Татьяна Москвина - Страус – птица русская (сборник)
Итак, важный вопрос всякой пьесы, всякого спектакля: а что случилось сегодня? А сегодня в бестолковый барский дом Звездинцевых заявились трое мужиков, которым надо у господ купить земли. Хозяин, погруженный в омут спиритизма, никогда бы на это не пошел, если бы не хитроумная горничная Таня, выдавшая идею покупки за твердое желание потусторонней силы. Всё устроилось в итоге к лучшему: мужики получили землю, Таня – любимого Семена в мужья, вот только баре остались ни с чем, посрамленные в своем мракобесии.
Очень мило, но при чем бы тут была наша жизнь и что нам за дело до дворянских пороков позапрошлого века? Подумаешь, объект сатиры – спиритизм! И вот что делает режиссер. Он переводит социальный конфликт, противостояние господ и слуг, в психологический регистр. Люди бездельные, с пустой жизнью, кривляющиеся перед собой и другими, чтоб скрыть эту пустоту, – с одной стороны, а люди постоянно занятые, работающие, с прочной жизненной основой – с другой стороны. Одни выросли из своей земли и живут, может, и немудрено, однако органично, другие – повисли без опоры и барахтаются в причудливых плясках праздности, как балаганные куклы. Уж это кому не знакомо! Бездельники, выдумывающие себя, и работники, своим трудом живущие, никуда не делись, не перевелись – разве что маски поменяли на вечном карнавале, другие имена и звания стали носить…
Земля, для одних любимая и заветная, для других ненужная и непонятная, – где-то там далеко. О ней мечтает бравый Семен (обаятельный Ярослав Воронцов), лихо подметая двор так, будто в родной деревне сено косит. Оттуда, с земли, приходят мужики в исконно посконной одежке – это просто ансамбль виртуозов. Первый мужик (Гелий Сысоев) – в очках, грамотный, положительный, с обстоятельной повадкой коренного, из земли выросшего, натурального лидера. Второй мужик (Владимир Матвеев) – мрачный скептик, вечно подозревающий в жизни подвох и каверзу. Третий, чья фамилия звучит в пьесе, – Дмитрий Чиликин – блистательным исполнением Аркадия Коваля превращен в комедийный бриллиантик. Издерганный и запуганный, этот мужичок живет в состоянии дикого изумления перед открывшейся ему господской жизнью, реагируя на мельчайшие подробности криком наивной чистой души: «О Господи!» Это он бормочет рефрен «земля наша маленькая, курицу, скажем, и ту выпустить некуда» и держит в руках подарочек барину – корзинку с пищащими и прыгающими цыплятами. В барском доме явившихся мужиков тут же загораживают столбиками с бархатным шнуром – как мебель в музеях…
Художник Владимир Фирер постарался максимально оптически расширить и разнообразить сценическую коробочку «Русской антрепризы». Слева идет лестница вверх, в барские покои, внизу передняя-гостиная (в гостиную пространство превращает огромный выдвижной стол, без которого как же обойдешься в спиритических сеансах), по центру висит большое зеркало, и всё обтянуто черным блестящим материалом. Когда идут сцены в людской, на кухне, где истово и так узнаваемо бранит бар озверевшая от усталости кухарка Лукерья (Надежда Мальцева), опускается холщовый занавес, выделяя авансцену. Ювелирная работа, и тем не менее камерность крошечного пространства остается, и играть жирно, грубо, без психологических нюансов здесь никак нельзя. Поэтому все артисты стараются выразить человеческую суть своих героев.
Почему, к примеру, барыня Анна Павловна (Ольга Антонова) так напускается на мужиков, подозревая в них заразу, так цепляется за видавшего виды насмешливого доктора (Юрий Лазарев), так злобно бранит мужа? Да потому что этой женщине нечем жить – дети выросли, муж укрылся в спиритизме, никому она не нужна, и привлечь внимание семьи можно теперь только истерикой и мнимыми болезнями. Раздраженная, испуганная и жалкая барыня не мужиков боится, а жизни, с которой у нее нет никакой прочной связи. Барин же Леонид Федорович (Сергей Кузнецов) – другое дело. Ему отпущена благодать – он дурак с деньгами. Это счастье! Веселый талант Сергея Кузнецова на славу резвится в этой роли. Ведь дурак – это существо, психологически как бы закутанное в толстую шубу, он непробиваем, к нему, в маленький душный рассудок, нет входа. А ему внутри хорошо и тепло! Тем более он дурак-энтузиаст, знающий ученые слова. С таким счастье можно и не замечать презрения распущенных и несколько дегенеративных детей (Вово – Владимир Франчук, Бетси – Марианна Мокшина), не видеть их пустых глаз, оживленных разве праздным любопытством.
Когда мужики от барского гнева укрываются на кухне, а баре проводят испытательный сеанс гипноза, на сцене появляется и руководитель «Русской антрепризы» – Рудольф Фурманов в роли медиума Гросмана. По природе своей это актер на эксцентрические характерные роли, и в своем театре он играет исключительно странных персонажей – экстрасенсов, гипнотизеров. На худом носатом лице Гросмана-Фурманова горят диким светом круглые черные глаза, и его феноменальная энергия, сила его веры в свою небывалость такова, что, кажется, сейчас начнет трещать сама сцена. Несомненно, этот Гросман – самовлюбленный шарлатан и придурок, но он придурок фантастический, сверхъестественный, внушающий трепет своей поистине космической энергией!
Вереницу придурочных бар украшает и Наталья Парашкина в роли Толстой барыни. Это маленький шедевр, и зрители не зря награждают актрису овациями. Я заметила когда-то Парашкину в эпизоде сериала «Тайны следствия», где она играла дегенератку, зарезавшую ребенка. Это было сыграно так сильно и страшно, так верно, так, казалось бы, просто – на двух-трех реакциях и взглядах, – что Наталья Парашкина мне сразу запомнилась. У нее невыигрышная внешность – слишком обыкновенная для актрисы, но удивительная способность к внутреннему перевоплощению. Парашкина играет идиотку, начинающую каждую фразу с «а я…», ходящую, как глупая лошадка, по вечному кругу предельно ограниченного, зачаточного рассудка. Что бы ни происходило, Толстая барыня тут же нарисуется возле и начнет говорить о себе, о своих привычках, о своих страхах – одинокая, глухая ко всему, несчастная, комичная дура, влекомая страстной жаждой выкрикнуть свое. А я вот никогда не сплю в поезде, не могу спать в поезде! – дудит она, для которой это ничтожное для окружающих обстоятельство ужасно важно, восхитительно, огромно! Я, венец творения, я, соль земли, – и не сплю в поезде! Не знаю, как вы, а я это самодовольное дудение о том, что никому, кроме тебя, неинтересно, этот тип душного, глухого сознания, этих «толстых барынь» встречала сотни раз. Да что там – иногда в самой себе могу опознать ее промельк…
А те, кто бар, невыросших, пустых детей, обслуживают – люди взрослые, ответственные (кроме молодого лакея Григория в исполнении Дмитрия Могучева – надменного злобного выскочки). Таков прежде всего своеобразный «Фирс» здешних мест, камердинер Федор Иванович (Лев Елисеев), степенный бывалый старичок со своей историей, со своей драмой. Такова шустрая веселая вертушка Таня – Юлия Шубарева, – в которой сквозь Толстого проглядывает Мольер с его бойкими, расторопными, ловкими служанками, что всегда умнее своих господ. У нее есть мечта – вместе с любимым Семеном вернуться на родную землю, жить своим домом, своим умом, в законном союзе с природой. Никогда человек, живущий на природе своим трудом, не будет вызывать духов с помощью блюдечка и чокнутых медиумов, не будет есть чаще, чем голоден, не будет попусту тиранить окружающих и глупо, бесплодно тратить божье время. Но эта чистая правдивая жизнь – идеал, мечта, говоря о ней, персонажи, светло улыбаясь, глядят куда-то вдаль и вверх. Хорошо, хоть у кого-то есть мечта. У многих и мечты нет – так они бронированы самодовольством и бездельем…
Что ж, всё это к Толстому очень близко – только без гнетущего нравоучительства, без грозного посоха, которым стучат и потрясают обычно могучие строгие старцы, вразумляя человечество. То, что грошовая мистика – занятие для бездельников и дурачков, напомнить вовсе не лишнее, ведь сегодня этой мистикой, как пошлой вонью, пропитан воздух. А на земле русской по-прежнему живут посреди дикости и распада и те, кто согласились жить трудом, то есть жить трудно. И это не от ума, который может увести человека в погоню за призраками, – от натуры, органической, крепкой и здоровой.
Впрочем, в спектакле «Плоды просвещения» нет напористого, вдолбленного в головы «послания». Это не сатира, а «человеческая комедия», полный юмора рассказ о двух днях жизни барского дома, в который пришли мужики, рассказ о том, как натуральное столкнулось с фальшивым – и победило.
Правда, победило не в честном бою, а с помощью старых добрых сюжетных игр, известных еще с античных времен. Но это – законные хитрости театра, положенные ему от вечности.
Все в общем тут по-хорошему «исхитрились» – исхитрился режиссер, складывая ансамбль из актеров разных театров и разных способов игры, никуда не спеша и все-таки дорожа сценическим временем (спектакль никак нельзя назвать затянутым, идет он бодро и внимание зрителя не рассеивает). Исхитрился художник, оформляя игрушечное пространство, исхитрились актеры, создавая живые характеры и не повторяя при этом своих прежних работ (приведу в пример В. Матвеева и А. Коваля – уж сколько мы их видели на сцене, ан нет, удивили, нашли новые краски). Исхитрился Р. Фурманов, сооружая богатый репертуар своей «Антрепризы», какого не во всяком знаменитом театре встретишь. Это не театр новаторских открытий, великих спектаклей, потрясающих сердца и волнующих умы десятилетиями. Это – театр собирания и накопления существующих ценностей, театр сохранения автора, театр сбережения живой души в актере. Этим должны на самом деле заниматься большие академические сцены, но в нашем сюрреалистическом городе на больших академических сценах норовят кататься на коньках и называть это безобразие интерпретацией Гоголя. Перевертыш такой! На маленьких сценах разводят уважение к автору и тщательный психологический рисунок игры, а на больших – лудят безответственные эксперименты и губят актеров, превращая их в пустых марионеток… Впрочем, это тема другого рассказа – а наш рассказ о симпатичнейших «Плодах просвещения» в «Русской антрепризе» закончен.
