Александр Солженицын - Россия в обвале
Да. Дух — способен изменить направление любого, наигибельного процесса. Откатить и от самого края бездны. Кому — не поверится. Но кто за жизнь свою уже убеждался в правоте и могуществе Высшей Силы над нами — тот поверит, что и после прокатанного по нам столетия — есть у русских надежда. Не отнята.
Ощутить каждому, что ты — не щепка, что ты можешь повлиять на идущее: когда — через бесстрашие, когда — через выдержку. А иначе — кому же вытягивать? детям? внукам? Да разве им будет легче?
Никогда мы ничего не дождёмся от властных благодетелей, прежде чем поверим, что мы сами — исполнители своей судьбы. Только мы сами, если имеем волю не сгинуть с планеты вовсе (а это — грозит), должны своими силами подняться из нынешнего гибельного прозябания. Изменить — само поведение наше: усталое безразличие к своей судьбе.
Как преодолеть нам всегдашний наш порок — косность, вялость в общественной жизни?
Впрочем, всякий порок — оборотная сторона добродетели. Строгий судья русской судьбы Чаадаев писал [письмо Тютчеву]: «Почему же мы до сих пор не осознали нашего назначения в мире? Уж не заключается ли причина этого в том самом духе самоотречения, который Вы справедливо отмечаете как отличительную черту нашего национального характера?» — Может быть, и наше самоотречение, и ещё какие-то ростки душевные кому-то в мире тоже пригодятся?..
* * *
Мой дух, моя семья да мой труд — добросовестный, неусыпный, без оглядки на захлёбчивую жадность воровскую, — а как иначе вытягивать? Хоть бы и секира опустилась на воров (нет, не опустится), а без труда всё равно ничего не создастся. Без труда — нет добра. Без труда — и нет независимой личности.
Долог путь, долог. Но если мы опускались едва не целое столетие — то сколько же на подъём? Даже только для осознания всех утрат и всех болезней — нам нужны годы и годы.
Сохранимся ли мы физически-государственно или нет, но в системе дюжины мировых культур русская культура — явление своеобычное, лицом и душой неповторимое. И не пристало нам обречённо отдаваться потере своего лица, ронять дух своей долгой истории: мы больше можем потерять дорогого своего, чем приобрести чужого взамен.
Не нынешнему государству служить, а — Отечеству. Отечество — это то, что произвело всех нас. Оно — повыше, повыше всяческих преходящих конституций. В каком бы надломе ни пребывала сейчас многообразная жизнь России — у нас ещё есть время остояться и быть достойным нашего нестираемого 1100-летнего прошлого. Оно — достояние десятков поколений, прежде нас и после нас.
И — не станем же тем поколением, которое всех их предаст.
КОНЕЦ
