Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик
— Но ты можешь хотя бы сказать мне, отвозил ты его или нет?
Вскоре мне приходится смириться с тем, что Сикстен не намерен говорить ни слова по поводу своей роли в этом деле, но он уже дал мне информацию куда более весомую, чем я мог рассчитывать. Где-то существуют протоколы трех допросов Сикстена — стало быть, как скоро они будут у меня в руках, всего лишь вопрос времени.
Но и этих протоколов допросов нет в материалах предварительного следствия. Мы обращаемся к Сеппо Пенттинену и Кристеру ван дер Квасту, но они говорят, что понятия не имеют о каких-либо сокрытых протоколах допросов. Мы с Йенни еще раз перебираем многочисленные бумажки и заметки, но все напрасно.
Зато мы обнаруживаем, что по этому пути уже прошли до нас другие.
24 ноября 1995 года газета «Дала-Демократен» ударила во все барабаны. Целый разворот отводился последней сенсации Губба Яна Стигссона:
«РЕПОРТЕР „ДД“ РАСКРЫВАЕТ, КТО ПОДВЕЗ КВИКА»
«Я совершенно уверен в личности этого человека», — пишет Губб Ян. По его словам, человек, сидевший в тот вечер за рулем машины, «в течение тридцати одного года покрывал убийцу». Стигссон сообщил следствию, что он знает, кто подвозил Квика. К величайшему удивлению Стигссона, Кристер ван дер Кваст совершенно не заинтересовался этой информацией. Он просто-напросто отказывался взять трубку, когда Стигссон ему звонил.
— Ужасно раздражает, когда раз за разом звонишь ван дер Квасту, чтобы сообщить нечто важное, и слышишь в ответ, что он в принципе не отвечает на звонки, — сказал тогда Стигссон коллеге из редакции.
Губб Ян Стигссон заявил о поведении Кристера ван дер Кваста омбудсмену юстиции на том основании, что тот «отказался от возможности получить сведения, имеющие значение для следствия».
В письменном ответе омбудсмену Кристер ван дер Кваст заверяет, что имя водителя следствию неизвестно.
В своей статье Губб Ян Стигссон размышляет, как ему теперь поступить с этой сенсационной информацией:
— Вопрос исключительно сложен. Велик риск, что этот человек находится на грани нервного срыва. Важно, чтобы он сообщил как можно больше сведений, которыми располагает, чтобы помочь раскрыть как можно больше убийств.
Теперь Сикстен Элиассон задним числом дал мне разъяснение всей этой странной ситуации: Кристер ван дер Кваст ни под каким видом не хотел раскрывать ни Стигссону, ни кому-либо другому тот факт, что указанный человек был трижды допрошен и смог убедительно доказать, что Квик оболгал его.
Вместо этого ван дер Кваст продолжал утверждать, что Квик имеет отношение к убийству Томаса Блумгрена.
Битва врачей
После успеха с убийством в Векшё Томас Квик признался, что он убил также тринадцатилетнего Альвара Ларссона, который исчез в 1967 году на острове Сиркён в коммуне Урсхульт, выйдя из дома за дровами. Кроме того, Квик признался, что он убил восемнадцатилетнего Улле Хёгбума, который пропал после школьного вечера в Сундсвалле 7 сентября 1983 года. Квик снова принимал сильнодействующие препараты. Следователи не знали, что и подумать об этих постоянных новых признаниях. «Является ли он первым в Швеции серийным убийцей?» — вопрошала газета «Дала-Демократен» от 8 ноября 1993 года.
Губб Ян Стигссон писал, что к уже сделанным признаниям в убийствах Юхана Асплунда и Томаса Блумгрена добавились еще три. Участие в этих убийствах Томаса Квика сейчас проверялось: «Если выяснится, что это правда, 43-летний палач Юхана занесет свое имя в историю шведской криминалистики как первый настоящий серийный убийца».
Когда в Сэтерской больнице выявился первый в Швеции настоящий серийный убийца, началась игра в кошки-мышки, как в «Молчании ягнят», однако без утонченной элегантности, свойственной американскому прототипу. В качестве примера можно привести тот случай, когда Томас Квик хотел навести следствие на исчезновение Улле Хёгбума, которым занималась полиция Сундсвалля, конкретно — полицейский участок Сеппо Пенттинена. В допросе по поводу Томаса Блумгрена Квик пожелал назвать некоторые важные вехи своей жизни. Пенттинен записывает в протокол:
«Среди прочего он называет 1983 год. Говорит, что в тот год умерла его мать, и в ту же самую неделю „происходит во многих отношениях драматическое событие“. У Квика тенденция к приступам страха, когда он рассказывает это, и он не хочет говорить открытым текстом, что подразумевает под этим высказыванием. Вместо этого он предлагает подкинуть подсказку в виде строки из известной детской песенки. После этого он говорит: „Мамочкин сыночек Улле“».
Сеппо Пенттинену без труда удалось расшифровать шараду услужливого серийного убийцы. Исчезновение Улле Хёгбума, проходившее по его полицейскому округу, стояло на втором месте после дела Юхана по уровню газетной шумихи, к тому же оставалось криминальной загадкой, где у полиции не было ни малейших следов и ни малейшего намека на подозреваемого.
Новые имена Альвара и Улле были занесены в список потенциальных жертв Квика.
За несколько месяцев до этого в должность главврача Сэтерской больницы вступил Йоран Чельберг — теперь он в конечном итоге нес ответственность за лечение Томаса Квика. О признаниях в убийствах Юхана Асплунда и Томаса Блумгрена уже много чего было написано в газетах, и уже на четвертый день своего пребывания на посту главврача Чельберг решил обсудить этот вопрос с врачами Квика. Чельберг пояснил, что свободное перемещение во время следствия и увольнительные для человека, подозреваемого в двух убийствах, вызывают у него сомнения. Йоран Франссон заверил, что они с Челем Перссоном держат ситуацию под контролем. Они подчеркнули также, что все это осуществляется по договоренности с полицией и прокурором.
Франссон намеренно скрыл от главврача, что они с Йораном Перссоном втайне продолжали свое параллельное расследование. Вместе с Квиком оба врача потихоньку вернулись в Рюгген, чтобы продолжить поиски спрятанной там руки Юхана. В какой-то момент Квик, оставшись без наблюдения, отошел к «тайнику», где, как он утверждал, нашел два пальца. Когда врачи спросили, что он с ними сделал, он ответил, что съел. После этого события Перссон и Франссон сговорились с Квиком не упоминать этот случай при следователях. Несколько дней спустя они снова приехали в Рюгген в поисках тела Юхана, однако ничего не нашли. Затем они еще не раз отправлялись в поездки и искали части тела в нескольких других местах.
В начале 1994 года Чельберг узнал, что Квик на психотерапевтическом сеансе сознался еще в одном убийстве. Из его заметок:
«14 января другой сотрудник проинформировал меня, что пациент сообщил о шести убийствах мальчиков и что воспоминания о них стали возвращаться к нему».
Видимо, шесть убийств переполнили чашу терпения главврача, и он снова вызвал Челя Перссона для беседы.
«Я сообщил ему, что не поддерживаю свободного перемещения и что не буду защищать ни его, ни Фрассе [Йорана Франссона], если что-нибудь случится. Фрассе еще раньше сказал мне, что для него будет катастрофой, если что-нибудь произойдет. Чель тоже считает, что это было бы катастрофой, но просит меня не вмешиваться».
После этого разговора Чель Перссон ушел на больничный, и Чельберг мучился, как ему теперь вести себя в сложившейся ситуации. Когда он позвонил «Фрассе», чтобы обсудить свое решение отменить свободное перемещение и увольнительные Квика, его встретило сообщение, что тот тоже на больничном.
Томас Квик находился в тот момент в открытом 37-м отделении, парном к закрытому 36-му, где содержались под замком преступники, совершившие тяжкие преступления, связанные с насилием. Пост обоих отделений находился на территории 36-го, и именно туда отправился Томас Квик выпить чашечку кофе ранним утром 21 января 1994 года.
После краткого совещания с персоналом Йоран Чельберг пришел к Квику и сообщил о своем решении отменить свободное перемещение. После этого Квика поместили в 36-е отделение, где находились наиболее опасные преступники.
Сидевший на больничном Чель Перссон был очень недоволен эти решением — неделю спустя он позвонил Чельбергу и заявил, что возмущен поступком главврача. Он сказал, что такие меры могут заставить серийного убийцу Томаса Квика покончить с собой до того, как он успеет сознаться в своих преступлениях и предстать перед судом. Перссон назвал случившееся «скандалом национального масштаба».
Йоран Чельберг считал его утверждение противоречивым, однако этот разговор настолько взволновал его, что он тут же позвонил в 36-е отделение и справился о здоровье Квика. Во время разговора он сделал отметку, что «персонал не заметил в поведении пациента ничего особенного. В момент нашего разговора он сидит и играет с сотрудниками в „Скрэббл“».
Осознание того факта, что в Сэтерской больнице находится серийный убийца, создало внутреннее напряжение не только между сотрудниками, но и между медиками, с одной стороны, и полицейскими — с другой. Очень скоро Йоран Чельберг обнаружил, что его решение посадить Томаса Квика под замок вызвало волну возмущения у полицейских, имеющих отношение к следствию. В тот же день ему позвонил ван дер Кваст и разъяснил, что отмена свободного перемещения ставит под удар успех дальнейшего следствия.
