Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №5 (2003)
Словом, если прежнее размежевание Европы шло по “меридианному” признаку, указывающему на противостояние Запада и Востока, то теперь оно пойдет по “широтному” принципу, связанному с размежеванием “Старой Европы” от “новых” авантюристов атлантизма. Ясно, что такое размежевание легче будет даваться тем, кто ассоциирует себя не с глобальным наступлением новых богатых (у тех геополитический лидер определился вполне), а с самозащитой бедных. Это, впрочем, не исключает того, что националистичес-кие правые смогут сыграть свою роль европейских оппонентов атлантизма; но в целом вектор нового внутризападного размежевания будет определяться обновленной левой и даже коммунистической идеей.
В этом смысле феномен старого западничества в Восточной Европе близится к концу. С одной стороны, на западнических эпигонов, давно мечтающих о “возвращении в Европу”, должно повлиять новое размежевание европеизма и атлантизма на самом Западе. С другой — Европа левых, переориентирующаяся на социальную идею и идею солидарности с гонимыми мира сего, будет куда менее склонной поощрять “антиазиатский” снобизм бывших номенклатурных элит, сделавших свой поворот “на Запад” за спиной собственных народов, заново ограбленных и обездоленных.
Повторяю: не будь новой мировой войны, Запад еще долгое время пребывал бы целым, более или менее разделявшим идею атлантической солидарности перед лицом Азии. Но развязанная американцами мировая война ужесточает стоящие перед континентальной Европой дилеммы: идентифицировать себя с глобальным реваншем новых богатых, превращающихся в откровенных социал-дарвинистов и расистов, или определиться перед лицом всего мира в менее одиозной роли. Сектанты атлантизма, зараженные комплексом избранничества и противопоставившие себя остальному миру, ведут Европу в тупик, к самоубийству. Поэтому освоение старого средиземноморского опыта диалога мировых культур и конфессий, наложенного на социальную презумпцию сочувствия и солидарности с “нищими духом”, является источником альтернативного глобализма европейцев, осознающих необходимость нахождения общего языка с планетарным большинством.
Перед лицом этой новой стратегии позиция некоторых новых государств — сознательных дезертиров Евразии, променявших ее на “вхождение в Европу”, выглядит уже совсем не так, как она выглядела в начале 90-х годов. В Европе будут более цениться носители евроазиатского диалога, чем экстремисты размежевания. Моя гипотеза состоит в том, что размежевание с атлантизмом спонтанно ведет к новому доминированию левых в европейской политике, а оно, в свою очередь, облегчает диалог Европы с новыми бедными европейской и мировой периферии.
Новая гражданская война в США:
реванш внутреннего Юга
Север для США — это Канада, откуда вряд ли могут возникнуть особые сюрпризы для развязавшей мировую войну сверхдержавы. В этом смысле прием “деконструкции” системы статус-кво, необходимый при всяком долгосрочном прогнозе, применительно к США связан с учетом “южного фактора”. Здесь можно только отделять Мексику, вошедшую в НАФТА, от большинства стран Латинской Америки, олицетворяющей Юг в смысле противостояния богатому и благополучному Северу. Геополитическая ревность богатого северного “гегемона” к возможной самостоятельности тех, кому отведена роль колониально зависимых, привела к тому, что гигантам Южной Америки — Аргентине и Бразилии — так и не дали подняться. США навязали своим вынужденным партнерам такие “реформы”, которые по своей разрушительности могут сравниться разве только с “реформами” в России, осуществляемыми по тому же “чикагскому” рецепту радикального монетаризма. Глубокий парадокс истории, возможно, состоит в том, что если бы США проявили больше геополитического и “классового” великодушия и позволили Латинской Америке подняться в экономическом отношении, они бы в большей степени гарантировали свою внутреннюю стабильность. Но ситуация всюду повторяется: разрушительная экспансия богатого Севера оборачивается, быть может, не менее дестабилизирующей демографической экспансией бедного Юга на Север.
Сегодня в США живет несколько миллионов латиноамериканцев, которые, в отличие от негров, не натурализовались ни в социальном, ни в культурном смыслах. Их инфильтрация на Север совпала с затуханием “плавильного котла”, подъемом национализма и реабилитацией идеи культурно-цивилизационного многообразия мира. У них меньше всего оснований надеяться, что новые приобретения Америки, получаемые в ходе недавно развязанной мировой войны, станут и их достоянием. Цветные Соединенных Штатов в значительной своей части — это внутренний “Юг”, тем более враждебный правящему “Северу”, чем больше последний отказывается от социальной идеи в пользу откровенного социал-дарвинизма и расизма. Социал-дарвинизм и расизм — это идеология глобальной гражданской войны новых богатых с бедными, возглавляемой США. Лишившись такой идеологии, “партия богатых” лишится мобилизующей идеи, без которой нельзя вести войну. Но это чревато эффектом бумеранга: американское общество, ставшее не только мультикультурным, но и социально поляризованным как раз по линии этнокультурного размежевания, рискует гражданской войной.
История, осваиваемая на языке метаистории — глубинной гуманитарной памяти, включает много мистического. Мистицизм истории — это, собственно, ее подсознательное, обычно прячущееся от цензуры господствующего идеологизированного сознания и внезапно прорывающееся на поверхность осколочными фрагментами, лишенными явной логической связи. Тот, кто изучал гражданскую войну в США, в которой янки впервые заявил о себе как рыночный нигилист, экспроприатор и “огораживатель”, не может избавиться от впечатления неполной, не до конца состоявшейся легитимности Америки как государства. Социальная трещина между олицетворяющим “рыночную идею” Севером США и сохраняющим “внерыночную” идентичность Югом тщательно законопачивалась и замазывалась, но ее присутствие в качестве “следа” (в постмодернистском смысле) — тайного прибежища будущих хаотических сил — не оставляет сомнения. Замечания о таинственной повторяемости истории дважды, о действующем в ней законе отрицания отрицания отражают не только сверхрациональное восприятие истории, противоположное благополучному эволюционизму. В данном случае, применительно к США (равно как и к России), ожидаемый катастрофизм истории выступает как закономерное “психоаналитическое” воспроизводство травмирующего события. Таким травмирующим событием для нации и является гражданская война.
Вопрос о том, изжита или не изжита гражданская война как источник национального травматизма, является, может быть, судьбоносным вопросом государств, переживших гражданскую войну. Она создает феномен однажды расколотой, разбитой конструкции, которую затем склеили заново и даже забыли состав клеящей массы и место склейки. Но достаточно подвергнуть конструкцию неожиданному давлению, как она раскалывается по уже намеченной линии. Гражданская война в США могла бы считаться полностью изжитой, если бы и северяне-янки, и противостоящие им южане равным образом преобразились в ходе последующего диалога. Но в данном случае менялась, как это обычно и водится, только побежденная сторона. Победители-янки, напротив, только утверждались в своем “последовательно рыночном” нигилизме, игнорирующем права культуры и другие гуманитарные императивы социума, желающего быть гармоничным. Нынешняя глобальная война богатых, по собственному почину возглавляемая США, означает вызывающее утрирование тех нигилистических черт американца-янки, которые, собственно, когда-то и сделали гражданскую войну неизбежной и породили глобальный феномен американизма, шокирующий остальных в социальном, культурном и политическом отношениях.
Новая радикализация нигилистического “экономикоцентризма”, игнорирующего моральные, культурные, социальные резоны, вступает в вопиющие противоречия с необходимостью нахождения новых интеграционных идей и консенсусов в обществе, становящемся все более мультикультурным и социально неоднородным. Американская партия войны еще, может быть, не знает, что ей, скорее всего, суждено стать и партией гражданской войны. Тем не менее ее политика и идеология стремительно эволюционируют под влиянием милитаристского “ускорения” в направлении, прямо противоположном тому, что необходимо для интеграции гетерогенного общества самой Америки. Сегодня главной технологией социального сплочения, используемой правящей элитой, являются провокации спецслужб, связанные с нагнетанием атмосферы страха и ксенофобии. Мало кто задумывается об эффектах бумеранга: постоянно напоминать населению, растущую долю которого составляют помнящие свои корни цветные, в том числе и мусульмане, что “цивилизованному миру” во главе с Америкой угрожают мусульманские террористы (откуда эта внеправовая привязка уголовщины к религиозному признаку?) — это означает каждый раз демонстрировать позицию белого расизма.
