Александр Архангельский - Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды
А теперь – про наших. Точней, про ихних. Нашими они не станут никогда.
Есть люди с убеждениями. Правильными, сомнительными, смутными. Беда приходит от этих людей, когда они ставят убеждения выше естественной правды жизни и ломают реальность (а не медленно выправляют ее) ради сиюминутного торжества своих взглядов. Или когда большие мысли поселяются вдруг в маленькой голове; пример эстонского премьера всем наука. Но если убежденные люди не впадают в прелесть самоослепления, если им хватает умственных сил анализировать самих себя и свое умозрение – именно они становятся опорой истории.
Есть люди без особых убеждений. Просто обладающие определенными моральными ориентирами: вот это хорошо, а это плохо, так поступим, а так не будем поступать. Это сословие обывателей. Оно становится опасным, когда его ведут безумцы с убеждениями; оно бывает спасительным, когда простые чувства восстают против великих и страшных идей и топят их в своей грандиозной трясине.
Есть управляющие циники; у них особых выстраданных взглядов не бывает, но имеются осознанные интересы; под сиюминутный интерес они выбирают лозунги, называют их принципами и руководствуются, пока интерес не заставит сменить набор идеалов.
Самое неприятное начинается, когда циники захватывают власть, теснят из общественной сферы людей с незаемными взглядами, занимают их место, провозглашают удобный им список лозунгов и начинают вербовать неубежденных обывателей – чтобы те стилизовали смыслы. В размен на карьеру.
То, что мы видим у эстонского посольства в Москве (равно как то, что видели недавно вокруг английского посольства, а завтра увидим еще где-нибудь), – наглядный пример тотальной подмены. Беспечные люди с пустыми глазами резвятся на лужайке, потому что им так поручили. Поручили, потому что нужно демонстрировать молодежный суверенитет нашей управляемой демократии. Демонстрировать суверенитет нужно не потому, что действительно строим свободное и внутренне независимое государство, а потому, что страшно и день ото дня все страшней: вдруг придет какой-то заморский дядя и спросит: ну что, хлопцы, много взяли? И неважно, что заморский дядя не придет и ничего не спросит; извне подогреть процессы брожения можно, создать и зародить с нуля – технически невозможно, а внутренних причин для революций в России нет. И если не делать глупостей, причины эти не появятся. Хотя со всем сопредельным миром мы на всякий случай уже перессорились.
Великий Солдат оказался разменной фигурой. Для московских стояльцев он был важен не сам по себе; они защищали не русскую память, а нечто иное. Какое счастье было написано на лицах политических комментаторов, когда они указывали на эстонских полицейских: смотрите, как жестоко, как бесчеловечно обращаются европейские стражи порядка с несогласными, как бьют головою об асфальт, как заставляют вставать на колени! Потому что (читалось в подтексте) и нам теперь можно так же. Какое затаенное торжество читалось на стертом комсомольском личике первоверховного комиссара Якеменко, когда он говорил о погибшем русском мальчике, о невинной жертве постыдных обстоятельств: это наш русский герой! (А если бы никто не погиб, насколько бы понизился пропагандистский градус…)
Между тем через несколько дней наступит Восьмое мая, когда весь мир отметит день победы. И Девятое мая, когда победу отметим мы. Что бы ни творилось вокруг, как бы политические постмодернисты ни переставляли пустые фигурки бессмысленных знаков, этот праздник останется днем настоящего единения. Личностей. Поколений. Всех нормальных людей – поверх границ. Прошлого – с настоящим и будущим. Прошлого, которое не пройдет. Настоящего, которое еще не настало. И будущего, которое все-таки будет. Как ни сопротивляйся этому процессу.
Хорошо забытые слова
На неделе между 7 и 13 мая. – Пятьдесят лет назад Хрущев провозгласил лозунг: догнать и перегнать Америку. – На Украине Ющенко и Янукович договорились о проведении досрочных парламентских выборов; кризис разрешен, кровь не пролилась. – В Москве разгорается скандал вокруг Мананы Асламазян.
Сегодня должен состояться суд по делу известного медийного человека, Мананы Асламазян. Если кто про нее не знает, коротко поясним. Когда-то она создала учебно-просветительский центр «Интерньюс», через который прошли десятки тысяч региональных журналистов. Телевизионщиков и радийщиков прежде всего. Ядро сегодняшнего журналистского корпуса в российских регионах (да и в Москве: здесь в каждой крупной редакции встретишь выпускника «Интерньюса») сформировано при деятельном участии Асламазян и ее сотрудников.
Сначала это считалось общественным благом; Асламазян благодарили и хвалили; потом вдруг выяснилось, что всякий берущий гранты у европейцев и американцев – разрушитель России и полушпион. Неважно при этом, что именно он делает и на какие цели деньги получает. Можно было начать суровую бесплодную борьбу с наступившим маразмом, но Манана Асламазян предпочла сберечь силы и сохранить важное дело; центр был перерегистрирован под названием «Образованные медиа», с новыми учредителями, с меньшим финансовым присутствием Европы, с большим российским участием.
И тут Манана Асламазян совершила досадную, однако ж не преступную ошибку: ввезла без декларации 9500 евро, что чуть-чуть больше предельно разрешенной суммы в 10 000 долларов. Мать-основательницу «Интерньюса» следовало за это как следует оштрафовать, пожурить и отпустить восвояси. Не тут-то было. Само собой возбудилось уголовное дело; видимо, вместе с делом возбудились и особые органы; из «Образованных медиа» изъяли документы и серверы, поставив организацию на грань финансово-организационного самораспада. Плохо верится в милицейскую самодеятельность; «Добей гадину» – не ментовской лозунг. Тут чувствуются мышцы посильнее, хватка пожестче; так не воюют с нарушителями таможенных правил, так уничтожают полноценного врага. Даже если враг по наивности не догадывается о своей вражьей сущности и думает, что служит российскому обществу.
По существу, если до конца мая тучи не развеются, от «Образованных медиа» ничего не останется; мы перевернем еще одну славную страницу отечественной истории и уткнемся носом в страницу новую, вполне бесславную. Целому поколению журналистов, взращенных и поддержанных Мананой Асламазян, будет послан ясный сигнал. Живите и помните, кто в доме хозяин; если ломаем ни за что людей такого уровня, ваших наставничков, то как поступим с вами, если захотим?
К счастью, журналистское сообщество смолчать не захотело. Часть его живет и помнит про свободу и солидарность. В Интернете было размещено обращение к президенту; под письмом изо дня в день нарастали подписи самых активных, ярких, авторитетных и узнаваемых людей изо всех уголков России; вчера письмо было передано в Администрацию. Есть некоторая надежда на то, что реакция – будет. Потому что структуры и люди, решившие ломать Асламазян до конца, осознанно дискредитировали главу государства, в верности которому охотно клянутся. Он говорит о том, что неправительственные организации не должны страдать от нового закона, что иностранные гранты не криминал, если они – на просвещение, а не на политику. А структуры действуют ровно наоборот.
Как бы то ни было, общественная ситуация сползла еще на один уровень вниз. Или, если смотреть изнутри структур, поднялась еще на одну ступеньку вверх. Навстречу управляемому страху элит. Смертельно напугавшие себя угрозой оранжевой революции, они решили завинтить сразу все гайки, но от усердия сорвали резьбу и при этом обнаружили, что не хватает разводных ключей.
Это опасная ситуация; опасная не только для них – пусть сами решают свои проблемы, опасная и для нас. Для тех, кто не захотел понять, что эпоха переменилась, что теперь положено бояться, но при этом не желает и серьезных потрясений, потому что потрясения – суть потрава исторического времени, повреждение естественного пути. Впрочем, во врачебном деле важно вовремя и верно поставить диагноз; в политической сфере важно вовремя и верно определить стадию деградации общества. Иначе ты пропишешь никому не нужные рецепты.
Глядя на случай Мананы Асламазян, вспоминая дело Ходорковского, которое тоже было внятным сигналом – для другой части страны, для серьезного бизнеса, – легко впасть в истерику, закричать во все интеллигентское горло: караул, тирания, режут! Но бесполезно шунтировать рак; назначив химиотерапию при сердечной недостаточности, можно успокоить пациента навсегда. А в политике равно опасно называть царство раболепия – торжеством демократии и считать полноценной тиранией тупое ограничение свобод. В первом случае ты становишься пособником, во втором – провокатором.
Вопрос: а как замерить уровень политического холестерина, посчитать количество РОЭ в общественной сфере? Имеется простой и эффективный способ: применить к сегодняшнему дню старые лозунги, наложить позавчерашние формулы на теперешние обстоятельства, убедиться: есть реакция отторжения или нет ее. Если есть – аналогия не работает; политические практики, аккумулированные в языке, еще или уже нам не грозят. Если же реакция отторжения не срабатывает, стало быть, надо задуматься.
