Инесса Яжборовская - Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
Личная свобода, наконец-то предоставленная депортированным, не обязательно влекла за собой улучшение их положения. Для многих оно просто ухудшилось: не было материальных возможностей покинуть Север, а НКВД снял с себя всякие, даже самые мизерные, обязательства и заботы об их пропитании и снабжении в голодную зиму 1941/1942 гг. Попытка посольства способствовать решению проблемы депортированных путем организованного переселения их на территорию бывшей республики немцев Поволжья, население которой было изгнано в Казахстан и Сибирь, не увенчалась успехом. Вышинский 2 ноября 1941 г. заявил посольству, «что советское правительство в настоящее время не считает возможным в связи с транспортными затруднениями и нуждами военного времени проведение переселения польских граждан из одних районов Союза в другие». Отдельным лицам разрешалось переезжать в выделенные для этого районы Казахской ССР{28}. Польское население, однако, предпринимая в поисках спасения самые отчаянные шаги, хлынуло к местам дислокации армии Андерса — сначала в Поволжье, а затем в Узбекистан. Правда, многие оказались не в состоянии сняться с мест.
Амнистия, по уверениям НКВД, принесла свободу 389 тыс. польских граждан, не освобождено было 341 чел. Эти данные далеки от точности. По сведениям НКВД на май 1941 г. в спецпоселках оставалось еще 2240 осадников и беженцев, в иной сводке указывалось, что не было освобождено 195 военнопленных.
Советские власти по указанию Молотова приняли меры к прекращению переселений. Из застрявших в пути эшелонов людей расселили в тех местах, где они в этот момент оказались. В 1944 г. было установлено, что на севере европейской части России осталось не менее 23 тыс. чел. В результате многие поляки, юридически получив свободу перемещения, остались в местах принудительного поселения или оказались не там, куда рассчитывали попасть.
Медлительность в деле выполнения указа об освобождении депортированных и связанные с ней национальные вопросы породили трудности в наборе кадров в армию.
Формирование армии началось в соответствии с советско-польским военным соглашением от 14 августа 1941 г.{29}, которое предусматривало создание в кратчайшие сроки на территории СССР польской армии, предназначенной «для совместной с войсками СССР и иных союзных держав борьбы против Германии». Образцом документа послужило польско-французское военное соглашение от января 1940 г., практической основой — опыт создания польских частей во Франции и Великобритании{30}. Соглашение оговаривало национальный суверенитет формируемых соединений как составной части вооруженных сил суверенной Польши, единство их структуры вне зависимости от того, в Англии или СССР находились части, идентичность обмундирования, званий, знаков отличия. Предусматривались польская юрисдикция и возвращение армии после войны в Польшу. Армию надлежало создавать в призывном и добровольческом порядке из находившихся в СССР польских граждан.
Польская армия на время совместных действий в оперативном отношении должна была подчиняться Верховному командованию СССР, в делах же личного состава и организации — польскому командованию. Выход польских частей на фронт оговаривал пункт седьмой соглашения: «Польские армейские части будут двинуты на фронт по достижении полной боевой готовности. Они будут выступать, как правило, соединениями не менее дивизии и будут использованы в соответствии с оперативными планами Верховного командования СССР»{31}. Советская сторона стремилась обеспечить суверенность прав Верховного командования СССР в боевом использовании польской армии{32}.
Генерал Сикорский назначил командующим армией генерала Владислава Андерса, выпускника Пажеского корпуса, офицера царской, затем германской и, наконец, польской армии, а начальником штаба — полковника Леопольда Окулицкого, хотя тот признался Андерсу, что давал согласие на сотрудничество с НКВД.
Было решено, что первоначальная численность армии составит 30 тыс. чел. и она будет формироваться по штатам Красной Армии в Саратовской и Оренбургской (Чкаловской) областях. При полках и дивизиях назначались офицеры связи от Красной Армии и органов НКВД. В польской армии находились также офицеры связи от США и Великобритании{33}.
По договоренности обеспечение армии и ее вооружение брали на себя СССР и западные союзники. Организация и содержание финансировались правительством СССР.
Источников пополнения армии было три. Наиболее многочисленным оказались депортированные, обеспечившие почти две трети кадров. Прибывавшие в армию, они были истощены, для начала их надо было откормить, обмундировать и обучить.
1 октября 1941 г., когда Берия сообщал Сталину и Молотову о прибытии из «мест отдаленных» к пунктам формирования польских частей толп оборванных и изможденных, пребывающих на грани голодной смерти польских добровольцев, он прямо и достаточно объективно констатировал, что они «не имеют никаких средств к существованию, плохо одеты и находятся в антисанитарном состоянии, в связи с чем среди них имеют место простудные, цынготные и желудочно-кишечные заболевания». Он докладывал, что НКВД ограничивает масштабное освобождение польских граждан, предупреждая массовое неорганизованное их переселение и стараясь задержать и трудоустроить их на местах, по маршрутам их следования огромной протяженности, а из режимных городов, объявленных на военном положении местностей и спецпоселков северных районов рекомендует временно перемещать в Узбекистан. Туда же следовало направлять и тех, кто зачислен в польскую армию «сверх штатной положенности сформированных польских частей» — общим количеством в 100 тыс. чел., за счет польского правительства, предоставив ему заем{34}.
Кадрами для армии, уже профессионально подготовленными, могли стать поляки, призванные в Красную Армию из западных областей, тем более, что в соответствии с протоколом заседания советско-польской комиссии по формированию польской армии в СССР командование РККА согласилось на передачу этих красноармейцев. Вышинский встал на эту же точку зрения и предложил Молотову не задерживать поляков, если они изъявят желание вступить в польскую армию. Молотов же наложил иную резолюцию: «Отказать, так как ими дана присяга». Правда, после визита Сикорского в Москву и усиленных настояний Андерса некоторое количество из них все же было передано польской армии. Дело было в том, что им предстояло стать опорой не польской, а советской армии и власти в присоединенных землях. Инструкторами по овладению техникой и оружием стали советские специалисты.
Важнейшим источником профессионально обученных кадров и костяком армии должны были стать, как надеялось польское командование, офицеры и солдаты польской армии, плененные в 1939 г.
Смешанные комиссии начали работу по набору личного состава в Грязовецком, Южском, Суздальском и Старобельском лагерях. На 25 октября было принято и зачислено в польскую армию 41,5 тыс. чел. — установленные лимиты были значительно превышены. Однако среди них оказалось всего 1.859 офицеров.
Посетивший лагеря генерал Андерс лично убедился, что офицеров недостает катастрофически. Начались лихорадочные поиски и выяснение причин этого непонятного явления. Андерс запросил у советской стороны публиковавшиеся до 1939 г. списки офицерского состава польской армии{35}, а комиссии под началом избежавшего расстрела узника Старобельского лагеря Ю. Чапского было поручено подготовить списки, восстановив состав пленных офицеров по лагерям. Все уцелевшие пленные были опрошены относительно их соседей по нарам. Составленные и сведенные воедино списки были сверены с опубликованным перечнем и сопоставлены с наличием пленных в немецких офлагах. Первый список на три с лишним тысячи был готов к декабрю 1941 г., а к марту следующего года уже составили список восьми с лишним тысяч офицеров, находившихся в 1939 г. в Советском Союзе, но не появившихся в расположении армии. Первый список был передан 3 декабря Сикорским Сталину лично с настоятельной просьбой выяснить, почему эти офицеры не освобождены. Польское правительство имело информацию о расстрелах в Катыни, но не знало подлинных размеров трагедии и ее возможных последствий.
Нехватку командных кадров командование польской армии стремилось компенсировать присылкой костяка офицерского состава из Англии и обучением младших офицеров собственными силами. Численность офицерского корпуса к марту 1942 г. была доведена до 3 тыс. чел.
Советская сторона приняла свои меры для обеспечения контроля над польской армией. В нее была направлена группа подполковника З. Берлинга, в 1940—1941 гг. разрабатывавшая планы создания польской дивизии в СССР. Берлинг стал начальником штаба одной из дивизий. Через Исполком Коминтерна было проведено решение о направлении в части под видом рекрутов представителей ИККИ. Инструкция предписывала им служить примером дисциплины и отличной боевой подготовки, вести борьбу за «антифашистский дух частей», агитировать за совместную борьбу против нацистских оккупантов, за демократическую Польшу. Однако этим задачи агентов Коминтерна, соответствующие духу советско-польского соглашения, не ограничивались. По свидетельству Л. Касмана, тогда одного из руководителей по кадрам в Коминтерне, они должны были вести активную пропаганду в пользу СССР, разъяснять его политику и, в частности, давать советскую трактовку событий сентября 1939 г. Перед ними ставились и прямые задачи: выслеживать «антисоветские элементы» в армии, выявлять, разоблачать и при возможности уничтожать «диверсантов»{36}.
