Женщина и война. Любовь, секс и насилие - Гругман Рафаэль Абрамович
В чём смысл пострижения пленницы наголо? Раввины поясняют: чтобы уменьшить её физическую привлекательность. Если это подлинная любовь и женщина остаётся для воина соблазнительной, то после проведения гиюра он вправе на ней жениться. Тора предостерегает от жестокого обращения с пленницей, требует уважительного к ней отношения и запрещает продажу (передачу) её другому мужчине. Если воин охладел к пленнице, он обязан её отпустить, не причинив ей вреда.
Но согласна ли с библейским запретом передавать пленницу в качестве военного трофея другому мужчине, обольстительная колдунья Марта Скавронская? Если при этом статус пленницы повышается, любые новые руки милы — вдруг в конечном итоге они окажутся царскими? Сегодня — пленница и сексуальная рабыня графа Шереметева, завтра-послезавтра — императрица Екатерина Первая, и все ей челом бьют.
Репарации трудом. Лагерь 1021-й и 1064-й
На Ялтинской конференции при обсуждении репараций, налагаемых на Германию для возмещения ущерба, нанесённого во время войны, Советский Союз предложил использовать в качестве репараций немецкую рабочую силу, гражданское население, как с территории рейха, так и с территорий, никогда в него не входивших, на срок, как минимум десять лет, после окончания войны.
Западные страны от «репараций трудом» отказались, — они предполагались, если Германия не сможет выплачивать свои репарационные обязательства. В Советском Союзе находилось более трёх миллионов военнопленных, солдат вермахта и их союзников. Их ещё во время войны определили в рабочие лагеря. Они, однако, не покрывали острый дефицит в трудовых ресурсах, возникший из-за Голодомора, коллективизации, предвоенных репрессий и войны. Поэтому, 16 декабря 1944 года Государственный Комитет Обороны издал Постановление о мобилизации и интернировании с направлением для работы в СССР всех трудоспособных немцев — мужчин в возрасте от 17 до 45 лет, и женщин — от 18 до 30 лет, находившихся на освобожденных Красной армией территориях. Мобилизации подлежали немцы, граждане Германии, и этнические немцы — граждане Венгрии, Румынии, Югославии, Болгарии и Чехословакии.
Более трёхсот тысяч немцев, примерно половину составляли женщины, были насильно вывезены в СССР для работы на шахтах Донбасса, на металлургические заводы, в Карелию на лесоповал… Около половины интернированных умерли в рабочих лагерях от непосильной работы, холода, голода и болезней [109].
Из воспоминаний Э. Кляйн, вестарбайтера, этнической немки, интернированной в СССР из деревни Ходонь в Румынии:
«5 февраля мы добрались до цели — города Сталино (ныне — Донецк). Нас выгрузили около угольной шахты… Лагерь состоял из трёх больших зданий. В одном блоке размещались женщины, а в блоке напротив — мужчины. В третьем находились кухня и столовая. Чего не было, так это туалетов. Поэтому мы были вынуждены справлять свою нужду просто позади своих блоков. Позднее мужчинам пришлось построить загородки. По периметру лагеря шла колючая проволока, в каждом из четырех углов стояло по сторожевой вышке. […] Вскоре первую партию мужчин отправили на шахту. Затем подошла и очередь женщин. Перед этим все мы прошли медицинский осмотр. Мне, например, «врач» поставил диагноз: туберкулез. Я была более чем счастлива этому ложному диагнозу, так как благодаря ему я избежала работы в самой шахте. […] Первыми, кто умер, были мужчины старше 40 лет. Они не справились с трудностями и не смогли пересилить голод. В лагере № 1064 возле деревни Ветка, где я находилась с июля 1945 года, ежедневно умирало 7–8 человек из Силезии, Померании и других восточных областей. Мы, женщины из 1021-го лагеря, и должны были заполнить образовавшиеся «бреши». Некоторым посчастливилось, и они работали в столовой, на кухне или в лазарете. Я работала на стройке, изредка в саду, а под конец — в карьере кирпичного завода. Санитарные условия в лагере были ужасны. Ежедневным занятием после работы было давить вшей. Других возможностей для борьбы с ними у нас не было. Только в ноябре, когда у нас случилась эпидемия тифа, впервые применили меры для уничтожения вшей — вроде вываривания белья и одежды.
В нашем бараке почти все 70 женщин заболели одновременно. И меня не миновала болезнь. В 40-градусном жару я лежала на нарах прямо под потолком над парой других несчастных и не могла даже сама сесть. Никаких лекарств. […] На кирпичном заводе мне всё время доставалась работа потяжелее. Я должна была таскать до 20 кг кирпичей за раз. Сама я весила 42 кг. Однажды я упала в обморок… В сентябре 1946 года я была уже настолько слаба, что была отобрана в следующий по счёту транспорт» [110].
К 1950 году половина интернированных немцев умерла. Инвалидов и больных, ослабевших настолько, что они не могли уже больше работать, репатриировали на Родину. О трудовом рабстве и случаях изнасилования, женщины благоразумно молчали. Многие пробыли в лагерном трудовом рабстве от 10 до 12 лет. Они были освобождены и отправлены на Родину, постановлением Совета Министров СССР «О репатриации из СССР германских граждан» датированным 19 апреля 1956 года.
Репарации трудом. Лагерь 517-й
О женском лагере НКВД № 517, находившемся в Карелии под Петрозаводском, рассказал в брошюре «Интернированная юность» [111] Иван Чухин, полковник милиции, депутат Верховного совета Российской Федерации и Государственной думы РФ первого созыва:
«Судьба интернированного гражданского населения оказалась во многом хуже, чем участь заключённых в лагеря военнопленных, с их твёрдым порядком и централизованным снабжением. […] В 1945 году умерли или стали инвалидами 75 543, а в 1946 году 35 485 интернированных.
[…] Треть всех заключённых 517-го лагеря НКВД составляли несовершеннолетние, в том числе 25 девочек 14–15 лет. Большинство не имели одежды и обуви по сезону, сменного нательного белья. Много больных и обессиленных, практически поголовная завшивленность. Можно понять, какая судьба ожидала в карельских лесах, на лесоповале этих больных, обессиленных людей.
517 лагерь состоял из двух отделений. 1-е — ст. Вирандозеро, куда 18 апреля 1945 года прибыли 983 человека (682 мужчины и 301 женщина). 2-е — станция Падоозеро, куда прибыла 1001 женщина. Лесоповал. 2-е лагерное отделение располагалось в 7 км от железнодорожной станции Падозеро, на самом берегу небольшого озера Нижнее Падозеро. Четыре больших барака с двухъярусными нарами (общая площадь 1314,7 кв. м — по 1,3 кв. м на одну женщину), прачечная на шесть корыт, баня на «25 человек в час», лазарет, столовая на 200 человек одновременно. Впрочем, в столовой не было не только столов и скамеек, но даже мисок. Четыре котла на 600 литров обеспечивали приготовление только первого блюда, воду негде и не в чем было кипятить. Лейтенант Шувалов докладывал наркому внутренних дел Карелии о том, что «ведер в лагере нет ни одного, и арестованные целыми днями едят снег, в результате процентов десять уже заболели ангиной…» Не только заболели. В день приезда, 17 апреля, на лесном кладбище появилась первая могила — умерла Маргарита Фризе, 27 лет. На следующий день — двое, 19 апреля — ещё двое. Все они похоронены в первой братской могиле. Самой молодой, Хедвиг Черлинских, было 16 лет…
Ещё сложнее оказалась ситуация в 1-м, Вирандозерском отделении. Вспыхнула эпидемия брюшного тифа, и на 29 апреля из 195 больных тифозные составляли 55. Никаких медикаментов в лазарете не было. На весь лагерь имелось 5 расчесок. Температура на улице минусовая, а одеяло было у одного интернированного из двадцати. Неудивительно, что в апреле в 1-м отделении умерли 60 человек, в мае — ещё 160. Прибывший из Петрозаводска начальник отделения майор Воскобович выявил и совсем дикий факт. В докладной наркому внутренних дел он писал: «…Комендант II участка, помощник коменданта и два бригадира, все из числа самих интернированных, в промежуток времени с 26 апреля по 3 мая изнасиловали около 10 женщин […]».
