Матвей Ганапольский - Самый лучший учебник журналистики. Кисло-сладкая книга о деньгах, тщеславии и президенте
Само моргание – чудо природы. Веко моргает, смывая пыль и смачивая глазное яблоко. Количество морганий регулируется автоматически.
В глазу установлен зрачок. Он, в зависимости от освещения, расширяется и сужается, позволяя нам не сжечь глаз днем и видеть бокал шампанского вечером.
Нам не нужно вертеть в руках сложный фотоэкспонометр – глаз все делает автоматически.
Внутри глаза – хрусталик. Он меняет толщину, в зависимости от того, на что вы смотрите, и наводит резкость на глазное дно. А уж там колбочки и палочки преобразовывают свет в сигналы, передающиеся мозгу, который и сообщает вам, что вы вот уже полтора часа стоите на платформе, а поезда нет и не будет, потому что железнодорожники опять объявили забастовку.
Вдумайтесь, какая совершенная система.
Обидно только, что моей дочери она необходима не для того, чтобы любоваться творениями Боттичелли, а для того, чтобы пялиться на своего мотоциклиста и его ужасный мотоцикл.
А не менее совершенную божественную систему слуха, которую можно описывать месяцами, моя дочь так же бездарно использует для выслушивания его пошлых комплиментов.
Ну, да ладно, вернемся к делу.
Все эти чудеса природы, как мы видим, дарованы нам божественной эволюцией. Без малейшей затраты сил они помогают нам выживать как физически, так и социально. И все это необходимо для того, чтобы получить результат, необходимый нам в данный момент.
Помните, я упоминал Станиславского, который говорил о правде жизни и правде сцены.
Поговорить с другом в теплой компании очень просто и естественно. Поговорить с ним в присутствии тысяч людей, которые слушают каждое твое слово и не упасть в обморок – это уже быть специалистом, который обладает профессией говорить публично.
Казалось бы, чего проще. Ты сидишь в кафе, на столе зажженная свечка, в углу негромко играют музыканты, мимо периодически пробегает раздраженный официант.
Все, как всегда.
И в этой чудесной обстановке вы с другом беседуете о блистательной победе вашей футбольной команды.
Но теперь поступим иначе.
Арендуем зал, выставим свет, посадим сбоку оркестр. Наймем хорошего артиста, умеющего изображать раздраженного официанта. Зажжем бутафорскую свечку.
Потом позвоним вашему другу и попросим его прийти. Посадим его рядом с вами, нальем в бокал хорошего виски, например канадского «Croun Royal», и предложим поговорить на ту же спортивную тему.
При этом рядом со столиком поставим телекамеру, за которую поставим телеоператора.
А потом крикнем: «Начали!»
После этой команды на девяносто девять процентов произойдет следующее: ваш друг покраснеет и забегает глазами. Потом, щедро облившись потом, он залпом выпьет бесплатный виски и упадет в обморок.
Потом, когда вы его откачаете, он будет вам долго объяснять, что почему-то у него не получается, что он боится и ему мешают все эти люди. А особенно телекамера.
Но если ему еще нальют виски, то он готов еще раз попробовать, но не ручается.
Тратить хороший виски на вашего друга бессмысленно, потому что алкоголем это не лечится.
У актеров это называется «зажим», и актеры-студенты избавляются от этого несколько семестров в театральных студиях.
Вы все это испытывали, когда ваши бесчувственные родители ставили вас на стульчик и произносили фразу: «А сейчас наша крошка расскажет нам стишок!» Эти изверги не понимали, что рассказать этот стишок маме в ухо перед сном – это одно, а на стульчике, когда на вас пялятся две толстые незнакомые тетки, это совсем другое.
Искусственность ситуации, сконцентрированное внимание на вашей персоне, боязнь сделать что-то не так полностью выключают ваши естественные пристройки. Вы начинаете косить глазом на публику и думать: а как я выгляжу? боже, я не там поставил стакан! а почему этот человек в массивной оправе так строго смотрит на меня?!
Конечно, это провал. Разговора о любимой спортивной команде не получится.
Вы спросите, а при чем тут ведущий? Ведь он может говорить о чем угодно и когда угодно.
Истинная правда. Но проблема в том, что его собеседник не может. У него другая профессия и нет привычки к эфиру.
Он появляется в студии в лучшем костюме, который он не надевал два года. Этот костюм жмет.
Он тщательно подготовился, всю ночь писал тезисы того исторического десятиминутного интервью, которое должен вам дать. Писал он это для того, «чтобы не забыть все самое важное, ведь вы можете спросить, о чем угодно».
Бумаги, правда, не особо нужны, все известно наизусть, ведь вопросом рекультивации вырубленных лесов он занимается последние двадцать пять лет и знает каждое дерево в лицо.
Но торчащий перед носом микрофон либо пять операторов в телестудии, а еще страшнее пятьдесят человек массовки ток-шоу мгновенно превращают вашего гостя в умственного инвалида.
Почему я так подробно описываю эти физиологические казусы. Да потому что каждый день к вам будут приходить люди, которых вам нужно научиться приводить в чувство, для того чтобы интервью с ними не стало позором для вас.
И эту задачу можете решить только вы. Если вокруг пришедшего гостя перед эфиром будут танцевать хоть сто человек, он, увидев вас, снова впадет в панику. И все начнется сначала.
Однажды мой друг, кстати, журналист, рассказывал мне, как его пригласили на интервью с одним популярным ведущим. Я не упоминаю имени ведущего, потому что не хочу его позорить.
Там все было следующим образом: сначала один из редакторов, во время грима, долго объяснял моему другу круг вопросов, которых коснется ведущий.
Потом друга провели в другую комнату, где дали чашку кофе и где другой редактор стал спрашивать, что думает мой друг по поводу вопросов, которые ему зададут. То есть редактор требовал предварительных ответов на будущие вопросы, которые еще не были заданы.
Моего друга это взбесило. Он спросил, где ведущий, кстати, его хороший знакомый. Редактор ответил, что программу записывают пакетно – ведущий только что записал пятую, он устал и отдыхает.
Потом они пошли в студию по коридору. Одна из дверей была приоткрыта. Мой друг, мимоходом, заглянул в нее. Оказалось, что это была гримерка ведущего. Сам ведущий лежал на диване и ел яблоко, вперившись взглядом в потолок.
За минуту до записи этот ведущий появился в студии, обтирая салфеткой губы. Рядом с ним семенил редактор, что-то шепча ему на ухо. Наверное, объяснял, что думает мой друг по поводу его предстоящих вопросов.
Ведущий плюхнулся в кресло, широко улыбнулся своей потрясающей улыбкой, которую так ценят разведенные дамы среднего возраста и крикнул: «Поехали!»
Именно это слово, напомню, сказал космонавт Юрий Гагарин, когда его ракета оторвалась от Земли.
После этого слова Гагарин совершил первый полет в космос и навсегда вписал себя в мировую историю.
Выкрикнув это же слово, ведущий, о котором идет речь, вписал себя в ряды профнепригодных журналистов.
Вы скажете, а что он сделал? Ведь формально он не совершил ошибок. Он знал гостя, он знал тему. Ну, устал немного человек, поэтому лег и съел яблоко. В чем проблема?
Проблема – что считать целью его работы.
Если то, что выстроенные в очередь объекты его интервью будут раздраженно ожидать своего часа, чтобы ответить на его вопросы для того, чтобы он заработал деньги, – это одно.
Если целью было пригласить собеседника, чтобы в непринужденной обстановке поговорить о жизни – это совсем другое.
Подобного разговора не получилось даже не потому, что мой друг был раздражен высокомерным отношением и невниманием к себе, раз уж его пригласили. Дело в том, что у него в тот день болел зуб, но он поехал на интервью, потому что хорошо относился к ведущему.
– А почему ты не сказал, что у тебя болит зуб? – спросил я.
– Кому, редактору? А зачем? Чтобы он передал это ведущему? Абсурд!
Действительно, абсурд. Если у моего друга болел зуб, то это, конечно, не значит, что ведущий должен это учитывать и начинать интервью с выражения сочувствия. Более того, вопросы о количестве пломб во рту друга и состоянии его кариеса для публичной дискуссии, как мы помним, тоже не приветствуются.
Понятно, что главное, что было необходимо моему другу в тот момент, – это неподдельный и живой интерес ведущего к его персоне.
Согласитесь, каждому человеку есть что рассказать о своей жизни. Человек хочет выговориться.
Более того, я видел несколько потрясающих телевизионных программ, которые я бы назвал «Простые истории». В них обычные люди рассказывали о своей жизни, и от этого невозможно было оторваться.
Но я знаю, как корреспонденты делали эти программы. Они приезжали и четыре дня жили вместе с этими людьми.
Они вместе ходили в магазин и в школу за ребенком.
Само интервью писалось потом, когда они понимали, что перед ними за человек и какой вопрос ему можно задать, а какой нет.
С другой стороны, тот, кто давал интервью, в разговоре был более чем откровенен, потому что привык к журналистам и доверял им. Он понимал, что они действительно интересуются его жизнью, а не забежали на пять минут, чтобы пожужжать камерами и убежать в свою уютную столицу.
