Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Мохов Сергей Викторович
Попытки навести порядок в похоронном деле предпринимались, но не увенчались успехом. Например, в январе 1938 года на заседание президиума городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Новосибирска выносится для обсуждения следующая тема: «О состоянии похоронного дела в городе». В первом же абзаце постановления сформулированы удручающие выводы: «Похоронное дело находится в преступно запущенном состоянии: охрана кладбищ, контроль за захоронением почти отсутствуют; кладбища не огорожены, не благоустроены, а имеющиеся на центральном кладбище мастерские по обслуживанию нужд захоронения не отвечают элементарным требованиям, содержатся в антисанитарном состоянии. Катафалк, линейки, лошади, сбруя и одежда служителей при похоронных процессиях по своему состоянию совершенно не удовлетворяют требований. На кладбищах нет правил о захоронении и содержании кладбищ». В начале 1942 года специально разрабатывается положение о ведении похоронного дела в городе, которое утверждается решением исполкома горсовета. По этому положению похоронное бюро передавалось в ведение отдела коммунального хозяйства Заельцовского районного Совета депутатов трудящихся, становилось юридическим лицом и самостоятельной хозяйственной единицей, действующей на началах хозяйственного расчета и имеющей своей целью обеспечивать погребальные услуги. Но уже в ноябре 1942 года отмечается, что похоронное бюро Новосибирска приходит в упадок, обслуживание трудящихся остается неудовлетворительным. Похоронное бюро выводится из ведения Заельцовского райкомхоза, не справившегося с работой, и снова передается как самостоятельная хозрасчетная единица в подчинение «Горземлетресту» (История 2005).
Такое положение дел в ритуальной сфере было характерно для всех городов Советского Союза. Игорь Орлов отмечает, что в 1939 году «кладбища, в культурном содержании которых заинтересованы миллионы населения, во многих городах, не говоря уже о селах и деревнях… загажены, не благоустроены, чем вызывают справедливое недовольство трудящихся» (Орлов 2015). Архивные свидетельства позволяют сделать вывод, что причинами подобной бесхозяйственности является все то же отсутствие ресурсов для поддержания затратной инфраструктуры. «Даниловский вестник» публикует жалобу Бориса Занина: «На Даниловском кладбище с весны этого года хулиганы стали разрушать памятники, ограды, скамейки. Устные заявления коменданту кладбища ни к чему не привели. На написанную мной жалобу я получил изумительный ответ Треста похоронного обслуживания. Заведующий отделом эксплуатации кладбищ т. Манцов подтверждает изложенные мной факты, но при этом заявляет, что хотя трест содержит сторожевую охрану, но "администрация не отвечает за сохранность надгробий". Впрочем, утешает меня т. Манцов, "администрация ведет борьбу и в случае выявления виновных привлекает их к ответственности". Я затратил около 500 руб. на все сооружения, их варварски сломали, а виновных нет. Что же это за сторожевая охрана?» (Даниловский вестник 1939).
Эти выводы подтверждает в частной беседе и Анна Соколова: трест похоронного обслуживания постоянно ищет возможности передать функцию поддержания кладбищ какой-либо другой организации. Кладбища пытались восстанавливать энтузиасты. Одной из таких групп было «Общество изучения Московской губернии» (ОИМГ). В докладе о положении кладбищ и письме правления ОИМГ в Моссовет от 14 июня 1932 года говорилось, что «кладбища представляют собой заросшие пустыри с отсутствующими или поломанными оградами, а надгробия расхищаются и ломаются». За три года общество своими силами привело несколько кладбищ в порядок. Всего Общество изучения Московской губернии израсходовало на эти цели 366500 рублей. «Общество передало райкомхозам кладбища во вполне благоустроенном состоянии», — констатировали П. Н. Миллер и А. И. Малиновский от имени ОИМГ 29 августа 1930 г. Однако Моссовет решил ликвидировать эти общественные организации, и они были закрыты. В то же время расформировали и похоронный подотдел, его функции перешли в ведение районных коммунальных органов, большинство из которых при этом «отказалось взять под свое наблюдение и свое ведение находящиеся на кладбищах могилы выдающихся деятелей» (Мамонтов 2013).
При массовом строительстве новых советских городов партийное руководство не уделяло никакого внимания вопросам погребения. Например, при возведении Магнитогорска в генеральном плане города не было проекта строительства кладбища и даже колумбария (Kotkin 1997). Первые жители города, возникшего в 1929 году, пользовались местными сельскими погостами для похорон строителей города и умерших горожан. Похоронное бюро, единственное на весь город, возникает только в 1931 году. Газета «Магнитогорский рабочий» сообщила об этом 23 февраля, поместив следующее объявление: «В Магнитогорске организовано похоронное бюро, которое принимает заказы, имеет в продаже гробы, роет могилы. Адрес бюро: 1‑й участок, кладовая на постройках горсовета». Спустя восемь месяцев — новое объявление, в котором сообщается, что похоронное бюро приобрело катафалки. При необходимости вызов поступает на телефон Магнитного сельсовета, где установлено дежурство обслуживающих катафалки кучеров. Стоимость одного часа — 2 рубля 30 копеек, время считается с момента выезда из поселка. Понятно, что советские катафалки 30‑х годов — это не автомобили, а конные повозки. «В 1931 году похоронное бюро вошло в состав треста благоустройства городского коммунального хозяйства. В том же году возникла необходимость расширения и создания новых кладбищ, которые забыли изначально включить в план города» (Андреева 2017).
Многие кладбища целенаправленно уничтожались советской властью. В ходе антирелигиозной кампании большинство церковных некрополей были разграблены и закрыты. Еще в 1925 году в музей общества «Старый Петербург» начали поступать со Смоленского кладбища Петербурга бронзовые и мраморные скульптурные детали и иконостасы закрытых церквей. Уничтожению подверглись и московские некрополи, являющиеся памятниками архитектуры. Старинные надгробные памятники отправляли на продажу как строительный материал (по 20-30 рублей за штуку). Из них «делали поребрики для тротуаров, но чаще использовали повторно на действующих кладбищах для памятников "среднего класса" советского общества» (Шундалов, Кошельков, Петухова). На месте Дорогомиловского кладбища был выстроен квартал для советской номенклатуры, сейчас на этом месте располагается небоскреб «Башня 2000». Сотни московских погостов ушли под новые советские мостовые (Козлов 1991; Шокарев 2000; Кобак, Пирютко 2011).
Бывшие кладбища превращали в парки и скверы. В Нижнем Новгороде на месте Петропавловского кладбища разбили парк имени Кулибина, сохранив при этом надгробие механика-изобретателя, а на территории Печерского кладбища основали сквер. Подобные «могильные» парки возникали по всему Советскому Союзу: в Казани, Перми, Новосибирске. Заслуженная артистка РСФСР Зоя Булгакова вспоминает: «… А еще я помню, как в середине 20‑х годов в газете появилось объявление: "Граждане! На месте кладбищенской территории будет создаваться парк. Желающие могут перезахоронить своих родственников". И назывались адреса новых кладбищ — у Березовой рощи и у аэропорта. И что тут началось! Боже мой! Весь Новосибирск, кажется, съехался сюда. Могилы раскапывали, из них доставали скелеты, укладывали в новые гробы, тащили батюшку. Он махал кадилом, пел "Со святыми упокой", и гроб забивали и увозили на новое место. Батюшки сбивались с ног, отпевая потревоженные останки… Это продолжалось довольно долго. Потом приехал бульдозер, все сравнял, сделали всякие клумбы, посадили цветы, и получился парк, потому что кладбищенские березы как были, так и остались. Вот так и появился в Новосибирске парк имени Сталина, или Центральный парк» (История 2005).
