Артуро Перес-Реверте - С НАМЕРЕНИЕМ ОСКОРБИТЬ (1998—2001)
И тем не менее, Кампоамор — великий поэт. Его стихотворения «на случай» вызывают у читателя улыбку, заставляют восторгаться и переживать. Существует замечательная антология Виктора Монтоли, вышедшая в издательстве «Катедра». Все, кому интересно, могут обратиться к ней. Сам я почти ничего не смыслю в поэзии, если не считать творчества Кеведо, Мачадо, Мигеля Эрнандеса и кое-каких вещей блистательного Пепе Иерро. Менестрелей и прочих скоморохов, поющих о догмах и канонах, хватает и без меня. Я могу лишь посоветовать вам с головой погрузиться в собрание сочинений дона Рамона. Не знаю, существует ли современное издание, но в библиотеках можно отыскать экземпляры старых книг. Стихи этого астурийца из Навии, остроумного, ироничного, добродушного, этого короля салонов, идола всех матерей и дочек конца прошлого века нужно глотать в один присест, а потом приступать к поиску истинных перлов. Вот в чем радость искушенного читателя. Отыскать на белоснежных страницах с ажурными закладками и затейливыми виньетками прелестный бред: «В человеческом сердце великая тайна сокрыта, // словно в стершихся буквах на старых кладбищенских плитах» или «Матушка дома и бог в небесах», споткнуться об обманчивую нежность «Кто бы мог написать!», подсмотреть забавную любовную сценку в «Свидании в небесах», стихотворении о постаревшем байроновском Дон Жуане, или услышать «Разговор двух величий»:
— Что тебе нужно от меня?
— Мне? Ничего. Просто не загораживай мне солнце.
А «Экспресс»! Он полон длиннот, мелодраматичен, иногда откровенно скучен, но читателю стоит набраться терпения и дойти до третьей песни. Строки: «В надежде на короткое свиданье, печальный призрак тщетно ищет Вас» заставляют трепетать даже самых отъявленных скептиков.
В юности я любил Кампоамора так же сильно, как Тенорио де Соррилью и Беккера. Возможно, потому, что одна из моих бабушек, элегантная белокурая сеньора, которая дни напролет плела кружева на балконе, вспоминая о редких счастливых днях, часто собирала внуков и декламировала стихи, которыми зачитывалась в юности. Я до сих пор слышу ее голос, сдержанный, звучный и чистый. Я помню, как мы плакали, когда она произносила последние, роковые строки «Экспресса», в предчувствии которых так ныло мое сердце:
В бреду, в слезах прощания слова
я вновь и вновь невнятно повторяю.
Я вас любил. Теперь я умираю.
МОРСКИЕ ВОЛКИ
Они мечтают поскорее выйти на пенсию, чтобы ходить на рыбалку, когда им вздумается. Они знают о море побольше бесчисленных морских лис, которые толпятся на регатах, выпячивая груди в бушлатах от модных дизайнеров. Они мало смыслят в моде — на такие вещи у них просто нет денег. В лучшем случае они могут позволить себе лишь скромную барку с парусом, едва способную выдержать порыв левантийца или капризы Атлантики. Они могут быть любого возраста, но большинство — зрелые люди, от сорока до пятидесяти, худые, смуглые и нервные или, наоборот, тучные и невозмутимые. Их зовут Хинес, Пако, Маноло или как-нибудь в этом роде, без затей. Недели напролет они сидят в своих мастерских, конторах и лавках, с нетерпением дожидаясь выходных. В субботу встанут чуть свет, а то и вовсе не будут ложиться, прихватят корзинку с бутербродами и отравятся на поиски улова. Самые нетерпеливые иногда совершают вылазки по вечерам, после работы, или поднимаются пораньше и спешат с удочкой на мол, а потом, через пару часов, когда их Мария уже суетится в кухне, готовя завтрак для малышей, забегают домой, чтобы на ходу выпить кофе и положить в холодильник свежую рыбу к ужину.
Я не выношу, когда животных — пусть даже рыб — убивают ради забавы, а не для того, чтобы утолить голод. Однако должен признать, что рыбаки — высшая каста двуногих охотников. О речных рыболовах я знаю немного, а вот за теми, кто выходит на промысел в море, наблюдаю с детства. Еще мальчишкой я восхищался мужчинами — женщин среди них мало, — способными часами неподвижно сидеть в лодке, уставившись в одну точку и ожидая, когда начнет клевать. По ночам, когда ведешь свою яхту вдоль берега, ориентируясь по маяку в порту, в темноте, случается, вспыхнет фонарь рыбацкой лодки или мелькнет огонек сигареты. Иногда из-за туч выходит луна, и в ее тусклом свете можно разглядеть лес удочек на корме. Но самые удивительные из них — те, кто готов качаться на волнах безлунной ночью, при свете фонаря, которого хватает лишь на то, чтобы ты мог заметить их, проходя мимо, и включить на носу сигнальные огни. Если настроить радио на девятый канал, можно услышать, как они переговариваются на собственном условном языке, чтобы не могли подслушать конкуренты: «Сколько у тебя… скверно… здесь ничего… я там, где обычно, только чуть подальше…» — и все в том же духе. А утром они расходятся по домам, потные и небритые, чтобы их Пепы, Марухи и Лолы, которые давно уже видеть не могут эту рыбу, превратили улов в воскресный обед. По пути они непременно останавливаются у роскошной трехпалубной яхты, пришвартованной в зоне для важных персон, и, неодобрительно качая головой, роняют своим товарищам: «Нет, с такого борта удочку не забросишь».
Время от времени каждый из них навеки зарекается приближаться к любому предмету, даже отдаленно напоминающему лодку. Но они все равно продолжают выходить в море. Тащат с собой внуков, часами торчат на молу, наблюдая, как рыбачат другие, рассказывают небылицы, смотрят в небо и предсказывают погоду куда точнее Мальдонадо по телевизору. Они ревниво охраняют свои секреты и ни за что не откроют их даже лучшим друзьям: бухта, где попались два морских угря, мыс, мимо которого часто проходят косяки, мелководье, где можно сидеть неделями. Их сердца принадлежат морю, хотя бо́льшую часть своей жизни они проводят на земле. И хотя никто из них в этом не признается, дело вовсе не в улове — все равно они станут выходить в море: на рыбалку или просто так. Едва ли хоть один из них сумел бы внятно объяснить, зачем им это нужно. Возможно, тишина, одиночество и волны подскажут им ответ. До линии берега — темной полосы в их жизни — остается почти полмили.
ПРИЗЕМЛЯЙСЯ, ГДЕ СМОЖЕШЬ
Невозможно потерять за день пятнадцать тысяч чемоданов в одном аэропорту, даже если все его служащие сознательно поставят перед собой такую задачу. Такого не может быть ни в одной стране мира — даже третьего мира. Только в мадридском аэропорту «Барахас». Что бы ни говорили эти зануды-пассажиры без чувства юмора, подобное под силу только незаурядным личностям. На это способен лишь человек, ощущающий истинное призвание к подвигам такого рода, обладающий опытом, ловкостью и решимостью. Не так-то просто взять да и потерять багаж стольких пассажиров, в один момент превратив главный аэропорт страны в международное посмешище. Для этого понадобятся служащие, преуспевшие в благородном ремесле биения баклуш, терминалы, больше похожие на муравейники, спящий на ходу персонал, организации, призванные защищать права пассажиров, но пекущиеся лишь о своих собственных, бессовестные руководители, информационная сеть, в которой дырок больше, чем в жилище боснийца после артобстрела. Пригодятся компания «Иберия», над которой смеются все на земле и в небе, государственная организация АИНА, ставшая символом хаоса и неэффективности, министерство авиации, в котором никто — от министра Ариаса-Сальгадо до последнего клерка — ни черта не смыслит в своем деле, ни за что не отвечает, никогда не берет вину на себя и, судя по всему, не догадывается о значении слов «отставка» и «увольнение».
Согласитесь, сочетание всех этих факторов было бы не мыслимо ни в одном аэропорту. Прибавьте к ним неудобные тележки для багажа, длиннющие коридоры, по которым приходится бегать с тяжелыми чемоданами (если их еще не потеряли), препятствия, которые нужно преодолеть, чтобы пересесть с одного рейса на другой, громкоговорители, по которым невнятно бормочут, чтобы пассажиры смотрели на табло, поскольку динамики не всегда исправны. А еще — возникающие на ровном месте бесконечные очереди, вечно бездействующие посадочные рукава, автобусы «Барахас-Освенцим», в которых люди то дрожат от холода, то погибают от жары. Даже воздушная линия «Мадрид-Барселона», эффективно и четко проработавшая многие годы, в последнее время стала напоминать фильм братьев Маркс.
Повторяю, такое невозможно больше нигде в мире. Было бы чертовски жаль потерять то, чего удалось достичь в Барахасе. Ведь наш аэропорт — ворота великого города, связавшего воедино земли и небеса. Его просто необходимо сделать главной мадридской достопримечательностью. Представьте: по трапам самолетов спускаются толпы любителей острых ощущений. Они предвкушают ночевку на полу в зале прилетов и фотографируют очереди с энтузиазмом посетителей Диснейленда. Конечно, придется не только законсервировать Барахас в его нынешнем состоянии, но и придумать новые развлечения для туристов. Можно, к примеру, устроить соревнования по бегу из одного терминала в другой с тяжеленным чемоданом в каждой руке или викторину «Угадай свой рейс». Инвалидам и старикам должны понравиться гонки по лестницам. Не говоря уже об играх «Отыщи свой чемодан» и «Что это там звенит?». Металлоискатели в Барахасе реагируют даже на имплантанты и вставные челюсти. А как вам зрелище пятисот пассажиров с огромным багажом, штурмующих один автобус, или конкурс «Мисс Кислая Мина» среди стюардесс?
