Найджел Кауторн - Замурованная. 24 года в аду
На городской площади развернули плакаты, выражающие сочувствие Элизабет и ее детям за все, что им пришлось вынести. Лидер митинга выразил «замешательство, шок, беспомощность и потерю дара речи» жителей Амштеттена, которые «просили держать их в курсе и искали ответы».
Молодая мать по имени Стефани объяснила свое присутствие на демонстрации. «Нам нужно было показать, что не все люди злы, – сказала она. – Мы на самом деле заботимся друг о друге».
Когда семья Фрицлей, восстанавливающаяся в близлежащей клинике Мауэр, услышала о сочувственном отклике города, все они выразили свою благодарность за поддержку, нарисовав от руки большой плакат, который был вывешен в витрине магазина в центре города. Основная надпись гласила: «Мы всей семьей хотим воспользоваться этой возможностью и сказать вам спасибо за участие в нашей судьбе. Ваше сострадание очень помогает нам в это тяжелое время и говорит нам, что за стенами есть хорошие заботливые люди, которым мы небезразличны. Мы надеемся, что скоро придет время, когда мы сможем найти обратный путь в обычную жизнь».
Благодарственное сообщение было обрамлено контурами их ладоней. Внутри каждой из них было маленькое послание от каждого, где они рассказывали, о чем мечтают сейчас и по чему тоскуют.
Стефан написал: «Я скучаю по сестре. Мне нравится моя семья и нравится быть на свободе. Я люблю солнце, свежий воздух и природу».
Его младший брат Феликс просто перечислил кое-что из того, чем его радовал мир: «Кататься на санках, ездить на машине, играть в мяч, плавать... Играть с другими детьми, друзьями, бегать в поле».
Лиза написала: «Я хочу здоровья, чтобы все снова стало хорошо, любви, счастья. Я скучаю по Керстин, школе, друзьям, воздуху, 1Г классу». Моника написала: «Я хочу, чтобы поправилась Керстин, много любви, чтобы все поскорее закончилось. Я скучаю по „Fire brigade»[Юношеская австрийская музыкальная группа. – Примеч. авт.], музыкальной школе, по друзьям, по школе, по Керстин».
В пожеланиях Александра значилось: «Я хочу на свободу, быть энергичным и сильным, и хочу увидеть солнце. Я скучаю по „Fire brigade“, школе и моей сестре Керстин».
Взрослые тоже сделали свой вклад. Бабушка Розмари написала: «Я хочу жить в мире со своими детьми, да поможет нам Бог. Мне не хватает моих добрых друзей и свободы». Элизабет написала: «Я хочу, чтобы поправилась моя дочь Керстин, любви моих детей, защиты моей семьи, понимающих людей с добрыми сердцами рядом».
Довершало плакат изображение сердца, чтобы обозначить Керстин.
Кристоф Хербст объяснил: «Инициатива обратиться к народу через плакат исходила от самих членов семьи. Это было их желанием – поблагодарить общественность за поддержку».
Жители Амштеттена были тронуты таким плакатом, но этот жест ничуть не уменьшил чувства их вины. На праздник Первого мая, когда праздновать наступление лета прежде по традиции собирался весь город, семьи остались сидеть по домам, преследуемые тенью Йозефа Фрицля.
Один из соседей, отказавшийся назвать себя, наблюдавший, как судмедэксперты выносили из подземной тюрьмы коробки с вещами, рассказал репортерам, что все вокруг были охвачены чувством вины из-за того, что они допустили, чтобы Элизабет задыхалась в душной каморке столько лет. Но что они могли сделать? «Если бы мы что-то заметили, то сказали бы об этом», – сказал он.
Другой сосед вспоминал «безупречный шарф» Фрицля – очередную его «невинную позу». Но обнаружение преступлений дедушки-пенсионера Йозефа Фрицля – до того олицетворявшего собой всех достопочтенных жителей Амштеттена, – разрушило все иллюзии. Надпись краской на заборе сада Фрицля гласила: «WARUM? Hat es keiner gemerkt?» – «ПОЧЕМУ? Кто-нибудь заметил?»
26-летний Эдисон Рафаэль сказал: «Эти вопросы нужно задавать. Как, черт возьми, человек мог проворачивать такое сложное, гнусное дело в течение стольких лет и никто из ближайших соседей ничего не заметил? Мы должны начать говорить об этом, хватит сметать сор под ковер».
Но Вольф Грубер, один из соседей Фрицля, давал отпор на любую косвенную критику. «Соседи упустили много попыток обратить внимание на то, что все было не так замечательно, – сказал он, – но дело в том, что просто невозможно увидеть хоть что-то, что происходит на той территории. Все спрятано».
Похоже, с выбором ближайших соседей Фрицлю повезло. С одной стороны жила пожилая дама, которую потом увезли из дому, чтобы ухаживать за ней. Чуть в стороне жила молодая пара, проводившая все выходные в Вене. Ближайшими соседями Фрицля были Герберт и Регина Пенц, которые жили в трех домах от них, но они ничего не замечали.
«Ни один человек на этой улице абсолютно ничего не замечал», – сказал Герберт.
«А что там можно было заметить? – подхватила его жена. – У всех сады как на ладони, а у Фрицля – весь закрыт, застроен, а немногие открытые участки заросли кустами и деревьями. Там ничего невозможно увидеть».
Фрицль воинствующе защищал свое право на личную жизнь.
«Наш сосед в этом году хотел подрезать живую изгородь, – рассказывала Регина. – Но герр Фрицль отрезал: „Нет, оставьте это“, – а если человек не хочет, чтобы ты видел его сад, ты должен согласиться. И увидеть нельзя было ничего».
Фрицли держались особняком.
«Семья Фрицль никогда не приходила на садовые пикники, которые мы, бывало, устраивали здесь, – сказал Герберт. – Они никогда не приходили. Так что все закончилось тем, что их просто перестали приглашать, потому что заранее знали, что Фрицли не придут ни на какую вечеринку».
Известно, что Йозеф Фрицль был успешным и уважаемым инженером и что он увлекался конструированием. «Герр Фрицль всегда работал не покладая рук, – сказал Герберт Пенц. – До нас часто доносился шум бетономешалки. Думаю, герр Фрицль большую часть всех строительных работ проводил сам. Мы думали, что он достраивает дополнительную комнату под аренду или что-то в этом роде».
Соседям также была известна его репутация строгого командира. «Мне приходилось слышать разговоры между соседями о том, что Фрицль как-то особенно суров со своими детьми, – продолжал Герберт. – И что для герра Фрицля тотальное подчинение ему было первостепенно. Даже его жена всегда слушалась его. Мы все знали это – он был очень властен в семье».
«Он был очень строг», – согласилась его жена.
«Он был строг, и люди говорили об этом, и он знал это», – закончил Герберт.
Несмотря даже на то, что жесткое поведение Фрицля ни для кого не было секретом, его не осуждали за это. В то время соседи скорее находили то, за что можно осудить Элизабет. «Вероятно, с Элизабет у него и раньше были проблемы, – сказала Регина Пенц. – Она уже исчезала до этого, но потом объявилась. Но когда у тебя семеро детей, хоть один да будет проблемным. Просто нужно понять, что такое случается. Это вовсе не значит, что ты не состоялся как родитель».
Дом номер 40 по Иббштрассе теперь стал местом притяжения для назойливых туристов. Толпы зевак со всей Австрии, Германии и Венгрии появлялись у ворот дома, явно желая сделать несколько снимков. Местные жители жаловались в полицию на приезжих, но полицейские были бессильны помешать им.
«И так нехорошо, что сотни журналистов и телевизионщиков осадили наш город, – сказал один из жителей. – Но теперь тут еще и эти мерзкие туристы, которые съезжаются в Амштеттен только чтобы поглазеть на дом на Иббштрассе. Это невыносимо... Мы просто хотим, чтобы нас оставили в покое».
Трехэтажный особняк Фрицля, который выходит на одну из главных улиц Амштеттена, был также внесен в маршрут экскурсионного автобуса, который теперь постоянно останавливается напротив него. Стало известно, что один туроператор распространял фальшивые визитные карточки с адресом Йозефа Фрицля и рабочими контактами в качестве неуместного сувенира.
«Приезжает все больше и больше туристов, которые жаждут сняться напротив дома, – сказали в полиции. – Это становится похоже на какое-то место паломничества».
Даже учительница Моники Фрицль наведалась туда с одноклассниками Моники, чтобы посмотреть на суету вокруг подвала. «Дети так хотели посмотреть на это своими глазами, – объяснила она. – Нет смысла скрывать это от них, это только все усугубит, и так или иначе они узнают обо всем, потому что это у всех на устах».
Отойдя от первого шока, знакомые Фрицля в Амштеттене заговорили о своих подозрениях. Франи Хайдер, 58 лет, который три месяца работал под руководством Фрицля в 1969 году в местной компании по производству цемента и стройматериалов «Цехетнер Баустоффхандель унд Бетонверк» не был удивлен. Он чувствовал, что Фрицль из тех людей, которые могут хранить тайну годами, даже такую чудовищную. «На такое он точно был способен», – сказал он.
Хотя Хайдер уверял, что никогда бы не подумал, что преступление, подобное тому, какое совершил Фрицль, невозможно в Амштеттене, теперь, когда оказалось обратное, он сказал, что не представляет кандидатуры более вероятной для того, чтобы хранить такую тайну 24 года. Кроме своего скрытного нрава, Фрицль имел и все необходимые технические знания. «Фрицль специализировался на бетонных технологиях, – сказал Хайдер. – Он мог построить своими руками что угодно».
