Анатолий Александров - Путь к звездам. Из истории советской космонавтики
На шестом витке «Орел» впервые почувствовал какие-то болезненные ощущения при резких движениях головой. Титов тут же доложил о них на Землю. Сергей Павлович постарался успокоить космонавта. Он предположил, что вестибулярные расстройства связаны с влиянием невесомости и вскоре непременно должны исчезнуть. Как раз на этом этапе полета медики наблюдали излишнее беспокойство и у собачек. Так все и произошло.
На семнадцатом витке, когда бортовые часы уже перевалили на вторые сутки орбитального полета, в наушниках Титова раздался глуховатый голос Главного конструктора:
– «Орел»!.. «Орел»!.. Вы готовы к посадке?
– «Заря», понял вас… К посадке готов!.. Все системы действуют отлично. Самочувствие хорошее, – доложил Титов.
– «Орел»! Действуйте по программе, и все будет хорошо. – Королев непоколебимо верил в успех полета.
– Есть, действовать, как учили! – бодро ответил Герман…
Майор Титов приземлился в десять часов восемнадцать минут 7 августа, всего в нескольких километрах от места приземления Гагарина. Потом он сутки отдыхал на берегу Волги в Куйбышеве, а 9 августа прилетел в Москву и на себе ощутил всю волнующую обстановку государственной встречи на Внуковском аэродроме и в Кремле. Москвичи и руководители страны с необыкновенным энтузиазмом чествовали и космонавта-2, как национального героя!.. Так рождалась новая замечательная традиция.
2
Ближе к полудню 9 августа майор Титов прилетел в Москву. Торжественная государственная встреча во Внуково, вечерний правительственный прием в Кремле. Вручение высших наград страны. Все было вроде так и все же не так, как у Гагарина. Но изменить что-то в громоздком «космическом сценарии» было не в его силах. Да и нужно ли?
Генерал Каманин, вернувшийся из длительной командировки по странам Европы и Америки, где он находился вместе с Гагариным, на следующий день после приема в Кремле встретился с Германом в Звездном. Наставника космонавтов интересовали детали его полета, насколько подтвердились или не подтвердились его майские опасения. Он прямо говорил о них Королеву в Сочи.
Интерес Каманина был понятен космонавту-2. О замысле Главного конструктора осуществить в ноябре совместный полет сразу трех «Востоков» продолжительностью до трех суток с установлением визуального наблюдения и радиосвязи между их экипажами в Центре подготовки знали многие. Возможно, такое указание исходило от «верхов», и программу предстояло реализовать еще до ноябрьского праздника, к окончанию работы XXII съезда партии? Этого Николай Петрович пока что не знал. В любом случае проведение качественной подготовки сложной «космической феерии», по его мнению, не представлялось возможным.
Каманин дотошно выяснял ситуацию в полете по виткам:
– Как протекал взлет и выход на орбиту, Герман?
– Ожидаемые параметры взлета получились штатными, – доложил Титов. – Перегрузки не превышали расчетных шести-семи единиц. Я перенес их вполне удовлетворительно.
– Затем наступил период стабильного орбитального полета? – уточнил Николай Петрович.
– Да, со второго до шестого витка никаких отклонений в самочувствии я не заметил. Сделал записи в бортовом журнале, попробовал провести киносъемку поверхности Земли. Еще не знаю, что фактически получилось. Мешала облачность.
– Но на шестом витке ощущения изменились?
– Изменились не только ощущения, Николай Петрович. Появились головная боль, резь в глазах. На седьмом витке я почувствовал головокружение. Меня начало подташнивать. Захотелось попить воды. Я сделал несколько глотков. Тошнота прошла. Тут же появилось ощущение голода. Я перекусил и вскоре уснул. Дальше полет продолжался штатно. Посадка тоже прошла очень удачно, Николай Петрович. В Куйбышеве я быстро восстановился. Чувствую себя хорошо. Готов к новым полетам.
– Я очень рад за тебя, Герман. Но в интересах нашего общего дела о всех перипетиях твоего полета должен знать и Сергей Павлович. Мы оба пришли в космонавтику из авиации, а там, как ты знаешь, соблюдается неписаный закон – полеты не назначаются, пока не выяснены до конца причины происшедшей аварии или катастрофы. Для нас – самочувствие космонавта в полете – то же самое, что авария. Видимо, во всем виновата невесомость, но это надо еще доказать, чтобы найти приемлемое противоядие против нее. Вот когда это будет сделано, тогда и станет возможным назначение новых стартов. Надеюсь, ты понимаешь мои тревоги?
– Но я уже рассказывал Сергею Павловичу о характере полета перед заседанием Государственной комиссии в Куйбышеве.
– Королеву рассказывал, а Государственной комиссии доложил только о расстройстве вестибулярного аппарата?.. Я правильно тебя понял? – уточнил Каманин.
– Да, именно так, – подтвердил Титов.
– Ты поступил совершенно верно, по совести, Герман. Теперь я буду решать эти вопросы с Сергеем Павловичем. Как тебе известно, за ним остается последнее слово при назначении любых космических стартов.
Предполагаемый ноябрьский старт трех «Востоков» взбудоражил Звездный. Каманин вместе с начальником Центра подготовки Карповым до середины августа образовали «космические двойки» и объявили об этом на занятиях: Николаев – Быковский, Попович – Леонов, Нелюбов – Хрунов. Напряженные тренировки продолжались своим чередом. В сентябре вопрос о комбинированном полете Королеву не удалось решить в правительстве, а в октябре «наверху» стало уже не до космоса. В ЦК партии завершалась работа над Программой построения коммунистического общества, которую намечалось утвердить на предстоящем съезде.
Ничто в тот октябрьский вечер не предвещало каких-то осложнений для страстных любителей футбола – Аникеева, Нелюбова и Филатьева. Платформа Ярославского вокзала была полна народа, поджидающего электропоезд на Монино. Аникеев и Филатьев отдали честь военному патрулю, майору, а Нелюбов не отдал. То ли не заметил, то ли посчитал, что в толпе быть столь щепетильным не обязательно. Майор, как положено, потребовал у Григория документы. Нелюбов представился, назвал фамилию и свою принадлежность к Центру подготовки космонавтов, но удостоверение предъявить отказался. Вмешался Аникеев. Он посоветовал Григорию пойти в комендатуру. Рапорт начальника патруля лег на стол коменданту, который заявил, что направит его в Главный штаб ВВС – пусть там и разбираются.
Только теперь Нелюбов понял, что история с патрулем может плохо кончиться для него и коллег. Поздно вечером «любители футбола» вернулись в Звездный. Нелюбов разыскал полковника Карпова и доложил о происшедшем в Москве. Евгений Анатольевич тут же позвонил домой Николаю Петровичу, объяснил ситуацию. Генерал Каманин решил лично отправиться утром в комендатуру и уладить возникшие трудности.
Комендант, полковник, с пониманием отнесся к просьбе Николая Петровича. Он согласился положить «под сукно» рапорт начальника патруля, майора, но Нелюбов непременно должен извиниться перед старшим офицером за допущенные при задержании бестактности. «Куратор космонавтов» отправился в Звездный, пригласил на беседу «любителей футбола», выяснил в деталях характер нарушения дисциплины. В итоге он предложил Григорию поехать в Москву и выполнить требование коменданта. Но Нелюбов, продолжая считать себя невиновным, отказался… Рапорт поступил в Главный штаб ВВС. Маршал Руденко предложил Николаю Петровичу подготовить приказ о наказании нарушителей дисциплины…
Нелюбов, Аникеев и Филатьев были отчислены из Центра подготовки. Гагаринский отряд кандидатов в космонавты, вслед за Карташовым, Варламовым и Бондаренко уменьшился еще на три претендента. Распалась третья, планируемая к полету связка: Нелюбов – Хрунов. Главный конструктор был очень недоволен действиями командования ВВС по поводу предпринятых им крутых мер в отношении «любителей футбола», но прискорбный факт уже совершился. Скрепя сердце Королев согласился на перемены в согласованной связке. Вместо выбывшего Григория командиром третьего экипажа был назначен майор Комаров.
Следующее происшествие стало подлинным несчастьем для Центра подготовки. Через неделю в Москве открывается съезд партии, а его известный делегат, первый космонавт планеты, вынужден был отсутствовать на его открытии 17 октября. Произошла поистине нелепая и необъяснимая случайность.
С конца сентября Гагарин и Титов отдыхали в Крыму, в Форосе, на красивой даче, где в середине тридцатых жил Максим Горький. На 13 октября был назначен их отъезд в Москву. Но на 11 октября их пригласили в соседний санаторий выступить перед отдыхающими и рассказать о ближайших планах космонавтов. Встреча продолжалась почти два часа. В конце Юрий ответил на несколько вопросов и направился к себе, чтобы сообщить Валюше о своем скором возвращении в Звездный. Герман остался в зале, чтобы ответить на остальные вопросы. Гагарин был уже у дачи, когда шумная группа молодых людей вблизи затемненной аллеи отвлекла его внимание, он споткнулся на бордюрный камень и упал. При ударе об острый угол бордюра была рассечена кожа, пробита левая надбровная кость. Пришлось обратиться к хирургам, которые искусно заштопали ранку, но прописали постельный режим. Глаз затек, бровь опухла и появиться с такой внешностью в Москве, тем более на партийном съезде, он посчитал неудобным. Титов улетел в Звездный, а Гагарину пришлось на несколько дней задержаться в Крыму.
