то я бы высказал все то, что у меня творится в груди. Я однако скажу. Нам нужна своя книга, понятная, простая, веселая и зажигающая сознание масс в идее коммунизма. Ваша книга в этом соответствует. Я с жадностью прочел ее в часы отдыха за 3 суток и, когда я не думал о конце, прочел “Конец первой книги”, то, как собака, ищущая своего хозяина по следу, который вдруг теряется, она пробегает, а потом, не найдя дальше следа, она ворачивается и перенюхивает след. Так и я. И еще жалко стало, что нет второй книги, и обидно при мысли, что, может быть, я ее не получу.
Ну, пока.
Мой адрес: г. Туркестан, рудник Ачи-сай. Урюпину Ивану Васильевичу.
Пришлите II-ю книгу. Я уплачу.
(ед. хр. 708, лл. 133—134)
1 января 1935 г.
Дорогой товарищ Мих. Шолохов!
Мы, деревенские малограмотные ребята, прочитали совместно ваше большое произведение “Поднятая целина”, и, узнав в конце книги ваш адрес (между прочим, мы сомневаемся в адресе, а потому опасаемся, что наше письмо не дойдет лично к вам), мы решили, если вам не будет противно, сообщить наш отзыв.
Мы вас, Миша, полюбили (особенно я) ровно год назад, читая огромное ваше произведение “Тихий Дон”. Причина, которая заставила вас полюбить, является художественное творчество, которым заражаются окружающие вас, как деревенская, так и городская жадно читающая молодежь. Нам нельзя вас, Миша, не полюбить, потому что мы признаем вас нашим дорогим, чисто деревенским писателем, так как ваше произведение пылает истиной деревенского быта, и потому-то я решился написать.
Я не буду описывать ваше произведение с какой-либо классовой точки зрения, как то делали В. Г. Белинский, Г. В. Плеханов и ряд других. Нет, мне так не описать! Потому что я прожил восемнадцать лет, за время которых не провел единого дня в школе, вследствие чего письмо будет безграмотным, с большим количеством ошибок, за что, я думаю, вы простите от души. Я лишь постараюсь довести до вас, какое производится впечатление на массу при чтении вашего произведения.
Итак, буду краток.
Прежде чем начать описывать главную суть письма, я должен писнуть несколько страниц о себе.
Родился я в глухой и отсталой деревушке Западно-Сибирского края. Когда я дошел до школьного возраста, то мой дородный дедушка не посчитал нужным отвести меня учиться в школу, говоря, что в советских школах учат богохульству; упоминал, если мне не изменяет моя память, какого-то “антихриста”, о котором я и вовсе не имел даже молекулярного представления. Главное упорство было на малое состояние, да к тому же нужно было ехать в районное село, так как в нашей деревне школы не было. Грамоте же я научился у ссыльного эстонца, который знал довольно хорошо по-русски, лишь чувствовал слабо в отношении грамматики за четыре года весьма упорной над собой работы я все же прошел курс семилетки. И так в шестнадцать лет я кончил свое единоличное (если исключить эстонца) учение, которое досталось мне не так дешево. Для того чтобы поехать учиться дальше, мне не представлялось никаких шансов, так как отца нет (его убили в рядах красных), а мой “многоуважаемый дедушка” задыхался в жадной скупости.
Таким образом, закончив свои занятия и не поимев счастья поехать учиться дальше, я, надо сказать, с жадностью набросился на классику. успел прочитать литературу от Петра Великого (исключая полные собрания сочинений и некоторых современных) вплоть до настоящего времени, из которых особенно полюбил М. Ю. Лермонтова, А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого. Читая ваше произведение, я так же полюбил и вас. И как будто, если не ошибаюсь, замечаю некоторое сходство с толстовской певучестью. В 1932 году встретил вашу книгу “Тихий Дон”, я догадался, что книга должна быть интересна, так как я уже знал, что на Дону живет народ особенный (кажется, читал исторический роман Чапыгина “Степан Разин”*). Читал я ваше произведение не один, а собирал в большие группы деревенскую молодежь. Обыкновенно во время лета собирались на горе, в березняке. При чтении воцарится такая тишина и блеск вылупившихся кругом меня глаз, что нередко приходится от волнения прекращать чтения. Ведь надо прослушивать с утра до позднего вечера, пожирая каждое слово, словно от него зависит какая-либо судьба. И действительно — с первых строк вашего романа перед нами открывается, я бы сказал, живописная панорама донского края, если можно так выразиться. Заражаясь природным описанием донской местности, мои собеседники начинают проклинать то местожительство, где они живут. Особенно парни (я буду так их называть) заражаются выходками хуторских казаков. Гришка Мелехов, которого особенно полюбили и которому стали подражать в выходках так же, как некогда подражал в книге Л. Н. Толстого “Казаки” казак Назарка своему тов. Лукашке.
