Лев Айзерман - Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?
Обзор книги Лев Айзерман - Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ НЕПОЭМА: Есть ли будущее у уроков литературы в школе?
ПРЕДИСЛОВИЕ
Лет пятнадцать назад на педагогическом совете нашей школы выступила опытная, глубокая, думающая учительница литературы. «До революции в гимназиях изучали мертвые языки: греческий и латинский. Потом они ушли из школы. И что же? Да ничего. Спокойно живем и без них. То же самое будет и с уроками литературы в школе. Пройдет не так много времени, и их постигнет судьба греческого и латыни».
Увы, я тогда весело посмеялся (про себя, конечно) над таким пророчеством. Сегодня, закончив свой 60-й и готовясь к 61-му учительскому учебному году, я все чаще думаю, что основания для такого прогноза есть. Хочу понять, что же произошло в жизни и школьном преподавании литературы, куда мы идем, и попытаться ответить на извечный русский вопрос: так что же нам делать?
Вот об этом книга, которую вы открыли. Естественно, спорная, полемичная. Но другого пути нет. Говорят, что спокойствие царит только на кладбищах. Но сегодня на кладбищах, где похоронены русские классики, наступили самые беспокойные времена. Как, впрочем, и в живой нашей жизни.
Я начал преподавать литературу в школе еще при Сталине. С тех пор многое менялось, было много потрясений и переломов в самой жизни, а следовательно, и в преподавании литературы. Но в таком тупике, как сегодня, преподавание литературы не оказывалось никогда.
Самое время понять, разобраться, осмыслить. И если я дерзнул все-таки к этой задаче приступить, то только потому, что все эти годы работал в школе.
часть первая ВРЕМЯ
1. ГОД ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТЫЙ
В 1963 году я пришел на работу в Московский городской институт усовершенствования учителей, естественно, не оставляя при этом преподавание в школе. Пять лет проработал методистом и еще пять – заведующим кабинетом русского языка и литературы. Вскоре после моего прихода в институт нам поручили подготовить развернутый доклад о положении дел с преподаванием литературы в Москве (теперь это называется мониторинг). Во всех 30 районах выделили по несколько школ, в 9, 10 и 11 классах которых должны были пройти сочинения. Я предложил включить в уже приготовленные темы еще одну – «Какое произведение современной советской или зарубежной литературы мне больше всего понравилось и почему».
Но любая инициатива бывает наказуемой. И вот в феврале 1964 года мне принесли тысячу сто тридцать девять сочинений, которые я и проверил от начала до конца (а это вам не тестики проверять). Переходя к рассказу об этих сочинениях (а сегодня их вполне можно назвать и историческими документами, в которых «отразился век и современный человек изображен довольно верно»), я буду, как тогда в своем отчете, употреблять глаголы настоящего времени, но не забывайте, что с тех пор прошло сорок семь лет. Их авторам сегодня было бы уже за шестьдесят. И это даже не родители моих нынешних учеников, а скорее всего их бабушки и дедушки.
Что ищет старшеклассник в книге? Что ждет от встречи с ней? «Я хочу понять и познать жизнь, людей и себя», – так можно было бы сжато выразить главную мысль большинства сочинений.
...«Каждое литературное произведение преследует две цели: во-первых, сделать невидимое видимым, а во-вторых, заставить человека задуматься над этим невидимым или часто не замеченными им сторонами жизни».
Вот почему, когда старшеклассники обосновывают, почему они называют именно эту книгу как произведение, которое им больше всего понравилось, они прежде всего пишут о том новом, что они узнали, прочитав ее, о жизни.
...«Я читала много книг о войне, смотрела много кинофильмов. Но только прочитав “Живые и мертвые” Симонова, поняла, какой ценой досталась победа».
«Для того чтобы по-настоящему понять, как это страшно, когда люди начинают творить богов, какой трагедией может стать это для народа, молодежи нужны такие книги, как “Один день Ивана Денисовича” Солженицына. Я скажу честно, что для меня эта повесть явилась не только откровением, но и в некоторой степени ударом. Может быть, я неправа, но мне кажется, что повесть “Один день Ивана Денисовича” – это именно воззвание к нам, молодым. Мы не должны допустить этого во второй раз, мы ОБЯЗАНЫ знать, к чему это может привести».
Стремления и идеалы пишущих характеризует и отношение к тем героям прочитанных книг, которым они отдают симпатии. Наших старшеклассников привлекают к себе люди сильные, честные, совестливые: Серпилин, Крылов, Андрей Соколов, кавторанг Буйновский. Список этот, конечно, можно продолжить. Важен сам принцип выбора любимого героя.
(Все это я писал сорок семь лет назад. И сегодня, естественно, понимаю и жизнь, и книги, и учеников тех лет во многом иначе. Но вот в чем вопрос: что может сказать сегодняшняя жизнь и нынешние наши литература, кино, телевидение «юноше, обдумывавшему житье, решающему, делать жизнь с кого»?)
И вот что интересно. Даже тогда, когда школьники пишут о людях, во многом очень далеких от них, они прежде всего говорят о том подлинно человеческом, что близко им. Вот «Три товарища» Ремарка: «Дружба трех товарищей вызывает восхищение. Настоящая дружба, без лишних слов, без громких заверений!». Вот «Старик и море» Хемингуэя: «Старый, изможденный, слабый и одинокий человек, кажется, что ему надо от жизни и жизни от него. Все пережито, все перепробовано, во всем осадок горечи. Но этот старик оказывается настоящим борцом, со своим пониманием места в жизни и своей роли в жизни. Он стар и слаб, но завидует силе и ловкости пойманной им рыбы, но твердо верит, что в конечном счете победит, потому что он человек. Разве не испытываешь настоящее чувство гордости при этом понимании силы человека. А слова старика о том, что человека можно убить, но победить, покорить человека невозможно. Разве не является это принципом жизни? Разве это не может быть программой каждого настоящего человека?»
Когда-то Василь Быков, прочитав сочинения моих учеников о своей повести, сказал мне: «Не преувеличивайте вы значение этих сочинений. Это юношеское, возвышенное. А войдут они в настоящую жизнь, и она их крутанет так…» Быков во многом был прав. И все-таки очень важно, с чем входит человек в жизнь. Что было пережито в юности.
Одно понятие чаще всего встречается в сочинениях, когда юноши и девушки размышляют о достоинствах литературных произведений. Понятие это – ПРАВДА.
...«Когда тебе только семнадцать лет, ты только входишь в жизнь, обо всем еще судишь по-своему… И все-таки ищешь ответы на многие вопросы, ищешь человека, не менее прекрасного, чем герои прошлых лет, но живого и сегодняшнего. От книги всегда ждешь нового. Каждому нужно только свое, но все ждут от писателя честности. Только не приукрашивать жизнь…»
«Роман Симонова “Живые и мертвые” привлек меня тем, что в нем прямо и честно, без всяких прикрас описана трудная для советского народа пора».
И еще.
...«Множество проблем, над которыми можно думать и спорить, – вот в чем достоинство романа Даниила Гранина “Иду на грозу”».
Это симптоматичное высказывание. Авторам сочинений нравится литература, заставляющая думать и спорить. И это не случайно. Юность, так точно названная Пушкиным «мятежной», – пора самоутверждения личности, годы, когда, как никогда, самому хочется распутать все противоречия мира, самому найти выходы из жизненных лабиринтов.
Но что же больше всего нравится из прочитанного? Вот первые десять авторов, набравшие наибольшее число голосов:
М. Шолохов – 58 (в том числе 34 «Поднятая целина», второй том которой вышел в 1960 году, 20 – «Судьба человека», 4 – «Тихий Дон»);
Д. Гранин – «Иду на грозу» – 53;
Ю. Бондарев «Тишина» – 49;
В. Аксенов – 47 (в том числе 28 – «Коллеги», 18 – «Звездный билет», 1 – «Апельсины из Марокко»);
К. Симонов «Живые и мертвые» – 36 (речь идет о первом томе);
А. Солженицын «Один день Ивана Денисовича» – 34;
3. Ремарк – 30 (писали о Ремарке вообще, но в первую очередь называли «Три товарища», «На Западном фронте без перемен»).
Д. Нолль «Приключения Вернера Хольта» – 30;
Б. Балтер «До свидания, мальчики…» – 29;
4. Айтматов, повести – 27.
Большинство из названных сочинений – это книги, которые были тогда в центре читательского внимания. Другое дело, что часть из них со временем, если можно так выразиться, сошла с дистанции. Во всяком случае, книги эти полностью опровергали мнение, что современный старшеклассник предпочитает «Медную пуговицу» «Медному всаднику». Лишь три сочинения, три из всех, были посвящены «Сержанту милиции» и три – роману «И один в поле воин», тоже милицейскому. Всего же книг такого типа было названо не более десяти. («Неужели такое было на самом деле?» – спрашиваю я себя сегодня.)
Отдав написанную мной справку начальству, я опубликовал ее в журнале «Литература в школе» под названием «Современная литература глазами старшеклассников». А через несколько лет из США в редакцию журнала пришли два экземпляра (один для меня) большой книги «Что читают дети мира» и конверт с каталожными карточками этой книги в библиотеке Конгресса. Это была коллективная монография педагогов и ученых разных стран. Советский Союз был в ней представлен этой моей статьей. Из предисловия я узнал, что статья уже переводилась раньше на английский язык и была напечатана в советском журнале, который издавался для американцев в обмен на издававшийся у нас журнал «Америка».
