Яков Рубин - Наследники Мальтуса
Столь же резкой критике подверг философию Мальтуса итальянец Франческо Нитти, чья книга «Народонаселение и общественный строй» вышла в русском переводе ровно через 100 лет (1898 г.) после опубликования первого издания «Опыта». Рост населения определяется не природой, а обществом, говорит Нитти. Голод, войны, другие социальные бедствия являются последствиями не природной избыточности населения, а «в большинстве случаев зависят от неудовлетворительной общественной организации». Это заключение пополнило арсенал аргументов, раскрывающих несостоятельность мальтусовской философии.
Главный удар по философии мальтузианства был, однако, нанесен с другой стороны. К тому времени (рубеж XIX и XX вв.) уже не только существовала, но и превратилась в могучую силу марксистская идеология.
Марксизм вскрыл полную несостоятельность истолкования изменений в жизни общества, исходя лишь из побуждений и воли людей. Этой ложной, идеалистической философии марксизм противопоставил трактовку общественных явлений с позиций исторического материализма, который в качестве исходного момента общественного развития рассматривает объективные материальные условия жизни общества. Применительно к народонаселению это означает, что одного лишь желания упорядочить размножение людей недостаточно — необходимы для этого объективные предпосылки, а они в конечном счете определяются способом производства, точнее, уровнем развития производительных сил и характером господствующих производственных отношений. Иными словами, каков общественный строй, таково и направление изменений в народонаселении. Следовательно, суть вопроса совсем не в том, созрело или еще не созрело сознание членов общества для активного ограничения потомства или вообще отказа от него, на что ориентирует мальтузианство.
Перерастание капитализма свободной конкуренции в монополистический капитализм, дальнейшее резкое обострение всех противоречий буржуазного строя, положившее начало империалистическим войнам, заметному подъему рабочего и национально-освободительного движения,— все это наглядно подтверждало научную достоверность выводов марксистского учения об исторической обреченности буржуазного общества, необходимости коренного преобразования господствующих в нем отношений, резче оттеняло несостоятельность, антинаучность мальтузианских ссылок на природу как направляющую силу общественного развития.
Все это заставляло наиболее ярых мальтузианцев искать новые аргументы для подтверждения правильности «природного закона», а когда их не было, возвеличивать Мальтуса без особых объяснений.
2. В поисках «новых» аргументов
Одним из первых взялся за эту задачу маститый немецкий политэконом Зигфрид Будге. В объемистой книге «Закон народонаселения Мальтуса и теоретические проблемы политической экономии в последние десятилетия» (1912 г.) он доказывал, будто «закон» Мальтуса не есть чистый закон природы, что он якобы одновременно является и социальным законом, поскольку половая любовь, выраженная им, направляется не только природой, но и волей человека. Заключение, заметим, само по себе правильное. Но далее выявляется, что «воля» у Будге ограничена лишь рамками индивидуальных решений, оторвана от социальной жизни, социальной психологии. При объяснении причин снижения рождаемости в Европе Будге даже не коснулся общественных истоков этого явления. Он констатировал: рождаемость снижается «в точности по Мальтусу». «В точности», как пояснил Будге,— это значит соответственно снижению смертности. Поскольку смертность при этом истолковывается лишь как биологическая категория, выходит, что в основе демографических процессов лежит все тот же «природный закон». Попытка Будге подмешать в этот закон социальной краски и таким образом подтвердить «научность» теории Мальтуса, представить «по-новому» его закон народонаселения не удалась, поскольку социальное в данном случае выражено, по существу, все тем же биологическим.
Первые десятилетия XX в., когда предпринимались такого рода попытки взять под защиту теорию Мальтуса, были годами бурного подъема производства на основе широкого внедрения электричества, развития химии, биологии. Связанные с этими успехами достижения агротехники позволили получать невиданные ранее урожаи. Население же в странах, где Мальтус предвещал голод и болезни из-за чрезмерного увеличения числа жителей, росло медленнее, чем объем средств существования. Например, согласно опубликованным в свое время данным по шести странам — США, Канаде, Аргентине, Австралии, Индии и Франции, население этих стран к 1910 г. увеличилось в сравнении с 1880 г. на 32%, а производство пшеницы за это же время возросло на 88%. Конструкция, построенная Мальтусом на прогрессиях, рушилась. И ее поспешили изъять, как это сделал, например, американский ученый Уоррен Томпсон.
В пространной работе «Народонаселение: исследование сущности мальтузианства» (1915 г.) он объявил, что даже сам Мальтус придавал прогрессиям не столь уж большое значение. Отмежевавшись от прогрессий, Томпсон сосредоточил усилия на попытке доказать «неопровержимость» мальтузианского общего закона народонаселения. Согласно этому закону, писал он, часть жителей испытывает и всегда будет испытывать голод. Плоды цивилизации, по Томпсону,— бесполезные плоды. Как бы ни увеличивался объем добываемого продовольствия, количество голодающих останется якобы прежним, ибо чем больше средств существования, тем будто бы быстрее плодятся «низшие классы». Эти суждения подводили к идее «самообнищания».
Еще откровеннее в защиту «классического» мальтузианства выступил американский демограф Эдвард Ист, автор трактата «Человечество на перепутье» (1923 г.). Он первый среди буржуазных идеологов ухватился за факт ускорения прироста населения Земли, названного впоследствии демографическим взрывом.
Заметим, что было бы ошибкой не видеть тяжких социально-экономических последствий демографического взрыва в условиях капитализма. Однако возможна крайность и другого рода: излишняя его драматизация. В 20-е годы, когда демографический взрыв был еще за горизонтом, первым, кто ударил в массивный колокол по поводу быстрого размножения землян, был именно Ист. Его книга во многом предвосхитила позднейшие мальтузианские писания о демографическом взрыве.
С циничной прямотой Ист изрекал, что человек есть прежде всего животное, «хотя и с высокоразвитым мозгом». Поведение человека, согласно Исту, определяется его врожденными качествами, и прежде всего эгоизмом. Точь-в-точь по Мальтусу, но со ссылкой на новейшие статистические данные Ист изображает мрачные последствия бесконтрольного роста численности людей. Никакие успехи в развитии сельского хозяйства, утверждал он, не смогут предотвратить международную нищету, если не будет снижена рождаемость. «Мы выращиваем больше пшеницы, чтобы кормить больше людей, которые смогут выращивать больше пшеницы» — и так будто бы без конца. Единственный выход, уверял Ист,— в организации широкой кампании за сокращение рождаемости.
Годы, когда был провозглашен этот лозунг, позже широко подхваченный мальтузианцами всех оттенков, характеризовались сдвигами не только в мировой демографической ситуации. Еще сильнее давали о себе знать изменения в экономической жизни буржуазного общества. Мальтузианство, как свидетельствует вся его история, чувствительно к такого рода изменениям. Оно активизируется и становится смелее, а лучше говоря, развязнее, когда обстановка обостряется. Конец 20-х годов ознаменовался для капитализма закатом временной его стабилизации, над ним сгущались тучи нового экономического потрясения. Мальтузианство не замедлило предложить свои услуги, которые в сущности своей всегда направлены на отвлечение внимания общественности от обостряющихся противоречий капиталистического строя и переключение его на проблемы демографические в их биологическом аспекте, то есть на проблемы, к капитализму будто бы не имеющие отношения.
Теперь это были услуги уже не только одиночек, но и коллективов. Примером такой «организационной» эволюции, которую претерпело мальтузианство, может служить конференция по народонаселению, состоявшаяся в Женеве в 1927 г. Даже сам выбор этого города в качестве места проведения конференции был помпезно разрекламирован ее устроителями: здесь в свое время впервые был переведен на иностранный язык трактат Мальтуса.
Конференция проходила под девизом неизменной верности мальтузианству. «Законы Мальтуса остались фактически непоколебимы»,— заявил первый докладчик. И далее один за другим поднимались на трибуну биологи. Таким порядком выступлений как бы подчеркивалось, что законы народонаселения кроются именно в биологии.
