Андрей Антипов - Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала.
29 апреля 1998 года газета "Новые Известия", несмотря на все опровержения, решения судов и заключения прокуратуры, вновь опубликовала весь старый компромат. Расчет прост: не все же все читают и знают... Лягнем еще разок, а там пусть разбираются. Но настроение генералу попортим и время отберем на разборки. Глядишь, меньше делом заниматься будет... Да и люди побольше запутаются. Надежды и веры будет меньше. А сегодня так нужно лишить людей этой веры.
Но не опровержение компроматов против него и не борьба с проворовавшимися генералами занимали главное место в первые два года работы Льва Рохлина в Госдуме.
"
СДЕЛАЙТЕ СКИДКУ НА МОЮ БИОГРАФИЮ..."
Генерал Рохлин не вписывается в портрет, нарисованный Александром Невзоровым.
"Генерал в треснутых очочках" - на поверку очень жесткий человек.
"Очочки" он раздавил сам, неосторожно сев на них. И по этому поводу долго матерился.
В Волгограде мне рассказывали, что, когда генерал начинает заводиться, голос его звучит как-то подавляюще. Хочется присесть.
- У меня зачастую нет под рукой иных средств воздействия на подчиненных, кроме способности подавить их волю своей, - объясняет Рохлин свою манеру обращения с теми, кого надо подталкивать в работе. - А моей воли и решительности хватит на троих.
Воли у Рохлина действительно хватает на троих. А может, даже на десятерых. И в экстремальных условиях это качество незаменимо.
Но оно приобретает совсем иной смысл, когда проявляется в иных условиях и оформлено при этом окопной фразеологией.
Никто и никогда не обидится, если командир в бою за нерасторопность покроет его отборной русской бранью. Но когда пули над головой не свистят и опасность для жизни не столь очевидна, не каждый может спокойно воспринимать волевые экспромты начальника. Рохлин, похоже, не вполне отдает себе отчет в этом. Когда в разгар работы по созданию движения "В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки" (о причинах создания этого Движения мы еще расскажем) генерал брался решать некоторые вопросы своими волевыми усилиями и при этом не особенно выбирал слова, некоторые прямо заявили, что работать с ним больше не будут.
Кстати, в Комитете Госдумы по обороне с приходом Рохлина возникали такие же проблемы. Из-за чего некоторые сотрудники аппарата ушли на другую работу.
- Чего вы хотите, - заявил он, когда на очередном совещании в штабе Движения ему высказали претензии по этому поводу, - чтобы я в пятьдесят лет изменился?
И попросил:
- Вы уж сделайте скидку на мою биографию. А я постараюсь учесть все, что сказано.
Следует признать, что держался генерал целый месяц. Некоторым даже надоели его постоянные "спасибо" и "пожалуйста". Правда, месяц промелькнул быстро.
Из штаба никто тогда не ушел, хотя Рохлин и сказал, что никого не держит.
Впрочем, и до того, и после этого генерал сам увольнял тех, кто, по его мнению, работал без энтузиазма.
Это дало возможность сформироваться мнению, что он относится к людям как к патронам: выстрелил, а гильзу выбросил.
Думаю, что такое мнение не вполне объективно. Я знаю, как генерал срывался, бросая все дела в Думе, и ехал к своим бывшим подчиненным в госпиталь, когда узнавал, что им плохо. Ехал не только к офицерам, но и к солдатам. Знаю, что он по сей день заботится о семьях погибших подчиненных. Двум семьям он помог переехать в Подмосковье, получить там квартиры и устроил вдов на работу. В Волгограде он поднял на ноги администрацию, предприятия области, коммерческие структуры. И с их помощью создал Фонд помощи семьям погибших, который оказывает поддержку вдовам и детям. Практически всех безработных вдов по его приказу приняли на службу в подразделения корпуса.
Ему не удалось открыть в Волгограде суворовское училище для детей погибших. Но я сам был свидетелем, сколько сил он для этого прикладывал. По его указанию все детские дома Волгограда получили шефов в лице частей и подразделений корпуса.
Похоже, Невзоров все-таки уловил суть натуры генерала, которого, несмотря на всю жесткость характера и крутость нрава, подчиненные наконец окончательно признают "папой".
"Папа" он и есть папа. Для того чтобы тебя так называли, недостаточно одних лишь командирских качеств. Для этого нужно нечто большее.
Некоторые помнят, как в Волгограде Рохлин увольнял одного из проштрафившихся офицеров.
Сначала генерал рубанул:
- Уволить.
- Да у меня проблема с квартирой, - попытался тот разжалобить комкора.
Оказалось, что офицер развелся с женой и хотел разменять квартиру.
- Хочешь, чтобы дети в коммуналке остались? - спросил генерал.
И распорядился разобраться с ситуацией и дать офицеру квартиру. Мало того, вспомнил, что тот никак не достроит дачу.
- Бери машину и кран, достраивай свою дачу.
И уволить, - закончил он разговор.
Другого офицера, запившего горькую, он уволил, но приказал кадровикам сделать это так, чтобы не обижать человека и дать ему шанс. Сейчас этот офицер служит в милиции. С пьянством завязал.
Раненых солдат, у которых не было родственников, Рохлин оставлял на службе в корпусе. С этой целью он специально ездил в госпиталь и брал всех желающих этой категории, невзирая на то, служили ли они в его частях или в других.
Рядового Николая Шведова, детдомовца, потерявшего в Чечне ногу, он не только устроил на службу в своем корпусе, но и выделил ему квартиру...
Но как бы там ни было, в работе генерал одержим. И кроме работы, у него нет увлечений.
Говорят, что однажды в Волгограде местные руководители затянули Рохлина на охоту. Отличный стрелок, генерал по достоинству оценил данное ему ружье, забросил его за плечо и... пропал. Вскоре выяснилось, что он забрел в тихое место, улегся на траву и проспал всю охоту.
- С детства я привык воспринимать охоту и рыбалку как возможность добыть на пропитание, - говорит Лев Яковлевич. - Поэтому по сей день не понимаю тех, кто занимается этим делом для отдыха и развлечения.
Прожить на те деньги, что зарабатывала мать, семья из четырех человек, естественно, не могла. Ведь надо было не только кормить детей, но и одевать их. О детских игрушках никто даже не думал.
- А с другой стороны, - рассказывает сестра генерала Лидия Яковлевна, - в поселке люди жили довольно дружно. Если кто-то заходил в дом, то его в первую очередь старались накормить. И даже давали с собой чего-нибудь. Поселок был многонациональный, и кухня у всех была своя. Мы этого тогда не понимали. Старший брат - Вячеслав иногда приносил нам мясо и говорил, чтобы мы после него не пили воду... Потом он признался, что друзья-корейцы угощали его собачатиной. Если ее запить водой, то может стошнить.
Когда младший брат подрос, добыча пропитания легла на его плечи.
- В выходные дни с утра мы загружали себе на спину тяжеленные сети, - рассказывает Рохлин, - и отправлялись километров за двадцать на море, ловить рыбу. Если улов был удачный, то вместе с сетями тащили обратно и рыбу. Ни одной не выбрасывали. Так и тянули на себе килограмм по сорок-пятьдесят. А если улова не было, то неделю предстояло жить впроголодь. Поэтому без улова мы не могли вернуться. И шли на самый отчаянный риск. Особенно зимой, когда опасность провалиться под лед была очень велика. Случалось всякое...
Охота, по словам Льва Яковлевича, тоже не могла быть неудачной. Пара-тройка подстреленных зайцев обеспечивала семью мясом. И гоняться за этими зайцами приходилось целыми днями.
- Занятие это не из легких, - говорит он, - особенно для мальчишек, которым по 11-16 лет. Хочется и погулять, и в хоккей погонять. Лыж мы не знали. Зимы в Аральске холодные. Море замерзало. А вот снега почти не было.
Короче, развлекаться было некогда. И заботы о пропитании сформировали свое особое отношение к тому, что сегодня для многих является приятным времяпровождением.
Военная служба, проведенная в значительной ее части в походных условиях, окопах и землянках, тоже не помогла пристраститься ни к чему такому, что называется иностранным словом "хобби".
Даже ест Рохлин по-походному, низко склонившись над тарелкой и придерживая ее руками, как обычно едят у костра, когда нет стола. Съедает все, что дают, до последней крошки. При этом в еде он почти неразборчив. Если не считать предпочтения, которое он отдает рыбе.
Абсолютно равнодушен генерал и к комфорту. Многолетняя бивачная жизнь приучила засыпать где придется и довольствоваться коротким сном. В Чечне он часто спал, сидя за столом и положив голову на руки. Даже дома, если много гостей, он запросто может улечься на полу. Правда, поврежденный в Афганистане позвоночник в таких случаях не делает отдых приятным.
Никто, знающий его последние годы, не может вспомнить, был ли генерал когда-нибудь в отпуске. Жена Льва Яковлевича утверждает, что он начинает скучать уже к концу первого дня ничегонеделания. И отпуск для него как наказание.
