Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать
Единая нация
На днях Джека Стро осенила идея, и футбольный мир был потрясен. «Я понял, – сказал он, – давайте создадим британскую футбольную команду. Англия, Шотландия, Уэльс, Северная Ирландия объединятся и создадут команду суперзвезд». Его предложение не встретило радостного приветствия на трибунах, а мужчины в дубленках тихо ржали. Несчастный Стро вынужден был пойти на телевидение и сделать опровержение. И все же в его мысли была логика, которой многие из нас симпатизируют. Министр внутренних дел вынужден иметь дело с преступностью в городских районах, примером которой является дикое убийство Дамилола Тейлора, десятилетнего нигерийского иммигранта.
Вдумчивые лейбористские деятели уже несколько лет размышляют о том, почему Пекэм и другие подобные районы более опасны, чем, скажем, сельская местность в Нигерии, откуда родом Дамилола. Ответ, полагают они, заключается в аномии (потере социальных связей) жителей, в отсутствии заинтересованности в своем обществе. Они получают пособия от государства, но особой лояльностью не отвечают. Там, где продолжается активная первичная иммиграция, слабо развито чувство принадлежности. Чему они принадлежат? Афро-карибскому сообществу? Вьетнамской диаспоре? Ответ часто неясен, и это имеет психологические последствия. Нет, кажется, никаких причин вести себя уважительно к маленькой пожилой женщине, выходящей с почты, если вы считаете, что она принадлежит культуре, чуждой вашей. Такое чувство отчужденности еще сильнее, если вы подозреваете, что она, со своей стороны, смотрит на вас свысока. Почему бы не пописать на стену, если вы считаете, что эта стена не ваша, а часть другой страны?
Один из ответов на эту проблему – призыв сжечь мосты. Но это бесперспективно, и не в последнюю очередь потому, что существуют убедительные моральные и экономические аргументы в пользу ограниченной иммиграции для тех, кто хочет работать, а не будет просто обузой для государства. Решение Джека Стро – другое и подразумевает заимствование (да, снова) старой идеи тори. Министры-лейбористы надеются создать столь важное чувство принадлежности пропагандой «британскости» и добродетелей Британии как страны, с которой могут себя идентифицировать все ее жители. Гордон Браун и другие министры изучили опыт Америки и сильное гражданское чувство, привитое иммигрантам. Всех американских детей учат клясться в верности флагу. Все граждане должны иметь базовые знания конституции. Люди иммигрируют в Америку, потому что хотят стать американцами, и когда им это удается, их распирает гордость. Может ли кто-то, положа руку на сердце, сказать, посмотрев на жителей иммигрантских трущоб, что они приехали сюда потому, что хотят славы во имя британцев?
Министры-лейбористы отчаянно ищут символы британскости, которые создадут ощущение принадлежности и которые в свою очередь создадут ответственность. Ирония, конечно, заключается в том, что, пока Стро толкует о британских футбольных командах, существует множество институтов, которые уже сотни лет служат задаче объединения совершенно разных людей. От их перечисления чувствительная душа нового лейбориста вздрогнет, а именно: корона, флаг, верховенство закона; британская армия и парламентская демократия, изображение Биг-Бена, с которым все еще идентифицируется Британия по всему миру. Как это странно, как противоестественно, что г-н Стро должен требовать лояльности к британской футбольной команде, если лейбористы сделали больше, чем любое другое правительство для раскола Британии. Просто абсурдно, что лейбористы призывают всех нас вспомнить полезность этого всеобъемлющего слова «британский», когда именно программа ограниченной автономии собственного правительства спровоцировала зарождение чувства шотландскости и английскости.
Что касается других символов британскости, можно понять, почему правительству трудно обратиться к ним. Корона, флаг, армия – все это так или иначе жертвы Cool Britannia. Лейбористам в конечном счете трудно просить людей объединяться вокруг нашего национального наследия парламентской демократии, если на этой неделе правительство занято тем, что подрывает парламент в Ницце и медленно превращает самоуправление в абсурд. Если оно хочет, чтобы мы все чувствовали лояльность к британским институтам, пусть перестанет разрушать их.
8 декабря 2000 г., The SpectatorУ тори раньше был хороший лозунг. «Лейбористы говорят: он – черный. Мы говорим, он – британец». Можно быть антирасистом и выступать против индустрии расовых отношений.
«Я виноват в расовых предрассудках? Мы все виноваты»
Я – расист? Да ни в коем случае. Посмотрите, как я живу. Дом в «медиаприиске» Ислингтона[143]. Детишки шумно играют в минималистическом полуподвале. Парочка белоголовых арийцев, один с кожей оливкового цвета и еще один – что-то среднее. Они – потомство четырех поколений, выходцев из Индии, Турции, Франции, Германии, России, международного еврейства, Уэльса и Англии.
В действительности мне нравится думать, что мои инстинкты в этом отношении такие же безупречные, как у среднего читателя The Guardian. И тем не менее я виновен. Но не в расизме, надеюсь, а в приступах некорректности, которые быстро проходят и сразу же вызывают сожаление. Когда я прогуливаюсь по парку в тренировочном костюме и наталкиваюсь на стайку черных пацанов, которые орут в зловещем закоулке у заброшенного мужского туалета, я предпочитаю делать вид, что и в ус не дую.
Можете назвать меня рохлей. Можете сказать, что в данном случае риска не больше, чем при столкновении с любой пьяной компанией. И тем не менее у меня в мозгу что-то тихо щелкает. Отчего не знаю (то ли из-за рассказов сэра Пола Кондона[144], то ли из-за статей в The Evening Standard), но я, как жалкий трус, прибавляю скорости. Можете сказать, что в ответ на их выкрики мне следовало бы улыбнуться им и помахать ручкой. Но, знаете ли, такой изнеженный слабак, как я, способен рвануть и от банды белых пацанов.
Вполне возможно. Беда в том, что я не уверен. Я не могу исключить, что страдаю некоторой предвзятостью. Наверное, на основании сообщений в газетах правого толка о большей вероятности быть избитыми молодыми черными парнями, чем другими, я предубежден в отношении этой группы. И если это расистское предубеждение, то я виноват.
И ты тоже, детка. И мы все. Если кто-то из читающих эти строки не испытывал подобного позорного чувства, ну, тогда – я просто не верю вам. И правые, и левые политики сходятся в одном, расизм – это «естественно», и он возникает органически во всех цивилизациях. Так же естественно, как сточные воды. Все согласны, что это отвратительный, побочный продукт несовершенной эволюции человека. Вопрос в том, что делать со стоками? Мне кажется, что современные решения почти так же неверны, как и решения Инока Пауэлла[145] 30 лет назад.
Один из лицемерных приемов консерваторов – утверждение, что «Инок по убеждениям не расист». «О нет, – говорят мои друзья-пауэллиты. – Он просто обращал внимание на то, что нельзя ожидать от других людей – невежественных жителей Вулвергемптона – такой же сдержанности». Это либералам Хампстеда[146] легко проявлять толерантность; а как насчет городской бедноты, тех, кому приходится нелегко? Сам Пауэлл не расист, утверждают пауэллиты, но он говорил от имени тех, чьи не слишком благородные чувства были вызваны поведением их соседей. Он не был расистом; он просто предрекал расизм. Хорошо, если даже принять это отличие, следует признать, что как пророк Пауэлл страшно ошибался.
Где река, пенящаяся кровью? Можете считать меня чересчур осмотрительным журналистом, но я не вижу расовой войны. Я вижу бесчисленные примеры взаимопомощи без расовых предубеждений. По расовым вопросам надо слушать не Инока Пауэлла, а У.Ф. Дидса[147], который работал в том же кабинете консерваторов и который полагает, что наша страна в этом плане не хуже других. Пауэлл все понял неправильно, так как недооценил толерантность британцев и вообразил дух расизма, который оказался не таким страшным, как представлялось. Ту же ошибку, безусловно, совершает сейчас индустрия межрасовых отношений.
Бог его знает, почему Макферсон дал странную рекомендацию изменить закон так, чтобы разрешить судебное преследование за расистские высказывания или поведение «не только в общественном месте». Я не могу понять, что заставило этого рассудительного старикана заявить, что можно так определять инцидент расизма в отношении пострадавшего или «любого другого лица». Ну, чисто по Оруэллу.
Даже по законам Румынии времен Чаушеску нельзя было подать в суд на человека за его высказывания на собственной кухне. Неудивительно, что полиция жалуется на то, что не может никого арестовать в Лондоне. Неудивительно, что служба уголовного преследования стонет вместе с подразделениями по борьбе с дискриминацией из-за неразберихи во многих делах.
