Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители
Журавли – птицы, всеми любимые по многим причинам. Они крупные, их видно в полете, и летят они интересно: клином или «веревочкой». И слышим мы их громкую, волнующую людей перекличку. Происходит это либо весной, когда, скажем словами поэта, «на крыльях несут тепло», теперь же их курлыканье – знак осени. Однажды в начальный день сентября шофер автобуса, шедшего в Москву с аэропорта «Быково», увидев пролетающих журавлей, остановился. «Выходите скорей. Полюбуйтесь…» Это была минута для всех счастливая. Птицы, словно понимая к ним интерес, сделали полукруг и, на ходу перестраиваясь, растворились в осенней дымке. Кто-то вздохнул: «Уносят лето…» И все благодарили шофера – журавлей в наше время увидишь редко. Когда поехали, разговор в автобусе шел о птицах – почему их пролет с перекличкой так волнует, так привлекает вниманье? Вспомнили песни с образом журавлей. Я вспомнил умершего отца. Никогда в жизни не видел его плачущим, но песня о журавлях («И в том строю есть промежуток малый, быть может, это место для меня…») в последний год жизни заставляла отца смахнуть слезы.
Каждый день число их тут возрастает.
Иногда крик журавлей мы слышим, не видя птиц. Это бывает весной, когда журавлиные пары синхронным криком в два голоса подтверждают верность друг другу, верность вместе растить журавлят. Трубный «серебряный» звук где-нибудь у лесного болота заставляет остановиться и даже дыхание затаить. «Торжествующим криком» назван этот дуэт знатоком журавлиной жизни. В бинокли с Олегом мы хорошо видим журавлиную стаю. В ней нетрудно различить семейные группы: мать, отец и дети-подростки – один или два.
И при полете семьи держатся вместе. Родителям важно подкрепить инстинкты и обученье – надо знать молодежи, как взлетать и садиться при ветре, как находить свое место в полетной цепочке, как реагировать на крик журавля-сторожа.
Брем назвал журавлей «благороднейшей птицей». Название верное. Стройные, на высоких ногах и с поднятой высоко над землей головой, журавли очень красивы. И повадки их привлекательны: не суетливы, степенны, исполнены достоинства. Их походка нетороплива, взлет не панический, но скорый. Широкие мощные крылья плавными взмахами несут их быстро, и непонятно, какая сила заставляет их соблюдать «походное построенье». В полете тело их вытянуто в струну – сзади линия ног, а голова на тонкой шее подобна брошенному копью. На земле журавли ведут себя компанейски – нередко танцуют или играют, кидая вверх палочки, пучки травы с комочком земли на корнях. И не просто кидают, но и ловят клювом эти «игрушки». Наблюдать журавлиные игры – редкое удовольствие.
Птицы эти во всем мастера – выносливые пешеходы и резвые бегуны, умеют хорошо плавать и лететь долго днем и ночами (есть снимки птиц на фоне полной луны). Зимуют наши журавли в Африке. Я видел их в Уганде, в верховьях Нила, на речных островах. Тут есть у них враг (крокодил), которого они хорошо знают и редко становятся его жертвой.
Журавли не боязливы (врагов в природе у них в наших местах практически нет). Но осторожны, людей боятся. Однако нет более привязанной к человеку птицы, ее смолоду воспитавшему. За Чеховым в Ялте ручной журавль ходил по пятам, «проявляя удивительную сообразительность».
Тут на поле за Кимрами журавли кормятся и приучают (тренируют) сеголетков к предстоящему дальнему путешествию. Они то и дело побуждают их, подавая пример, полететь. Все пространство, где они кочуют с места на место, представляет собою кормное и летное поле.
Желанный корм журавлей – зерна разных растений, предпочтительно злаковых (а любимое лакомство птиц – горох и зеленые чечевичные плети, унизанные стручками. Хорошо видно, как именно этот корм выискивают они у края овсяного поля). Время от времени журавли садятся на зеленеющий клевер. Но чаще всего мы видим их на свежей пахоте. Тут, мерно шагая по полю, они клюют червяков, жуков, кузнечиков, находят клубни и корни растений, не упустят мышь или ящерку, а в воде ловят лягушек и мелкую рыбу.
У стаи есть сторожа. Во время кормежки их дело все видеть и вовремя поднять тревогу пронзительным криком «кроон!». Стая при этом немедля взлетает. Но, обнаружив, что тревога вызвана проезжающим по проселку автомобилем, стая снова садится на поле. Собака, возле опушки хватающая коров за хвосты, помогая пастуху собрать стадо, журавлей нисколько не беспокоит, привыкли: «это не опасно». Нас в зарослях журавлиная стая не замечает. Мы рискуем даже время от времени разминать затекшие ноги, чуть шевелиться.
Число птиц ежедневно растет. Они покидают места, где гнездились, иногда одолевая немалые расстоянья. Новоприбывших компанейские птицы принимают приветливым хором. Среди журавлей пасутся стаи грачей, а пара воронов буквально у ног великанов что-то в пахоте ищет – терпимость с обеих сторон поразительная.
Старый и молодой журавли по соседству с грачами.
Первую школу полетов молодые журавли проходят вблизи от гнезда. Тут же «на большом сборе» их способность держаться на крыльях и быть выносливыми растет. Готовности лететь к месту зимовки тысячная армада птиц достигает к концу сентября. Но есть какая-то причина, заставляющая птиц не торопиться с отлетом. И наконец (часто уже в октябре) вдруг сразу птицы заполоняют собою небо и с трубными криками (в разных местах!) подымаются, иногда кружатся над полями, как бы прощаясь, и улетают. Какой сигнал и откуда они получают, что время лететь? Можно предположить: ждали попутного ветра. В миграции птиц фактор этот значительный. (Ветер в спину даже и для людей важен.) Возможно, попутные ветры помогают журавлям в короткое время с редкими остановками на кормежку и отдых достигать места зимовки на Ниле…
Пожелаем благороднейшим птицам, которых так мало осталось в природе, счастливой дороги.
• Фото автора. 11 сентября 2008 г.
Из жизни котов
Моя дочь сообщает из Пущина о житье-бытье кота Шурика. Голубоглазый богатырь этот был кем-то забыт или потерян при переезде и года два жил у помойки, получая то угощенья, то пинки выпивших мужиков.
Дочь принесла кота в дом на руках, и вот уже три года он живет припеваючи. Любит рыбу, овсянку, курагу. Мышей не ловит и не признает. Но врожденную страсть охотника сохранил и приспособился терпеливыми ожиданьями подкарауливать на балконе галок и голубей. Охоту Шурик довел до виртуозного совершенства. Подражая звукам любознательных ротозеев, он научился подманивать их на расстоянье прыжка. Последняя жертва его – галчонок. Кот добычу не ест. Ему важно птицу поймать, поиграть с ней и принести в подарок хозяйке. На этот раз галчонок истошно орал и на помощь привлек где-то близко сидевших родителей. Они, прилетев на балкон, были полны решимости «отшуметь» отпрыска. Озадаченный Шурик добычу из когтей выпустил, и галчонок, слегка помятый, обрел свободу.
Попытки отучить кота от балконной охоты ни к чему не приводят. Врожденная страсть неодолима.
Но вообще-то «на этажах» охотничий инстинкт часто у кошек гаснет. У моих друзей на Камчатке кот любит есть рыбу и совершенно не обращает внимания на мышей. Дело дошло до того, что обедают вместе – мышь лакает из блюдечка молоко, а кот рядом ест рыбу.
Но, попадая в среду, где есть возможность охоты, кошки становятся завзятыми хищниками. «Если увеличить моего мышелова до размеров тигра – корову сожрет», – говорил мне знакомый лесник о живущем на его кордоне коте.
Врожденная страсть к охоте у кошек, обитающих в лесном доме, обостряет чутье и зрение, готовность преследовать все, что можно поймать.
Некоторые коты повадками привлекают к себе вниманье особое. Я писал как-то о житии кота Марлока на биостанции в тверских лесах. В кошачьем мире это была заметная личность. Кот жил, что называется, на два дома. Охотился в лесу, а в доме ждал, когда подоят корову, чтобы напиться молока, непременно парного – другим брезговал.
Сам Марлок в лесу никого не щадил – ловил мышей, птиц, зайчат. И имелась у него, кроме охоты, еще одна страсть. Был он, как сейчас говорят, сексуальным разбойником. Кошек в маленьком лесном поселении не было, и Марлок время от времени уходил искать радость в соседние деревни Косилово, Некрашево, Плосково. Ходил не по дорогам, а напрямик лесом. Волки, еноты, лисы его не страшили – в любой момент мог он спастись на дереве. Страшен был только филин, но эта большая сова везде редкость, да, возможно, кот ничего о филинах и не знал.
Из любовных похождений Марлок возвращался с изодранной мордой дней через десять – пятнадцать. Залезал на чердак отдыхать и спал, как львы в Африке, семнадцать-восемнадцать часов. Что было у Марлока в деревнях, можно было только догадываться. Но однажды пришли на базу деревенские мужики жаловаться на кота. «Сергеич, мы тебя уважаем, – сказали они хозяину мышелова. – Но коту надо дать укорот, иначе придется его застрелить».
