Игорь Шафаревич - Россия в постиндустриальном мире
Россия имела долгую историю военного противостояния на Западе с Литвой и Польшей. Кульминацией польского успеха было Смутное время, после которого баланс сил склонился в пользу России. Но как раз тогда Россия подпала новому давлению Запада — военному (Швеции, тогда сильнейшей державы Северной Европы) и одновременно культурному. Для многих русских, способствовавших этому влиянию, культурное влияние обосновывалось именно нуждами войны (например, по-видимому, для Петра I). Но для все большего числа русских привлекательными оказывались сами культурные достижения Запада (его искусство, наука, социальная организация).
Сейчас это медленно нараставшее культурное влияние превратилось в полное подчинение, с полной утерей Россией ее индивидуальных черт. Было ли это непрерывным процессом, постепенным накоплением малых изменений? Я уверен, что нет: начиная с 1917 года происходило насильственное насаждение в России западных принципов жизни. Оно производилось организованно и под колоссальным террористическим давлением. Я уже аргументировал эту точку зрения в ряде своих работ и сейчас лишь коротко суммирую свои доводы.
К 1917 году Россия была еще в основном православной, монархической, крестьянской страной. Радикальные изменения совершил именно февральско-октябрьский переворот.
Во-первых, мне кажется, что разделение переворота 1917 года на два этапа, условно говоря — "Февраль" и "Октябрь"— не соответствует логике истории. Аналогичные два этапа были и в других революциях: Английской, Французской. Каждый из них равно необходим для успеха революции.
У нас же оба они были связаны с насильственным насаждением западнических концепций. В Феврале это открыто и провозглашалось, было основным идеологическим принципом. В Октябре осуществлялось через победу радикальной западнической идеологии — марксизма. Если духовным оправданием Запада была идеология "прогресса" — постоянного движения человечества в одном определенном направлении, венцом которого (по крайней мере, на данный момент) является западная цивилизация, то в марксизме этот же принцип преломился, как концепция сменяющих друг друга общественно-исторических формаций, причем опять высшей точкой развития оказывался западный капитализм. Правда, следом за ним виделся социализм, но это лишь в качестве предсказания. Реальные же задачи были те же, которые на 200—300 лет раньше решал в Европе западный капитализм.
В первую очередь это уничтожение традиционного уклада, которым жило общество, в основном крестьянское. Например, в Англии уничтожение свободного крестьянства происходило не менее жестокими методами, чем у нас. "Работные дома" для бедных мало отличались от наших концлагерей. Был закон, приговаривающий ребенка к повешению за кражу булки (ср. наш "закон от 7/8"). Только на Западе вся операция растянулась на несколько столетий, а у нас заняла несколько лет, что вызвало "эффект микроскопа". В первую очередь новая власть и набросилась на деревню, стремясь подчинить ее "единому общегосударственному хозяйству". Такова была цель и комбедов, и продразверстки, и коммун, и других мер. Но тут проявилось то свойство крестьян, что они получают глубокое удовлетворение от своего труда и мучительно воспринимают разрешение его характера. Поэтому они и бунтовали "против помещиков" — фактически против малоземелья, не дававшего развиваться хозяйству. Поэтому и на меры новой власти они ответили тысячами восстаний по всей России — фактически крестьянской войной.
Ярость противостояния можно оценить, например, по записке Ленина "Товарищи рабочие! Идем в последний, решительный бой". Там читаем:
"Волна кулацких восстаний перекидывается по России... Если бы кулакам удалось победить, мы прекрасно знаем, что они беспощадно перебили бы сотни тысяч рабочих... восстанавливая каторгу для рабочих... Так было во всех прежних европейских революциях... Везде кулачье с неслыханной кровожадностью расправлялось с рабочим классом... Никакие сомнения невозможны. Кулачье — бешеный враг Советской власти. Либо кулаки перережут бесконечно много рабочих, либо рабочие беспощадно раздавят восстания кулацкого, грабительского меньшинства народа против власти трудящихся. Середины тут быть не может... Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им!.. Рабочие должны железной рукой раздавить восстания кулаков... беспощадное подавление кулаков, этих кровопийц, вампиров, грабителей народа, спекулянтов, наживающихся на голоде!"
В этом же тексте Ленин говорит, что кулаков — не более двух миллионов. С другой стороны, он много раз повторяет, что в истории счет идет на десятки миллионов — "меньше — не считается". Это была его любимая мысль. Тогда спрашивается, чем же так безумно опасны эти два миллиона из числа 160 миллионов? У них нет ни бронепоездов, ни аэропланов, ни артиллерии — только ружья, принесенные с фронта, и вряд ли много патронов к ним. Как они могут перерезать бесконечное (!) число рабочих? Получается какая-то бессмыслица, если только "кулак"— это не эвфемизм, обозначение крестьянства. Вот против него и зовет Ленин в "последний и решительный бой".
Конечно, судьба крестьянства была предопределена, как всегда, в борьбе города с деревней. В тот момент, ввиду ряда обстоятельств, они от власти отбились — принеся многомиллионные жертвы. Власть вынуждена была объявить НЭП, принять требования крестьянских восстаний.
Но лет через 7—8 попытка была предпринята вновь и тогда — удалась, причем под колоссальным террористическим нажимом, который опять назывался "раскулачиванием".
Аргументируя необходимость массовой коллективизации, Сталин сказал, что без этого невозможно осуществить индустриализацию страны. Это и был лаконично сформулированный принцип западного капитализма: индустриализация за счет деревни.
Таким образом, Россией был принят западный путь развития. Элемент заимствования, подражания осознавался тогдашним руководством. Это проявлялось, например, в лозунгах "Догнать!", "Догнать и перегнать!" (выпускались даже изделия со штампом "ДиП"). Я помню эти лозунги висящими повсюду в своем детстве (30-е гг.). Но ведь "догонять" можно только кого-то, кого признаешь "бегущим впереди", лидирующим. Таким образом, Россия вынуждена была принять принцип развития западной цивилизации, поставить себя в положение "догоняющего". Это, естественно изменило отношение ко всем ценностям западной цивилизации — они стали выглядеть привлекательными и были восприняты верхним слоем коммунистической власти. В "перестройку", путем "приватизации" эти принципы были осуществлены полностью, юридически оформлены и легализованы.
6. Перспективы?
Насколько можно доверять очевидным выводам из множества имеющихся фактов, настолько можно быть уверенным, что ближайшее будущее мира будет определяться уже надвигающимся концом западной цивилизации.
Но как это отразится на судьбе России? Казалось бы, основные признаки упадка Запада, которые мы выше перечислили, характерны и для России, часто даже в большей степени. Это и катастрофическое падение рождаемости, и массовая иммиграция представителей культурно чуждых цивилизаций, и утрата основных ценностей, на которых вырос народ. Но можно обнаружить и некоторые принципиальные различия.
Западная Европа и Северная Америка были колыбелью, в которой сложилась некоторая, очень специфическая цивилизация. Там она органически вызрела, а затем распространила свое влияние почти на весь мир. Россия же лишь подпала под влияние Запада. Сначала оно укоренилось только в верхних слоях общества и лишь сравнительно недавно подчинило себе всю страну. Причем наиболее решительный перелом ("год великого перелома"), как мы видели, произошел в самое последнее время — уже мое поколение было его свидетелем. Так что Россию можно сравнить скорее с покоренной провинцией — причем покоренной лишь при жизни поколения, предшествующего живущему сейчас.
Соответственно и признаки упадка, наблюдаемые на Западе и в России, часто хотя и похожи, но имеют различный оттенок. И прежде всего это касается самого страшного признака — депопуляции. На Западе рождаемость падает, так как дети мешают комфортабельной жизни. И чем страна богаче, тем в ней рождаемость ниже. В России же это отношение распространено разве лишь среди узкого слоя "новых русских", а в основной своей массе народ рожает меньше детей, так как боится, что их нечем будет кормить. И точно так же наркомания на благополучном Западе распространяется страшнее, чем в нищей России; значит причина тут не в бегстве от тяжелой действительности. Среди русских (людей русской традиции) совсем не прививается терроризм, так распространенный на Западе среди представителей народов европейского происхождения ("Банда Баадер-Мейнхоф", "красные бригады" и т.д.)
И таких различий можно заметить много. Так что Россия никак не может считаться органичной частью Запада, обреченной разделить с ним его судьбу.