Филипп Грибанов - Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы
— Ой, а ну-ка дай мне этот альбом, — вдруг всполошилась Вика. — Тут есть несколько фоток не для тебя. — И она стала выдергивать фотографии из полиэтиленовых кармашков.
— Ты что, фотографировала в морге на препарировании? Или там компромат на ключевые фигуры истеблишмента? Чего ты так засуетилась?
— Нет, там я в купальнике.
— Да, а вот это действительно душераздирающее зрелище! Я бы не вынес.
— Ну не могу же я так сразу тебе все показать.
Она выпотрошила альбом на треть.
Среди оставшихся фотографий оказалось довольно много кадров с одним и тем же спортивным молодым человеком. Он щеголял торсом в разных позициях и профессионально улыбался.
— Стриптизер?
— Эммм, ну да. — Она притворно смущенно опустила глазки. — Лешенька. Мы с ним познакомились в «Эгоистке».
— Расскажи.
— Ой, ну чего там рассказывать. Это была очень неприличная история.
— Я как раз такие коллекционирую.
— Даже и не знаю, стоит ли тебе это рассказывать. — А сама так и алеет, как паруса Грина.
— Ну, в общем… Год назад на мой день рождения мы там с подругами напились и Алексей… И Алексей… Короче, меня изнасиловали.
Я чуть не грохнулся со стула.
— Как? Стриптизер? У себя на работе? Посетительницу? Изнасиловал? Это что — секретный пункт «крэйзи-меню»?
— Ой, ну там все сложно…
— И ты говоришь, что продолжаешь ходить в «Эгоистку»?! Даже после случившегося?!
— Ну как тебе сказать… Вообще-то я сама настояла. — Викин лик дошел до высшей степени кротости.
И был смех. Много громкого вольготного смеха во всю мою молодецкую глотку.
Чудненько получается, не правда ли? Даже если в уникальных случаях женщины проявляют инициативу в близости, то потом, компенсируя свою прыть, они выдают это за изнасилование. Одно и то же событие в мужском и женском кодексе квалифицируются полярно: если для себя и для подруг — то сама настояла (еще и деньги выложила за обслуживание, небось), а если для мужчины — то пала жертвой. Весьма гибкое понимание виктимности[23]. Сначала оклевещут, а потом, потупя взор, сознаются. Но зато будут перлюстрировать свои фотоархивы, чтобы мужчина не увидел их в купальнике. Если мои строки читает кто-нибудь из владельцев клуба «Эгоистка», то я хочу дать им маленький совет. Срочно переименуйте свое заведение в «Альтруистку». У вас там некоторые женщины добровольно отдаются на поругание, еще и настаивают на этом, идя на денежные траты. Как она удержалась, чтобы не обвинить бедолагу стриптизера еще и в грабеже, я не знаю. Все-таки зря я прошелся по качествам Вики как врача. Она самоотверженна и готова к лихим испытаниям, как и подобает заправскому эскулапу.
Мы оживленно беседовали на эту тему еще минут двадцать, когда Виктория наконец кивнула на часы и простецким тоном спросила:
— Ну что? Я пошла нам стелить?
Гм, почему бы и нет, собственно говоря? Все ступени ракеты под названием «Мужчина у меня в гостях» последовательно опустошены и сброшены. Алгоритм выхода на первую космическую скорость выполнен, полет нормальный. Мои мысли о ее доступности затоптаны в зародыше. Откатала сцену «будешь приставать», отыграла в скромность с фотографиями, поплакалась о своей нелегкой судьбе в мире насильников и сластолюбцев. Теперь можно и к стыковке на орбите приступить. Я так и не увижу безобидные курортные фото. А зачем, спрашивается? Ведь через десять минут сама натурщица будет в моих руках в одном только спадающем полотенце. Но я не хочу разделить заочную участь стриптизера Леши.
Я зеваю, встаю из-за стола и говорю:
— Спасибо за гостеприимство, но я поеду спать домой.
О, ее глаза в тот момент! В них полыхнуло не просто непонимание — в них зажегся индикатор «Враг системы». Что-то надличностное, что-то общее для всех женщин планеты — некий огромный координационный центр — обнаружило во мне враждебный код и стало пристально рассматривать, считывая мои параметры, чтобы потом распространить ориентировку среди всех без исключения особ женского пола. В ее глазах будто щелчком сменились линзы. На меня смотрела уже не Вика, на меня смотрела безымянная громада. Это был гигантский колосс, вскормленный вековой историей и традициями преклонения перед женским согласием. Это был исполинский сверхмозг, которому каждая отдельная женщина, как прилежная исполнительница высшей воли, переправляет львиную долю адресованных ей мужских стараний. Женский сверхмозг благоденствует и жиреет на дани, что мужчины во всем мире ежечасно подносят в виде своих потуг за внимание и интерес со стороны дамы. Он несокрушим, неподотчетен, он присутствует в каждой из них — вот почему женщины так одинаково реагируют на отклонения. И тут вдруг находится чудик, который пренебрегает драгоценным продуктом и заявляет о своем праве на самоопределение! Такой сепаратизм всегда вызывает возмущение системы.
В пути меня догнало сообщение от Вики: «Ты правда так хотел спать? Или просто не захотел дальше общаться?» О-па! Почему ей вдруг не поверилось, что я хотел спать? Она же сама готова была разостлать ложе. Да потому что, произнося фразу «пойду нам стелить», Викуся имела в виду не сон, а продолжение общения на кровати. Что и требовалось доказать. Эх…
Итак, когда женщина произносит глаголы «приставать», «насиловать», «овладевать», она иногда запросто подразумевает обратное. Значения слов переворачиваются вверх тормашками для сохранения непорочности собственного реноме. Почему-то они думают, что выставить себя жертвой статусно безопаснее, чем открыто заявить о своей инициативе или желании. «Мама, прибежали злые мальчишки и наклали мне в штанишки». Собственное «я» как выражение самости задавлено чудовищным гнетом предрассудков. Впрочем, его не особо-то разбежишься задавливать, как утверждают психологи. Поэтому «я» прет из непредназначенных для этого щелей, в результате чего мы слышим беспрестанные широковещательные прокламации о недоступности — далеко не всегда подкрепленные делом. Женское эго полезло не оттуда.
Таня привела меня к себе в гости на ночь за два месяца до своей свадьбы. Поочередно совершив вечерние омовения, мы расположились параллельно друг другу на диване. Она была очень чувственна и раскованна весь вечер, а тут вдруг, повернувшись ко мне спиной, неожиданно сонным голосом и почему-то «на вы» сказала:
— Мужчина, приставайте ко мне, а то я вам не дам.
Ну че делать, пристал. Дали. Идиотизм.
Следующий случай заставляет меня колебаться по двум причинам. Во-первых, я бы не хотел разбавлять свой академичный стиль пусть самой щадящей, но порнографией. Во-вторых, этот случай является настолько порнографическим в широком смысле слова, что я до сих пор не отошел от ментального ступора. Это самая разнузданная порнография разума, которую я когда-либо видел. Это мрак. Ладно, раз уж заинтриговал… Мама, извини.
Наше второе свидание с Натой было назначено на станции метро «Бунинская аллея». Почему в такой тьмутаракани? А потому что я там живу. Я, кстати, когда выхожу у себя из метро, мурлычу под нос мотивчик «На дальней стации сойду…» незабвенного ВИА «Пламя». Я бы не стал торопить события, но уж больно жарко Ната обнимала меня на нашей первой прогулке и были, признаться, у нее еще два очень веских аргумента. Ну просто очень веских — как только лифчик их выдерживал? На линейных кораблях германского флота орудия главного калибра были украшены латинской надписью «Ultima Ratio Regis» — «Последний убедительный довод». Этим же фразеологизмом можно было смело инкрустировать натин бюстгальтер. Если бы на нем был установлен датчик мужских взглядов, он бы давно сломался. Своими взглядами мужчины натин массив не просто пожирали, а бросались туда, как в океан с утеса. Я мог их понять… Предлог для приглашения, впрочем, был очень безобидный — мы шли ко мне смотреть мультик. Надо отдать Нате должное — она вначале избавила меня от типичных вымораживаний и игры в догонялки. Просмотр мультфильма был практически провален, так как мы сидели на одном кресле в теснейшем телесном контакте и очень сильно отвлекались.
Когда пошли титры, я сказал:
— Натах, у нас еще три часа. Потом мне надо будет ехать по делам.
Она слегка припухла:
— То есть мы не будем всю ночь вместе?
— Эту — нет. Да что нам ночь! Мы же не стесняемся дневного света, — бодро заявил я и потащил ее к дивану. Мы рухнули на спальное место, активно переплетаясь.
— Стой, — неожиданно тормознула Ната. — Я так не могу.
— Что такое? Может, шторы задернуть?
— Да я не о том… «Шторы»…
— У меня средства есть.
— Да причем здесь?.. — Она подбирала (слова. — Получается, я как проститутка: три часа, а там — на выход.
— Ната, если у нас три часа, это не значит, что я тебя использую, как проститутку. Насколько я успел заметить, ты меня хочешь не слабее, чем я тебя. А путаны это делают в порядке платной услуги.
