Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6303 ( № 1 2011)
– Он предусматривает наказание, но не конкретизирует, какое именно и за что. Поэтому можно постоянно задумываться: преступают государственные деятели в своих выступлениях закон или нет? Между прочим, он сам сформулирован с употреблением не вполне литературных выражений, то есть бюрократических оборотов.
Кстати, это весьма актуальная тема: должны быть законы доступны всем или только профессиональным юристам? Если они непонятны, как их можно соблюдать?
– Открыл закон и прочитал: «При использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка…» Тогда почему герои книг, фильмов и спектаклей порой используют ненормативную лексику?
– То, что случилось за последние, наверное, лет двадцать, – настоящая катастрофа для языка. Ненормативная лексика вырвалась на свободу, когда ломали различные запреты. Если в начале перестройки появление матерных слов в литературе и искусстве оказывало сильное эмоциональное воздействие на зрителей, то, расплодившись, эти выражения перестали работать как художественный приём. Ненормативная лексика была опасным оружием, а превратилась в грязь, покрывающую нашу речь.
– Кто должен хранить или охранять язык? Может быть, лингвисты?
– Сначала надо разобраться: какой язык? Живой? Или его идеал? Если мы говорим об идеале, то такую миссию выполняют словари. Лингвисты же фиксируют развитие языка, находят компромисс между старым и новым. И особенно важная и ответственная роль им принадлежит сегодня, во время активных перемен. Если лингвист слишком консервативен и отбрасывает всё новое, то в результате он получает красивый язык, на котором уже не говорят. Если же брать в расчёт лишь новое, забывая о старых нормах, результатом станет разрыв между поколениями.
Важно найти компромисс между консерватизмом и радикализмом, иначе говоря, не дать языку разорваться на две части.
– Ваша идея создать музей вышедших из употребления слов наверняка нашла отклик…
– Нужна коллективная память, когда люди будут вспоминать старые, дорогие сердцу слова, связанные, может быть, с памятными событиями в жизни, и «сдавать» их в музей. Как осуществить такую идею? Парадоксально, но для сохранения традиций нужно использовать новые технологии. Эта идея, скорее всего, будет реализована в Интернете.
– Скажите, а много ли сейчас писателей, которые изъясняются на нормальном языке?
– Достоинство литератора, как мне кажется, не в том, чтобы писать, соблюдая все правила орфографии и пунктуации, а в том, чтобы язык был оригинальным. Скажем, наши великие писатели Достоевский и Толстой в своё время выпадали из «общего ряда», но важно, что по одной их фразе становилось ясным, кто автор. Андрей Платонов – вот, пожалуй, самый замечательный пример яркого и самобытного, хотя и совершенно «неправильного» языка.
Сейчас есть масса людей, которые пишут по правилам, но их язык совершенно не отличим от других. Он гладкий, но серый.
– Нынешняя молодёжь, мягко говоря, «не отягощена» грамотностью. Не оттого ли, что мало читает?
– Утверждать, сколько они читают, я не могу. Сегодня читают иначе и другое. Книжки менее популярны, информацию молодые люди в основном черпают из компьютера.
При общении со своими студентами я поражаюсь несовпадению наших с ними базовых знаний. Более того, сейчас вообще нет общепризнанного обязательного канона. Раньше были произведения, которые читали все – например, «Мастер и Маргарита»… Люди «перекликались» цитатами – из Ильфа и Петрова, Окуджавы, братьев Стругацких, Трифонова. Сейчас это невозможно – мы потеряли общее поле, на котором существовали.
Почти не осталось точек соприкосновения не только между представителями разных поколений, но и между сверстниками. Нельзя сказать, что все молодые знают одни и те же тексты.
– Каким вам видится русский язык будущего? Чем сердце лингвиста успокоится?
– Прогнозы – дело неблагодарное. Но в сегодняшнем обществе заметна тяга к консерватизму, в том числе языковому. Общество в штыки принимает различные изменения в словарях, вплоть до включения туда новых слов. Так, недавно всерьёз обсуждалось, нужно ли включать в словарь слова гламур и блог, хотя они не просто вошли в русский язык, но и употребляются чаще, чем многие исконно русские слова. Однако консерватизм – всего лишь одна из существующих тенденций.
Язык, как показала история, подвержен внешним влияниям. И если в политической и социальной жизни, а также в области технологий нас ждут перемены, это снова отразится на языке.
Беседу вёл Валерий БУРТ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Бить или не бить?
Гуманитарий
Бить или не бить?
ДНЕВНИК УЧИТЕЛЯ
Инна КАБЫШ
Можно ли убивать старушек? Догадываюсь, что «Преступление и наказание» не об этом, и всё же. В наше время – плюрализма, толерантности, политкорректности и (чего там ещё?) амбивалентности – хочется чего-то однозначного, простого как мычание.
Вот я и спрашиваю, если абстрагироваться от сложности и полифоничности: можно? Или нет? Нет. Надеюсь, что хоть с этим-то согласны все. Ответ на вопрос «можно ли бить учителей?» – при том что у каждого конфликта есть две стороны и у каждой своя правда, – столь же однозначен.
Между тем случаи избиения учителей – в Иркутске, Петербурге, Новосибирске – изобличают не отдельные ЧП (я бы расшифровала эту аббревиатуру не как «чрезвычайное происшествие», а как «чрезвычайное преступление»), а некую тенденцию.
Избиения учителей, следующие одно за другим, в Год учителя свидетельствуют о дистанции огромного размера между тем, что декларируется, и тем, что есть на самом деле.
«Подгнило что-то в Датском королевстве» – это и о школе, и – в большей мере – обо всём обществе, частью которого она является.
Если бы существовал прибор, который, подобно уровню радиации, показывал уровень ожесточения, его бы в сегодняшней России зашкаливало (или «зашколивало»?).
Ожесточения не бедных против богатых, не провинциалов против москвичей, не, грубо говоря, чёрных против белых (что, разумеется, неправильно, но всё же хоть как-то объяснимо), а всех против всех.
Конфликты – да на каком градусе! – возникают повсеместно: в общественном транспорте, поликлинике, магазине, бассейне…
– Тебе не кажется, что будет гражданская война? – спросила я недавно в телефонном разговоре знакомого поэта.
Повисла пауза.
– Что ты сейчас в школе проходишь? – вдруг спросил он.
– «Капитанскую дочку»… – ответила я.
– А тебе не кажется, – заметил мой знакомый, – что она уже идёт?
– «Капитанская дочка»?
– Гражданская война. Бессмысленная и беспощадная.
Кажется…
Идёт тлеющая гражданская война. Десять лет назад, узнав, что я пошла работать в школу, Юрий Поляков сказал: «Вот здорово! Будешь писать оттуда репортажи. Это же горячая точка».
Сегодня словосочетание «горячая точка» – по отношению к школе – перестало быть метафорой: школа действительно находится в эпицентре всеобщего ожесточения.
Люди свой негатив «сливают» в наиболее незащищённое место (охранники, появившиеся в школах, чтобы защищать детей от террористов, сегодня защищают учителей от родителей и, как мы видим, делают это плохо).
А то, что учитель в сегодняшней России не просто не защищён, а более того – подставлен, – ясно как простая гамма.
Ведь русский человек по большому счёту не любит ни стариков, ни женщин – только детей. Да и тех порой не любит, а только прикрывается этой любовью: симптоматично, что и в Питере, и в Новосибирске руку на учителей подняли не отцы, а отчимы: сомневаюсь (у самой был отчим), что ими двигала любовь к ребёнку, – скорее, ненависть ко всем прочим, воплощённым в образе учителя.
Образе врага. Врага народа.
Как в сложившейся ситуации помочь учителю? Конечно, можно начать выдавать ему молоко (за вредность), вручить бронежилет и предоставить личного телохранителя.
Но это не выход.
