Женщина и война. Любовь, секс и насилие - Гругман Рафаэль Абрамович

К сентябрю 1945 года в Падозере осталось 194 интернированных, из них 94 женщины. 25 сентября НКВД СССР издало секретный приказ о «ликвидации петрозаводского лагеря НКВД № 517 для арестованных немцев». 76 человек были направлены в лагерь интернированных в Кандалакше, 59 человек вывезены на родину, остальные — мужчины — в 120-й петрозаводский лагерь военнопленных.

Последняя могила на падозерском кладбище появилась 10 октября 1945 года. В ней похоронен Густав Готлински, 59 лет. 181-й по счёту покойник в этом отделении, и 522-й умерший в 517-м лагере за полгода. Четвёртая часть всех привезенных в Карелию интернированных немцев навечно осталась в этой земле. Мёртвые нашли своё пристанище. Живым оставались ещё сотни дней неволи на Беломорканале и в Соликамске».

Авторское отступление

Вот и подошли мы к окончанию второй части, рассказавшей о трагических страницах истории, грабежах и случаях массового насилия гражданского населения Центральной и Восточной Европы на заключительном этапе Второй мировой войны.

Нужно ли было об этом рассказывать? Нужна ли горькая, негероическая правда о военных преступлениях, совершённых «своими»? Умаляет ли она подвиг советского солдата, освободившего мир от нацистской чумы? Если цель цензоров истории оставить потомкам стерилизованную, прилизанную, глянцевую историю, пропущенную через фильтровальное идеологическое ситечко, и при фильтрации взять за аксиому, что история — это ложь, которая всех устраивает, и превратить учебники истории в героические мифы с вымышленными героями, наподобие Ильи Муромца и Добрыни Никитича, то правда действительно не нужна. Болезненная правда, наносящая, по мнению цензоров истории, «ущерб интересам России», вычеркнута из официальной истории ВОВ и охраняется президентским указом «о противодействии попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России». Поэтому: не нарушал Советский Союз в 1939 году Тартуский советско-финский договор о ненападении, заключённый в 1932 году на срок до 1945 года; не нарушал в 1945 году советско-японский договор о взаимном нейтралитете, подписанный в Москве 13 апреля 1941 года на 5 лет с возможностью пролонгации ещё на 5 лет; не вторгался в 1939 совместно с Гитлером в Польшу, и не обсуждал Молотов, глава советского правительства, на переговорах с Гитлером в Берлине в ноябре 1940 года условия присоединении СССР к Тройственному пакту Рим-Берлин-Токио; и прибалтийские страны в 1940 году добровольно отказались от своего суверенитета, чтобы войти в состав сталинского СССР, и не был Сталин в первые два года Второй мировой войны союзником Гитлера.

Даже совсем безобидная правда умалчивалась. Лишь в 2008 году Николай Никулин, член Учёного совета Государственного Эрмитажа, очевидец и неопровержимый свидетель падения Берлина, сумел опубликовать свои воспоминания о войне, в которых написал, что победители оставили на здании Рейхстага не только свои автографы — они его обоссали, чтобы в их понимании таким образом унизить фашистский рейх: «Многие расписывались на Рейхстаге или считали своим долгом обоссать его стены. Вокруг Рейхстага было море разливанное. И соответствующая вонь. Автографы были разные: «Мы отомстили!», «Мы пришли из Сталинграда!», «Здесь был Иванов!» и так далее. Лучший автограф, который я видел, находился, если мне не изменяет память, на цоколе статуи Великого курфюрста. Здесь имелась бронзовая доска с родословной и перечнем великих людей Германии: Гете, Шиллер, Мольтке, Шлиффен и другие. Она была жирно перечеркнута мелом, а ниже стояло следующее: «Е…л я вас всех! Сидоров». Все, от генерала до солдата, умилялись, но мел был позже стерт, и бесценный автограф не сохранился для истории» [112].

Нужна ли такая правда о падение Берлина, о которой не написал ни один официальный историк? Вопрос риторический, и автор оставляет его безответным, как и следующий: нуждается ли историческая правда (наука) в цензуре?

Неосужденное зло всегда возрождается и повторяется многократно. Безнаказанность порождает вседозволенность и беззаконие. 21 век: групповые изнасилования в полицейских участках Уфы и Казани, дедовщина и сексуальное насилие в армии и местах заключения, избиения женщин и детей на мирных митингах протеста. Безнаказанность и замалчивание военных преступлений прошлого — поощряет аналогичные преступления в настоящем и в будущем, как во время военных конфликтов, так и в мирной гражданской жизни.

История жестоко мстит за невыученные уроки. Поэтому во многих странах домашнее насилие является нормой жизни, а во время военных конфликтов «человек с ружьём» по-прежнему чувствует себя безнаказанно. Ему всё позволено, какой бы война ни была: справедливой или захватнической, мировой или локальной, гражданской или межгосударственной, чеченской или афганской, на Донбассе или в Центральной Африке…

Автору нелегко было писать эту книгу. Радости ему она не доставило. Но рассказав правду о войне, автор выполнил свой перед тётушками-фронтовичками, испытавшими на себе «повышенное внимание» офицерского корпуса, и перед всеми жертвами насилия «человека с ружьём».

Часть III. «Чужие» против «своих»

Германия: принудительные стерилизации

 О сексуальных преступлениях против «своих», совершенных «чужими» военнослужащими армий гитлеровской и антигитлеровской коалиции, писать легче — «нас» это ведь не касается. Начнём с гитлеровской Германии. Вермахт и рейх против немецких женщин.

Сразу же вспоминаются массовые принудительные стерилизации женщин, которых нацисты посчитали «плохими» немками, недостойными воспроизводить потомство.

Целью германского нацизма стало создание новой расы, сверхчеловека — этому были посвящены Нюрнбергские расовые законы. «Плохих граждан рейха», к которым причислили больных шизофренией, маниакальной депрессией, наследственной эпилепсией или тяжелыми физическими уродствами, приговорили к насильственной стерилизации. И пошло-поехало: стерилизовали наследственно слепых и глухих, алкоголиков и больных туберкулезом, лиц, болевших когда-то сифилисом и гонореей, причисленных к «морально слабоумным» — в эту категорию зачислили тех, чьё развитие было заторможено в младенческом возрасте. И тут рвению нацистских «врачей и биологов» не было предела, стерилизовали детей, прогулявших школьные занятия или страдающих ночным недержанием мочи. Всех их нацисты обрекли на бездетность.

Принудительная стерилизация — «чисто немецкое убийство», аналога которому в масштабах содеянного нет в мировой истории. Только в 1935–1936 годах в принудительном порядке стерилизовали почти 90 тысяч людей, а всего за двенадцать лет существования рейха нацисты обесплодили 400 тысяч.

Но это было лишь частью программы по созданию сверхчеловека. Нацистское государство взяло под контроль создание молодой семьи; будущих женихов и невест обязали посетить специальный отдел здравоохранения — семейную консультацию «Суд наследственного здоровья». Изучив родословную физически здоровых арийцев, «гиммлеровский Минздрав» выдавал разрешение на создание семьи с правом производства генетически чистого потомства. А мог и отказать, разглядев в их генеалогическом древе расово неполноценную кровь, или подвергнуть стерилизации.

Но следует ли обвинять вермахт и его руководство в самоустранении и молчаливом согласии на принудительные стерилизации, другими словами, в невмешательстве в политику и в слепом выполнении приказов демократически избранного руководства страны? На Нюрнбергском процессе вермахт не причислили к преступным организациям, в отличие от СС, СД, СА, гестапо и руководства нацистской партии.