Дмитрий Губин - Записки брюзги, или Какими мы (не) будем
К такому выводу он пришел, сравнивая растущий разрыв в оплате труда рядовых сотрудников и топ-менеджеров: по мнению сэра Роберта, управленцев владельцы бизнеса все чаще рассматривают как партнеров, давая им все большую долю в прибыли. Скажем, в Британии доходы топ-менеджеров растут на 20 % в год, а рядовых сотрудников – на 4–5 %. В США доходы гендиректоров превышают доходы подчиненных в четыреста раз (а еще десять лет назад превышали всего в девяносто). Но вывод и без этих примеров кажется настолько очевидным, что в своей простоте ошеломляет.
И в самом деле, капитал большинства россиян – их квартиры, дачи, гаражи, земельные наделы, их акции и доли в ПИФах, их бизнес, наконец, – перевешивает все их суммарные зарплаты, премии, бонусы, гонорары и прочий доход по труду. У меня, во всяком случае, перевешивают. Попробуйте совершить аналогичный подсчет для себя – уверяю, увлекательнейшее случится предприятие!
Даже у тех, кто застыл во временах СССР, не адаптировавшись к новой реальности, есть возможность приватизировать старую государственную квартиру, обратив ее в частный капитал. Стоимость этого капитала почти наверняка перевесит все полученные во времена СССР зарплаты, даже если их пересчитать по забавному официальному курсу шестьдесят четыре копейки за доллар.
Если перевести это теоретическое наблюдение в практическую плоскость, то получится следующее. Те, кто тратят сегодня деньги на потребление – они их просто тратят, а те, кто превращают деньги в капитал – получают назад многажды умноженное. Что даже по форме своей звучит как библейская притча о сыновьях и даденных им отцом таланах.
Причем – это я уже от себя, а не от сэра Роберта прибавляю – капитал может быть разного свойства, не обязательно финансового. Здоровье – тоже капитал, как и образование, как и опыт жизни в другой стране, как и владение иностранным языком, незнание которого обычно оправдывается формулой: «вот понадобится, тогда и выучу, а сейчас зачем?». (Кстати: а правда, зачем? За все профессии не отвечу, но журналист без иностранного не сделает, например, карьеры главного редактора в глянцевом журнале: почти все они издаются по иностранной лицензии, поддерживая связь с франшизодателем. Даже ассистентка в редакции должна говорить по-английски – чтобы не обмишуриться с «хэллоу, общежитие слушает»).
Казалось бы, если труд приносит меньше, чем капитал, то конвертируй как можно быстрее в капитал свой труд: это так же верно, как конвертировать доллары в рубли при падающем долларе – и наоборот. Но не так очевидно: большинство предпочитает не инвестировать, а потреблять.
Простой пример. До прошлогоднего скачка цен на рынке недвижимости Петербурга были в продаже так называемые «реалы» – квартирки-студии площадью двадцать четыре метра, стоившие $24 000. Разбирали их со скрипом (реалы считались жильем непрестижным), и девелопер шел на маркетинговый трюк: предлагал беспроцентную рассрочку на двадцать четыре месяца. Я не утверждаю, что $24 000 – маленькая сумма, но все же, с учетом рассрочки, для многих подъемная. Примерно столько же в то время стоила, скажем, Toyota Camry. Однако жители города Петербурга тратили деньги более охотно на престижные в их глазах иномарки класса С, чем на какие-то гастарбайтерские «реалы». Ну, и сравните теперь инвесторов с потребителями. Бывшие «реалы» на вторичном рынке торгуются от $60 000. Купленные в то же время автомобили стоят максимум $15 000.
Я ничуть не думаю злить владельцев подержанных авто: в конце концов, вложения в автомобиль – тоже инвестиция: по меньшей мере, в свободу передвижения (вопрос – прибавляет ли что к этой свободе представительский класс). Просто за этой картинкой стоит важный экономический механизм. Дело в том, что капитал сам собой увеличиваться не может. Капитал – это ведь следствие перераспределения денег, правда? Если все получают за труд не деньги, а фантики, неоткуда взяться и капиталу. Кто, спрашивается, стимулирует преимущественный рост капитала по отношению к росту зарплат?
Тут, возможно, заканчивается сфера моей компетенции и начинается сфера компетенции даже не Роберта Скидельского, а Карла Маркса, но одно подозрение у меня все же есть. Доход капиталистов – в смысле, всех обладателей хоть какого, но капитала – стимулируют те, кто свой доход тратят не на капитал, а на потребление. Владельцы престижных автомобилей из своего кармана оплатили рост капиталов владельцев непрестижных квартир.
То есть те, кто сегодня улучшил свое материальное положение – а улучшили многие, и серьезно – и бросились деньги тратить, по-детски радуясь и телевизорам с большими экранами, и новой мебели – вот они в конечном итоге и кормят, и взращивают капиталистов.
В принципе, сердцем я могу понять людей, которые так радостно, но так инфантильно сорят деньгами. Рост доходов обычно вызывает ощущение, что будет длиться вечно. Я сам через это проходил. И только изменение условий – скажем, потеря работы – хорошо отрезвляет, подводя к необходимости воспитания потребностей и вкуса, к финансовой самодисциплине, к вложениям в будущее.
Было время, еще при Горбачеве, когда ивановским текстильщикам разрешили самим продавать продукцию за рубеж. Тогда на ивановские ситцы был спрос. И текстильщики поверили, что так будет вечно. Они не стали вкладывать деньги в развитие дизайн-бюро, не стали закупать станки, ткущие широкое полотно, начавшее вытеснять прежнее узкое. Вместо этого они накупили за доллары импортных шмоток и бытовой чепухи – стали распродавать за рубли ткачихам прямо у станков. Это было фантастическое время! На фоне мрака и глада последних лет СССР город Иваново выглядел так, как будто его потенциальные невесты разграбили валютный магазин «Березка».
Итог известен: место ивановцев на мировой текстильной арене заняли китайцы (сняв прибыль со своих вложений в станки и дизайн), ивановские фабрики закрылись, а ткачихи получили жизнь в депрессивном регионе. Бывшие начальники, полагаю, пережили этот период менее жестко: как-то на пол пути от Иванова к Кохме (тоже текстильный центр) мне показали свежий дачный городок, радующий глаз трехэтажной краснокирпичной архитектурой амбарного типа. Один амбар, по слухам, принадлежал Зое Пуховой – некогда знаменитой ткачихе-многостаночнице, Героине Социалистического Труда, впоследствии директору фабрики имени 8 марта, – ныне закрытой и переделанной в шоппинг-молл. То есть ту часть средств, которую Зоя Пухова вложила в пусть и странноватую на сторонний взгляд, но все же недвижимость, она как минимум не потеряла.
У капитала – в отличие от потребления – вообще есть свойство мостить дорогу в будущее и влиять на него. Как минимум, капитал является вложением в собственное пенсионное благополучие. А как максимум – в благополучие страны и мира: имея капитал, ты можешь их облик менять. Скажем, создатель брендов Esprit и North Face Дуглас Томпкинс, сказочно разбогатев, обе свои марки продал – и за $200 миллионов купил в Чили и Аргентине восемьсот восемьдесят тысяч гектаров лесов, полей и рек, пребывающих, мягко говоря, в не лучшем экологическом виде. Затем он превратил их в образцово-показательные национальные парки, а потом передал в дар правительствам этих стран: он получал удовольствие от творимых им изменений, а вовсе не прибыль, и в корысти не хотел быть обвинен. То есть потребности Дугласа Томпкинса состояли именно в этом, а не в покупке личного плавающего или летающего средства («Ну, и сколько нужно вам самолетов?» – заметил язвительно он).
А если это пример, слишком далекий от России (где, похоже, лишних самолетов и яхт не бывает), то извольте более близкий. Я тут провел дивный вечер с актером Вилле Хаапасало, с которым болтать одно удовольствие, как и удовольствие шататься по улицам, на которых его после «Особенностей национальной охоты» (и рыбалки) неизменно узнают – и неизменно делают круглые глаза от того, что он одет ни в какие не в дольче-габанны, а в простецкие по российским понятиям шмотки (в этом смысле Вилле за последние годы ни капли не изменился). Так вот, мы болтали о том о сем, о доходах киношников (в Финляндии, кстати, они невелики, как и сам кинорынок в стране с населением в пять миллионов), а потом Вилле сказал, что на каждый день рождения он прикупает себе несколько гектаров финского леса.
Очень он любит лес, понимаете. Хочет, чтобы лес был красивым. Вилле – лесной капиталист. Надо ли говорить, что магазины его куда меньше волнуют?
2007
Сделайте нам красиво
Настоящий плохой вкус – это когда, как от огня, бегут от любых изменений в сторону «непреходящих ценностей классики», причем под классикой именуют не оригиналы, а современный фальшак.
Недавно в крупном издательском доме произошел забавный случай.
Кто-то принес свежий номер журнала «Яхты» (издающийся другим издательским домом) и начал листать. Среди подробно представленных плавсредств там была примечательная яхта, Tecnomar Velvet 120, сделанная по заказу петербургского клиента, – прекрасный, минималистского элегантного экстерьера тридцатисемиметровый скоростной снаряд, снабженный вертолетной площадкой. Как говорится, растет благосостояние народа.
