Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста [Политический бестселлер]
![Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста [Политический бестселлер]](/uploads/posts/books/217448/217448.jpg)
Обзор книги Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста [Политический бестселлер]
Шафаревич Игорь Ростиславович
Записки русского экстремиста
ОТ АВТОРА
В этой книге собраны мои публикации последних лет, а также ряд выступлений на радио. Тема их все та же: попытка понять то, что происходит с нашей страной. Причем я пришел к выводу, что это возможно только в рамках пересмотра стандартных взглядов на Историю всего человечества за очень длительный период. Вот этим новым взглядом на Историю я и хотел бы заинтересовать читателя. Для этого я излагаю и совсем сжато, в рамках газетной статьи, и подробнее, в цикле лекций, которые мне любезно было предложено прочесть в Сретенском монастыре. Выступления на радио, обычно связанные с конкретными вопросами современности, имеют целью связать эти общие взгляды с реалиями нашей жизни.
У нас сложилась (рискнул бы даже сказать — возобладала) такая точка зрения, что любые отрицательные и презрительные высказывания в адрес русского народа, типа «русский фашизм хуже немецкого», как бы голословны они ни были, воспринимаются как соответствующие духу либерализма и терпимости. Причем это далеко не только продукт постперестроечной эпохи. Еще до Первой мировой войны В. Розанов писал «…о нашем отечестве, которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать как злейшего врага некоторого просвещения и культуры…». И не только эти «знаменитые писатели» (не числящиеся среди создателей великой русской литературы) здесь действовали. Ведь еще А.Пушкин написал:
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Как часто у него, указывая на Историю и прошедшую, и будущую, — от аристократа, который, узнав о подавлении польского восстания, …горько возрыдал, Как жид о Иерусалиме, до современных «богов голубого экрана».
Наоборот, самая робкая попытка воспринять русскую историю и культуру как имеющих смысл и ценность, то, что, например, в США считается просто обязательным в отношении афроамериканцев (негров) или латиноамериканцев, если она относится к русским, клеймится как «ксенофобия» и «экстремизм». Таково объяснение несколько ироничного названия книги.
Россия на разломе тысячелетий
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ
Я изложу схему исторического развития, как она для меня выкристаллизовалась в результате многолетних размышлений и в том аспекте, который более всего затронул судьбу России. Это действительно не более чем общая схема. В поддержку ее можно было бы привести много фактов, но это потребовало бы гораздо больше места. Часть этих фактов можно найти в других моих работах — например, в недавно изданных книгах «Две дороги — к одному обрыву» (изд. «Айрис Пресс», Москва, 2003 г.) и «Русский народ в битве цивилизации» (изд. «Алгоритм», Москва, 2003 г.).
1. ИСТОРИЯ
Много тысячелетий человечество живет при одном и том же строе. Подавляющая часть населения — крестьяне. Города в этой жизни играют очень важную роль. Но лишь как вкрапленные в земледельческое население центры по формированию культуры. Город и деревня были равно необходимы друг другу. Похоже, что и возникли они почти (в исторических масштабах) одновременно (в «Плодородном полумесяце», Fertile Crescent). Если я правильно понял стандартные книги по археологии, то появление такого образа жизни начинается с так называемой эпохи расписной керамики, поселения которой были распространены от Китая до Центральной Европы (у нас — Триполье). Сначала была (начиная с V тысячелетия до Р.Х. или еще раньше) эпоха мотыжного земледелия. Для нее типичны женские статуэтки типа «мегалопигии». Позже земледелие стало плужным. Этот тип жизни продуктивно сотрудничал с индустриальным развитием городов. В XX веке Кондратьев назвал его «двусторонним аграрно-индустриальным типом народного хозяйства». Ранние стадии хорошо описаны в книгах Редфилда. Например, Robert Radfield. The Primitive World and Its Transformations. N.J. 1953. Там: «Город дает деревне как бы другое измерение и не противоречит ее идеологии». Таким, например, было общество Афин периода расцвета. В комедии (например, Аристофана) ясно видно, что «городская жизнь» Афин эпохи Перикла в значительной степени была жизнью крестьян соседних деревень, сошедшихся в городе. Они составляли народное собрание и суд, вмешивавшийся во все обстоятельства жизни. Они были зрителями трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, которых, в свою очередь, можно считать античными «деревенщиками». Для них возводился Акрополь, и на улицах стояли статуи Праксителя. Таков же был тип жизни России вплоть до начала XX века. При всей утонченности возникшей в городах культуры в ней господствовали этические, эстетические и религиозные принципы, выработанные деревней.
Но постепенно в Западной Европе стал утверждаться другой тип жизни, основанный на господстве городов. Первые его черты стали проявляться в Италии позднего Средневековья. До того статус человека определялся его положением в деревне, его земельными владениями, а теперь стал зависеть от его положения в городе. Постепенно возникло общество чисто городское, индустриальное. Оно завоевало свое место в борьбе с деревней. Решающий шаг был сделан в Англии, где крестьян сгоняли с их общинных земель, клеймили раскаленным железом, как бродяг (выжигали букву V — vagabond, бродяга), поймав вторично — вешали и таким образом создавали городской пролетариат.
Этот тип жизни был связан с бурным развитием науки и основанной на ней техники, с созданием капитализма спекулятивного типа (банки, акционерные общества, биржи). Он оказался чрезвычайно агрессивным. Насилием и войнами он разрушал общества другого типа, подчиняя их себе.
Маркс приводит документально подтвержденный факт, как английский парламент создал комиссию из ведущих тогдашних экономистов для выработки путей разорения индусских ремесленни-ков-ткачей, с которыми не могла конкурировать английская промышленность. Средства нашлись столь эффективные, что спустя несколько лет генерал-губернатор Индии сообщал: «Дороги Индии усеяны костьми разоренных ремесленников». Тем не менее в «Коммунистическом манифесте» читаем: «Дешевые цены ее (буржуазии) товаров — вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой она принуждает к капитуляции самую упорную ненависть варваров к иностранцам». Оказывается, Маркс хорошо знал и о других средствах.
Вовсе не буржуазия и пролетариат были главными антагонистами в драме истории. В том же «Коммунистическом манифесте»: «Буржуазия подчинила деревню господству города. Она вырвала значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни». К началу XX века самой влиятельной страной, не поддававшейся этому процессу, была Россия. Тогда 80 процентов ее населения были земледельцами.
2. РОССИЯ
Путь Запада был следующим: разрушение деревни и на базе этого построение индустриального общества (отчасти на полученные в деревне средства, отчасти — превращением крестьян в пролетариев). Россия противилась этому течению. Причем не только крестьянскими восстаниями. Политика власти тоже была направлена на предотвращение пролетаризации деревни. Для этого была сохранена община при освобождении крестьян, потом разработаны планы реформ Бунге и Витте, реформы Столыпина — все они проектировались с этой целью.
Перелом произошел в 1917 году. Эта революция имела два этапа — февральский и октябрьский. Два этапа единого процесса, без каждого из которых весь процесс был бы невозможен. Поэтому, если их разорвать, понимание теряется. Ведь мы не разбиваем французскую революцию на две, противопоставляя созыв Генеральных Штатов, взятие Бастилии, «поход женщин на Версаль» и водворение короля в Париже — террору 1793–1794 годов. Для нас это, очевидно, один процесс, хотя, например, в первой фазе Лафайет был героем и одним из вождей, а во второй — эмигрантом, борцом против революционной власти (вроде нашего Милюкова или Керенского). В обоих случаях сначала пришло к власти либеральное течение, неспособное к удержанию власти, но очень способное к ее разрушению. На его почве власть захватило самое радикальное, крайнее течение. Но в результате этого двухфазового процесса осуществился единый итоговый результат. Для России он состоял в утверждении власти, готовой любыми средствами бороться за создание единого централизованного хозяйства. Ему, в частности, должно было быть подчинено и индивидуально-трудовое хозяйство крестьян (подавляющей части населения страны). Подчинено — или уничтожено. В 1918 году Ленин писал: «Мы скорее все ляжем костьми, чем разрешим свободную продажу хлеба». И хотя позже от этого отступились, но тогда верхушка власти чувствовала так. Но эта атака на деревню встретила нутряное неприятие и колоссальное сопротивление. Тут сказался особый характер индивидуального крестьянского хозяйства. В нем крестьянин сам создает план своего труда, то есть оно является творческим. В нем, как писал Чаянов, неприменимы понятия стандартной политэкономии: ренты, эксплуатации, заработной платы. Он говорит, что в основе индивидуально-трудового крестьянского хозяйства лежат «иные мотивы хозяйственной деятельности и даже понимание выгодности», чем в капиталистическом хозяйстве. Для крестьянина «выгодой» является сама возможность заниматься своим хозяйством. Поэтому, как заметил Чаянов, крестьянское хозяйство гораздо устойчивее в периоды кризиса, чем хозяйство, ориентированное на доход. Крестьянин готов идти на гораздо большие расходы, напряжение сил. Эти же свойства проявились при сопротивлении попыткам центральной власти подчинить себе деревню. В 1918–1920 годах тысячи крестьянских восстаний покрыли всю Россию. Каждое из них было обречено на поражение: Центр мог бросить против него в десятки раз больше сил. Но в целом они слились в одну крестьянскую войну и заставили власть принять их требования — НЭП.
