И Гарин - Пророки и поэты
Уильям Хэзлит обратил внимание на то, что основная черта Гамлета думать, а не действовать. Гете считал, что замысел Шекспира состоял в изображении человека, неспособного на великое дело, ибо у него больше чувств, чем силы воли.
Ницше:
Трагедия Гамлета, суть его сакраментального вопроса в
неразрешимой антитезе: знать или действовать. Ибо тому, которому
удалось однажды кинуть верный взгляд на сущность мира, познать, тому
стало противно действовать; ибо их действие ничего не может изменить,
им представляется смешным направить на путь истинный этот мир,
"соскочивший с петель". Познание убивает действие, для действия
необходимо покрывало иллюзии - вот наука Гамлета.
Уайльд:
Гамлет - мечтатель, а должен действовать, он поэт - а ему
необходимо бороться с жизнью - не с ее идеальной сущностью, какую он
знает, а с обыденной связью следствия и причины.
Вплоть до последнего времени большинство исследователей склонялось к мнению, что Гамлет жалок своей рефлексией, своими переживаниями, своим бессилием, и именно потому - обречен.
Гамлет нерешителен не потому, что рассуждает, а потому, что слишком чутка его совесть, слишком велико отвращение к насилию, писал И. С. Тургенев.
Так робкими творит нас совесть.
В Гамлете и Дон Кихоте Тургенев видел "две коренные, противоположные особенности человеческой природы - оба конца той оси, на которой она вертится". Люди принадлежат к одному из этих лагерей, но в наше время Гамлетов стало больше. Энтузиазму испанского рыцаря Тургенев противопоставил иронию датского принца, вере - безверие, любви - эгоизм, способности действовать - пассивность.
Вот где является нам столь часто замеченная трагическая сторона
человеческой жизни: для дела нужна воля, для дела нужна мысль, но
мысль и воля разъединились и с каждым днем разъединяются все более...
И вот с одной стороны стоят Гамлеты мыслящие, сознательные, часто
всеобъемлющие, но такие часто бесполезные и осужденные на
неподвижность, а с другой - полубезумные Дон Кихоты, которые потому
только и приносят пользу и подвигают людей, что видят и знают одну
лишь точку, часто даже не существующую в том образе, какою они ее
видят. Невольно рождаются вопросы: неужели надо быть сумасшедшими,
чтобы верить в истину? и неужели же ум, овладевший собою, по тому
самому лишается всей своей силы?
Тургеневский Гамлет - вслед за гетевским - олицетворение столь распространенного в XIX веке рефлектирующего "лишнего человека": "почти каждый находит в нем собственные черты".
Что же представляет собою Гамлет? - Анализ прежде всего и эгоизм,
а потому безверье. Он весь живет для самого себя, он эгоист; но верить
в себя даже эгоист не может... Но это я, в которое он не верит, дорого
Гамлету. Это исходная точка, к которой он возвращается беспрестанно...
он скептик - и вечно возится и носится с самим собою; он постоянно
занят не своей обязанностью, а своим положением. Сомневаясь во всем,
Гамлет, разумеется, не щадит и себя; ум его слишком развит, чтобы
удовлетвориться тем, что он в себе находит... отсюда проистекает его
ирония... Гамлет с наслаждением, преувеличенно бранит себя... Он не
верит в себя - и тщеславен; он не знает, чего хочет и зачем живет, - и
привязан к жизни... Он мечтает о самоубийстве еще до появления тени
отца... но он себя не убьет.
Гамлеты ничего не находят, ничего не изобретают и не оставляют
следа за собою, кроме следа собственной личности, не оставляют за
собою дела. Они не любят и не верят; что же они могут найти?
Та же мысль - у Н. Соловьева: трагизм Гамлета в том, что он должен действовать путем насилия: "на этом и запнулась его могучая воля...".
Так какой же он - Гамлет? С чьим Гамлетом связывать шекспировского?
С нарисованным Гете образом человека прекрасного, благородного,
но лишенного силы чувства и способности к подвигу, раздавленного
непосильным бременем долга? "В драгоценную вазу, предназначенную для
нежных цветов, посадили дуб, - писал Гете в "Вильгельме Мейстере",
корни дуба разрослись, и ваза разбилась".
Или, может быть, с человеком, о котором писал Белинский, от
природы сильным, наделенным энергией и "великостью души", который
поставлен перед трудным выбором и, преодолевая внутреннюю дисгармонию,
мужает на глазах у зрителя?
Кто прав: Герцен, считавший Гамлета "страшным и великим",
находивший в нем глубоко славянскую черту - неспособность действовать
от силы мысли, или Мюссе и Теофиль Готье, увидевшие в том же образе
воплощение всеобщего отрицания, выражение безнадежности, мрачную
поэзию смерти?
Видеть ли в Гамлете, как Ромен Роллан, поэта и мудреца, под
личиной безумия до дна обнажающего свою душу, или - как Чернышевский,
Чехов в "Иванове", Тургенев в "Гамлете Щигровского уезда" - "лишнего
человека", романтически разочарованную позу российских обломовых?
Дж. Робертсон усматривал несообразности в поведении Гамлета как результат противоречия старой фабулы и новой психологии, лишившей действие последовательности.
...будь Гамлет человеком по-настоящему верующим, он заколол бы дядю во время его молитвы, мать заточил бы в монастырь, женился бы на Офелии, после чего жил бы припеваючи.
Так кто же Вы, сэр Гамлет?
Гамлет - жалоба наболевшего сердца.
Гамлет - узник мира, который - тюрьма.
Гамлет - экзистенциалист, видящий мир "очами души", изнутри, улавливающий связь вещей, разумеющий смысл бытия. Гамлет и есть экзистенция: неразрешимость бытия, абсурд мира, отправная точка человеческого отчуждения.
Гамлет - человек с расколотым сознанием, терзаемый непреодолимым расхождением между идеалом человека и человеком реальным. Эти слова - в другом месте - устами Лоренцо произносит и сам Шекспир:
Так надвое нам душу раскололи
Дух доброты и злого своеволья.
"Он одинок не столько в силу своей трагедии, сколько трагедия является следствием его одиночества".
С Гамлета берет начало долгая череда героев "разорванного сознания", покинутых Богом, "чувствующих и думающих так, как если бы Бога не было".
Гамлет, Фауст, Несчастнейший, Дедалус - старые и новые мифологические экзистенциалисты. Они бродят, читая книгу самих себя. Они борются со всеми другими нашими отображенными душами, которые живут в подземельях нашего существа. Борьба бесконечная и всегда начинающаяся с начала. Борьба искушение, борьба - бессмысленность...
Метерлинк говорит: Если сегодня Сократ выйдет из дому, он
обнаружит мудреца, сидящего у своих дверей. Если нынче Иуда пустится в
путь, этот путь его приведет к Иуде. Каждая жизнь - множество дней,
чередой один за другим. Мы бредем сквозь самих себя, встречая
разбойников, призраков, великанов, стариков, юношей, жен, вдов,
братьев по духу, но всякий раз встречаем самих себя.
Гамлет - это единственный герой Шекспира, осознавший трагизм своей судьбы. Гамлет - это и новый Орест, и голдинговский спаситель-искуситель Мэтти, и джойсовский Дедалус, и степной волк...
А еще - джойсовский и найтовский Гамлет: не жертва, а носитель зла. Все образы дурного, гнили, болезни, упоминаемые Гамлетом, - выражения его существа. И вот уже Гамлет предстает посланцем смерти и темной стороной этого мира, а Клавдий - его жизненной силой и здоровьем. Это может показаться парадоксом, но стоит задуматься над фразой "в роли короля Дании Гамлет был бы во сто крат опаснее Клавдия", и все становится на свои места. Дело даже не в мстительности, а в метафизической сущности того явления, которое усеивает сцену грудой трупов. Борцы со злом, умножающие его неисчислимо.
- Роберт Грин назвал его палачом души, - сказал Стефен. - Не зря
он был сыном мясника, орудовавшего остро отточенным резаком,
поплевывая себе на ладони. Девять жизней принес он в жертву за одну
жизнь своего отца, отче нашего иже еси в чистилище. Гамлеты в хаки
стреляют без колебаний. Кровавая бойня пятого акта - прообраза
концентрационного лагеря, воспетого Суинберном.
В "Кризисе духа" Валери сделал Гамлета доверенным лицом, которому "служат привидениями все предметы наших распрей, а угрызениями совести - все основы нашей славы".
Он страдает от чрезмерных познаний и безграничного действования,
его тревожит не болото тупого консерватизма, а безумие вечного порыва
к обновлению. Пресыщенный сомнительными плодами исторического
процесса, новоявленный Гамлет на кладбище мировой культуры перебирает
черепа великих гениев прошлого-Леонардо, Лейбница, Канта, Гегеля, даже
Маркса. Мученик переразвитого интеллекта, Гамлет размышляет о "жизни и
смерти истин", о том, что "его Я устало производить, исчерпало желание
крайних дерзновении". Этот малопохожий на себя Гамлет хотел бы
