Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать
Этот поразительный факт их британскости говорит нам нечто пугающее и о них, и о нас, ибо для террористов-смертников они необычны. Палестинские смертники, устраивающие теракт в Иерусалиме или Тель-Авиве, бывают выходцами из убогих кварталов Наблуса или Хеврона. Те 19 террористов-смертников, которые уничтожили небоскребы-близнецы, все без исключения были выходцами из арабского мира, в основном из Саудовской Аравии.
Похоже, нам удалось совершить невероятное и вывести породу террористов-смертников, готовых уничтожить то общество, которое их вырастило. И возникает вопрос «почему?». Почему Америка импортирует террористов-смертников, а мы производим своих собственных?
Прошлое лето мы провели в прекрасной поездке по Америке. Для циничного британца было удивительно видеть, как американцы вывешивают свой флаг. На каждой веранде, на каждом флагштоке, на каждом бампере гордо и независимо в изобилии висели звездно-полосатые флаги. Сравните с тем, как мы обращаемся с нашим «Юнион флагом», который постоянно упоминают в делах о расовом преследовании на том основании, например, что наклейка с флагом на шкафчике в раздевалке носит провокационный характер. Вспомните Боба Эйлинга, бизнесмена – сторонника лейбористов, сменившего великого лорда Кинга в компании British Airways, который решил, что «Юнион флаг» многих смущает, и дал указание удалить их с килей самолетов компании.
Наш подход к национальным символам американцев поставил бы в тупик. Для них флаг – это жизненно важный инструмент интеграции, способ подтвердить, что в этой огромной стране иммигрантов каждый человек не только американец, но и равноправный американец с равными шансами. Вот почему американские дети свой день в школе начинают с того, что дают клятву верности флагу, и вот почему американцы демонстрируют патриотизм и просто болеют за свою страну, тогда как наши пресыщенные соотечественники находят такие чувства детскими.
А если посмотреть, чему учат в британских школах, и вспомнить, что один из убийц был учителем начальных классов, то трудно отрицать: в своей оценке того, что нужно нации для единения, американцы правы, а мы, как ни печально, нет. И это не просто потому, что большая часть британских детей уже многого не знает об истории Британии (13 % молодежи от 16 до 24 лет думает, что Армаду[156] разбил Хорнблауэр[157], а 6 % приписывают великую морскую победу Гэндальфу[158]). Беда в том, что мы больше не требуем лояльности от иммигрантов или их детей. Виновников много, и в первую очередь это Инок Пауэлл. Как годами твердил Билл Дидс, проблема заключалась не столько в катастрофичной тираде Пауэлла в 1968 году против иммиграции, сколько в том, что это повлекло невозможность для любого серьезного политика обсуждать последствия иммиграции и то, как должно функционировать многонациональное общество.
После расистской атаки Пауэлла никто не осмеливался говорить о британскости или о необходимости настаивать на лояльности иммигрантов к стране иммиграции, что успешно делают американцы.
Так мы и дрейфовали в течение всех этих десятилетий и создавали культурно многообразное общество, очень привлекательное и имеющее массу преимуществ, в котором, однако, слишком многие британцы абсолютно не обладают чувством привязанности к этой стране или ее институтам. Это культурная катастрофа, на устранение последствий которой уйдут десятилетия, а начинать следует с того, что я назвал в сегодняшнем утреннем выпуске The Spectator ребританификацией Британии.
Это означает отстаивание определенных ценностей, которые мы считаем британскими в доброжелательной и вежливой манере. Если это подразумевает конец ненависти, фонтанирующей в мечетях, и обращения с женщинами как с людьми второго сорта, пусть будет так. Нам необходимо приучить второе поколение мусульманских общин к нашему образу жизни и покончить с явным отчуждением, которое они ощущают.
Это значит, что имамам надо сменить тон. А Мусульманскому совету Великобритании прекратить бесконечные разговоры о том, что «проблема не в исламе». Ведь абсолютно ясно, что во многих мечетях можно услышать проповеди ненависти и найти литературу с прославлением 9/11 и оскорблением евреев.
Мы достигли поворотного пункта в отношениях между мусульманским сообществом и остальными. И для умеренных сейчас самое время показать себя лидерами. Вот почему я хочу закончить статью словами моего коллеги – лейбориста Шахида Малика, члена парламента от Дьюсбери, который вчера сказал: «Задача ясна – мы не должны больше терпеть тех речей, которые терпели до этого, будут ли они раздаваться на улицах, в школах, молодежных клубах, мечетях, закоулках, дома. Надо не просто порицать их. Надо противостоять».
Хорошо сказано, Шахид. Самое время имамам последовать этим словам.
14 июля 2005 г., The Daily TelegraphКонец части Англии
Когда я увидел, как у нижних ворот Берта развернулась ко мне крупом, я подумал: тут какая-то ошибка. Мне обещали найти красивую спокойную кобылу с учетом того, что я никогда не ездил на лошадях. А на меня надвигался вздымающийся зад самой крупной гнедой, которую я когда-либо видел.
Ошеломленный, я взобрался на стул, приготовленный для меня Ди Гризеллем, совладельцем фермы, сунул ногу в стремя и попытался закинуть себя в седло. Берта в этот момент подалась назад, и я начал свой первый день охоты в последнюю, согласно древней традиции, неделю с медленного, как во сне, падения на бетонный пол фермы.
Так что оставим меня там, зависшим между стременем и землей, и рассмотрим причины этого отчаянного поступка. «Ты очень храбрый, – постоянно талдычат мне все, – если не сказать отчаянный». В действительности же к тому времени, когда я разобрался с Бертой, я стал – подозреваю, намеренно – трусливым. «Когда в 1997 году я решил вновь заняться охотой, – рассказал пригласивший меня Чарльз Мур, пока мы ехали на сбор охотников, – я уже не занимался ею 25 лет и в ночь перед выездом не сомкнул глаз». «Правда?» – сказал я, и тут до меня дошло, что я прошлую ночь проспал с невозмутимостью невежды.
Когда мы проезжали мимо одинокой сороки[159], я не мог не заметить, что Чарльз забубнил длинную искупительную молитву: «Поздоровайся с миссис Мэгпай… передай ей мои лучшие пожелания… меня зовут Чарльз Мур» – и так далее, да так подробно, что я даже всерьез забеспокоился. Чарльз – ветеран, профи. Он имеет право носить красный с зеленым воротником камзол Восточного Суссекса и Ромни-Марша (графство Кент). Он счастлив, когда его выбрасывает из седла на какую-нибудь каменную стенку или куст с шипами. И если его настолько страшат предстоящие события, что он молится при виде сороки, то что ждет там меня?
Если не считать часа, проведенного на верблюде в Египте и нескольких часов на слоне в Индии, я вообще никогда не ездил на крупном млекопитающем. И хотя я совершал храбрые поступки, может и сомнительные, например присутствовал при рождении четырех детей, гонял по автостраде М40 со скоростью 260 км/час, но верхом на лошади на скорости никогда не ездил. Знаю, что мой отец и дед охотились с шотландскими борзыми в Девоне и Сомерсете, но мне такая возможность не представилась.
А сейчас я собрался на охоту по одной причине: выказать свой гнев и поддержку, хотя я выступаю как человек, у которого никогда не было особого желания убивать животных. На самом деле, когда в нашей долине разрешили охоту на оленей и среди холмов стали разноситься крики, подобные воплям племени сиу, нас, детей, стало переполнять чувство сострадания к оленям. А когда охотники шли через двор с фальшивыми улыбками, которыми они одаривают простых обывателей, мы выбегали к ним и кричали: «Он туда ушел! Он туда ушел!», как французские крестьяне, которые пытались спасти летчика от гестаповцев. Но охотники продолжали фальшиво улыбаться и не обращали на нас никакого внимания. Все, кто сталкивался с этим, знают, нет ничего более страшного и душераздирающего, чем вид загнанного под лай собак оленя.
Утверждать, что заключительные фазы охоты в некотором смысле не жестоки, значит нести чушь, но не в этом суть. От запрета охоты масштаб британской жестокости к животным не уменьшится ни на йоту. Дело тут не в жестокости. Это марксистская атака на то, что лейбористы абсурдно принимают за классовый интерес. Это эгоистичная попытка премьер-министра вознаградить своих тупоголовых заднескамеечников за их поддержку войны в Ираке. Отвратительный способ управлять страной. Я, может, тайно помогал оленю скрыться от охотников, но все-таки я хочу, чтобы олени водились в нашей долине в Эксмуре. А если численность оленей уменьшится после отмены охоты (а все указывает на это) и фермеры перестреляют их всех до одного, вот тогда я буду бесконечно презирать это лейбористское правительство и всех его сторонников и преследовать их до самой смерти, ибо они уничтожат то, что являет собой часть Англии, просто из желания навредить.
