Айн Рэнд - Апология капитализма
В «Атланте» Рагнар Даннешельд обличает Робин Гуда, считая его воплощением того самого зла, которое он хотел изгнать из человеческого сознания. «Он стал символом того, что источник прав — нужда, а не достижения; что мы должны не производить, а только желать; что заработанное не принадлежит нам, а принадлежит незаработанное».
Я так и не узнаю, Рагнар ли вдохновил автора статьи, развенчивающей Робин Гуда, которая появилась в британском журнале «Мировой судья и местное управление», посвященном судейским и полицейским делам. Поводом для статьи послужило возрождение робин-гудовских празднеств.
«Если мы вспомним, что подвиги этого легендарного героя главным образом связаны с ограблением богатых под благовидным предлогом помощи бедным (в наше время это берет на себя государственное обеспечение), можно спросить, не противоречат ли такие празднества государственной политике».
Теперь мы подходим к построению, которое затмевает все, о чем говорилось в «Атланте». Признаю, что не могла бы такое измыслить. Каким бы низким ни было мое мнение об альтруистическо-коллективистском мировоззрении (а оно очень низкое), я бы не поверила, что это возможно. Но это не вымысел. Это газетное сообщение, которое появилось 23 марта 1964 года на первой странице «Нью-Йорк Таймс».
Каждый американец должен иметь право на гарантированный доход, независимо от того, работает он или нет, считает группа из 32 человек, называющая себя Комитетом Тройной революции...
Три революции, перечисленные в заявлении, которое она направила президенту Джонсону, — это «кибернетическая революция», «революция вооружения» и «революция прав человека».
«Фундаментальная проблема, поставленная кибернетической революцией в США, состоит в том, что она обесценивает общий механизм, применяемый для поддержания прав потребителей», — постановил комитет. «К тому времени, — продолжал он, — экономические ресурсы распределялись на основе вклада в производство, а машины и люди соревновались на равных условиях. В оснащенных кибернетической аппаратурой системах можно получить потенциально неограниченный продукт с помощью машинных систем, которые не требуют активного сотрудничества с людьми».
«Непрерывная цепочка "доход-через-работу" как единственный и главный механизм распределения фактического спроса при условии права потреблять теперь становится основным тормозом почти неограниченной способности кибернетизированной производительной системы».
Комитет настаивал на том, чтобы эта цепочка была разрушена «безоговорочным обязательством»: «Общество должно обеспечить каждую личность и каждую семью приличным доходом» через соответствующие юридические и государственные институты (курсив везде мой — А. Р.).
Обеспечить... Кто же это сделает? Неизвестно.
Такого заявления можно было бы ожидать от городских сумасшедших, ничего не смыслящих в экономике, или от подстрекателей, желающих подтолкнуть беднейшие слои населения к насилию против всякого предприятия, владеющего компьютером и тем самым лишающего их «права потреблять».
Но это не так.
Заявление сделали профессора, экономисты, педагоги, писатели и другие «интеллектуалы». И вот что страшно — его вынесли на первую полосу как свидетельство нынешнего состояния нашей культуры. С виду культурные люди склонны рассматривать его в рамках цивилизованного обсуждения.
Каков культурный климат нашего времени? Посмотрим, соответствует ли ему такое описание. Цитирую «Атланта», тот отрывок, где говорится о череде нарастающих бедствий и катастроф:
Газеты об этом не упоминали. Передовицы продолжали говорить о том, Что самоотречение — путь к будущему прогрессу, самопожертвование — нравственный императив, алчность — наш враг, любовь решает все проблемы. Эти избитые фразы были приторны, как больничный запах наркоза.
По всей стране распространялись циничные и запугивающие слухи, но люди читали газеты и действовали так, словно они верят в то, что читают. Каждый состязался с другим в молчании; каждый притворялся, что не знает известного; каждый стремился поверить в то, что неназванного просто нет. Поистине извергался вулкан, а люди у его подножья не обращали внимания ни на внезапные трещины, ни на черный дым, ни на струйки лавы, продолжая верить в то, что единственная опасность — признать реальность этих знаков.
Я говорю все это не ради похвальбы и не претендую на таинственный дар пророчества; напротив, я хочу доказать, дар этот — не таинственный. Вопреки господствующим взглядам так называемых ученых, история — не сплошной хаос, где царствуют случай и прихоть, люди — не беспомощные, слепые существа, обреченные на уничтожение непостижимыми, неподвластными силами. Исторические тенденции можно предсказывать и менять.
Только одна сила определяет ход истории, как и ход человеческой жизни, — сила мысли, сила идей. Зная убеждения человека, вы можете предсказать его действия. Понимая господствующую философию общества, вы можете предсказать его развитие. Но убеждения и философия предоставляют свободу выбора.
Нет роковой, предрешенной исторической необходимости. «Атлант расправил плечи» — не пророчество о неизбежной гибели, а манифест нашей силы, способной преодолеть его, если мы решим изменить наш путь.
Мистическо-альтруистическо-коллективистская философия привела нас к нынешнему состоянию и ведет к финалу, то есть к обществу, изображенному в «Атланте». Только философия разумно-индивидуалистического капитализма может спасти и повести нас к Атланту, описанному на последних двух страницах моего романа.
Поскольку у людей есть свободная воля, никто не может предсказать, сколько продлится идеологический конфликт и чем кончится. Еще слишком рано говорить, какой выбор сделает наша страна. Скажу одно: если «Атлант», среди всего другого, должен был помешать тому, чтобы он сам стал пророчеством, то это ему, скорее всего, удалось.
Постскриптум. Через год после того, как была написана эта статья, произошло событие, которое стоит упомянуть.
В последней главе «Атланта», где описывается крах коллективистского правления, есть такой абзац:
Самолет парил над крышами небоскребов, как вдруг земля внезапно и судорожно разверзлась, чтобы поглотить город [...] За какой-то миг они поняли, что паника достигла электростанций, и в Нью-Йорке вырубили свет.
9 ноября 1965 года в Нью-Йорке и на всем восточном побережье погас свет. Ситуация не совсем точно соответствовала той, что описана в моей книге, но многие читатели узнали в ней символический смысл романа. Цитирую письма и телеграммы, которые я получила в следующие дни:
Телеграмма из Остина, Техас, подписана несколькими именами: «А мы-то думали, что роман — не пророческий».
Телеграмма из Мэриона, Висконсин: «Это Джон Галт».
Письмо из Индианополиса (отрывок): «Это даже не вызвало паники, правда, мисс Рэнд? Всё та же привычная безответственность и некомпетентность. Над крушением (и т.п.) мы смеялись, но это сбывшееся пророчество вызывает еще и дрожь».
Записка из Данди, Шотландия: «Я, конечно, вспомнил вашу книгу "Атлант расправил плечи", когда мы увидели по телевизору Нью-Йорк с выключенным светом — черные каньоны домов и тусклые огни машин, пытавшихся найти дорогу».
Из Мемфиса, Теннесси (открытка, отправленная моему читателю его матерью, которую он переслал мне): «Я просто хотела сказать тебе: прошлой ночью, когда вырубили свет, подруга позвонила и спросила, здесь ли ты. Я сказала, что нет, а она откликнулась: "Понимаешь, я хотела спросить его, не расправил ли Атлант плечи"».
Открытка из Чикаго: «Мы терпеливо ждали, что хоть кто-то разумно объяснит "временное отсутствие электричества" 11 сентября 1965 года» («Говорит Джон Галт»).
1964
Цель моих сочинений
Цель моего сочинительства — проецирование идеального человека. Изображение нравственного идеала — моя высшая литературная цель и самоцель, для которой все назидательные, интеллектуальные или философские ценности, содержащиеся в книге, — лишь средства.
Мне хотелось бы подчеркнуть: моя цель — не философское просвещение читателей, не благотворное влияние, которое могут оказать мои романы на людей, не возможность помочь интеллектуальному развитию читателя. Все эти вещи важны, но вторичны, это лишь следствия и результаты, а не главные побудительные причины или движущие силы. Моя цель, главная причина и побудительная сила — изображение Говарда Рорка, Джона Галта, Хэнка Риордана или Франциска д'Анкониа как самоцель, а не средство для какой-либо другой дальнейшей цели. Между прочим, это самая большая ценность, которую я могла бы предложить читателю.
Вот почему я испытываю смешанное чувство — отчасти терпение, отчасти приятное изумление, а иногда опустошение и усталость, — когда меня спрашивают, кто я, романистка или философ (как будто это антонимы), считать мои рассказы орудием пропаганды или двигателем идей, а политику или защиту капитализма моей главной целью. Все эти вопросы абсолютно несущественны, бьют мимо цели, и мне такой подход к проблемам не свойственен.
