Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2
В Тавани литовские князья построили из камня таможенный дом, где они взимали пошлины и штрафы (osmiectwo) с татар, допустивших бесчинство или беспорядок. Эту таможню прозвали башней Витовта.
Предпринятые меры предосторожности по обеспечению безопасности от татарских набегов привлекли в эти края немало поселенцев, которые построили здесь деревни и стали обрабатывать чрезвычайно плодородные земли. Много населенных пунктов появилось в непосредственной близости от озера Тилигул[128]. Были застроены красивые равнины между реками Ингул и Ингулец. Несколько знатных дворянских семей обладали в районе Очакова значительными земельными угодьями. Другие, менее богатые, владели здесь деревнями, различными строениями, стадами скота и табунами лошадей, а также полями, приносившими богатые урожаи. Два моста, построенные Витовтом недалеко от устья Буга и гавани Хаджибей в устье Днепра, способствовали развитию торговли.
Со времен Витовта до правления Казимира Ягайло, баржи с пшеницей и рожью постоянно спускались по Днестру до Хаджибея и Белгорода[129].
После унии Литвы с Польшей литвины ревностно относились к сохранению своих старых прав и привилегий, которые были им гарантированы самим актом унии. Однако они всегда были готовы пойти на жертвы, если того требовало общее благополучие страны.
Убедительные тому доказательства они дали нам в последние годы существования Польши. Когда литвины убедились в том, что общие интересы и эффективность новой формы правления, которую предлагал ввести сейм в 1788 году, требуют более тесных отношений между Литвой и Короной[130], а также создания из трех провинций одного мощного государства и избавления от различий, существовавших ранее между поляками и литвинами, они согласились отказаться от привилегий, которыми так сильно дорожили и упрямо отстаивали, от отдельной армии и казны в пользу объединения под единым управлением с двумя другими провинциями.
Во время этого конституционного сейма депутаты от Литвы показали себя с наилучшей стороны, проявили образцовый патриотизм и безоговорочную преданность государству. Они не уступали представителям Короны ни в числе, ни в талантах, а имена Немцевича, Вейссенгофа, Матушевича, Солтана, Казимира Сапеги, Вавжецкого и многих других патриотов своего отечества, отличавшихся талантом в сфере управления и красноречием, были вписаны в страницы национальной истории и оставили в ней неизгладимый след.
Чувства, которые выражали эти представители на заседаниях сейма, проявлялись с одинаковой энергией в среде их избирателей в Литве, где всякая жертва для родины считалась не только добрым делом, но и священным долгом.
Первые революционные выступления в 1794 году оживили огонь патриотизма литвинов. Виленское восстание уступало варшавскому лишь соотношением имевшихся ресурсов, поскольку располагало только тремя сотнями солдат, которые в Вильне напали на трехтысячный русский корпус.
Поскольку после последнего раздела большая часть Литвы была присоединена к России, и лишь в небольшой ее части не стояли русские войска, все действия литвинов, находившихся в отдалении от Koстюшко и польской армии, были немыслимы в 1794 году. Мы стали свидетелями как в Курляндии проникший сюда Вавжецкий захватил Либаву, Гедройц и Неселовский разбили русских в Салантае, Михал Огинский продвинулся до Динабурга на Двине, Стефан Грабовский пробился до бывшего Минского воеводства.
Все эти операции осуществлялись при отсутствии необходимых средств и в окружении корпусов русской армии, только один из которых, использованный при осаде Вильны, состоял из четырнадцати тысяч человек. Но на что только не способно мужество, энтузиазм и любовь к своей родине!
Имена Сераковского, Копца, Станислава, Ежи и Стефана Грабовских, Прозора, Горайна, Гедройца, Белопетровича, воеводы Неселовского, которые, руководствуясь порывом души и горячей любовью к своей стране, с образцовым постоянством и беспредельным усердием служили в это время на военном или гражданском поприще, дороги любому настоящему поляку и литвину, а их родина по праву гордится ими[131].
Однако литвины, которые на протяжении всего периода революции 1794 года так и не смогли получить военной поддержки, боеприпасов, артиллерии и подкрепления, потому что Koстюшко, находясь в постоянных сражениях с русскими и пруссаками, не мог отправить им помощи, в конце концов были вынуждены уступить числу и объединить остатки своей армии и различных отрядов, самостоятельно воевавших на границах Польши.
Эти литовские войска, став частью основной армии, гордые, что поступили под непосредственное подчинение Koстюшко, который также был литвином[132], героически сражались в разных местах против пруссаков и русских и делили боевые успехи с храброй польской армией до самого конца этой неудачной революции. Наконец, когда большое число старших офицеров попали в руки врага и были отправлены в тюремные камеры Петербурга, а несколько тысяч литовских солдат оказались в Сибири, все, кто мог покинуть Польшу, искали убежища за границей, и многие из них были приняты на французскую службу или зачислены в польские легионы в Италии.
По примеру этого вступления, показывающего, что в числе выдающихся людей, оставивших свой неповторимый след в последние годы существования Польши, было много литвинов, для которых была характерна ярко выраженная любовь к свободе и независимости, а также ненависть к угнетателям страны, рассмотрим причины, помешавшие им слепо довериться тому, кто во главе пятисоттысячной армии перешел границы провинции в 1812 году.
Когда в 1806 году Наполеон объявил войну России и Пруссии, литвины не остались равнодушными к этой новости. Они жадно читали обращения Наполеона к полякам, приходящие из Варшавы прокламации Домбровского и Выбицкого, письма, которые несли надежду на будущее восстановление Польши.
Многие, по правде говоря, были удивлены, узнав, что Koстюшко не поддался на настоятельные уговоры Наполеона, отказавшись следовать за ним и подписывать адресованные полякам прокламации. Не было и веры в то, что Наполеон захочет восстановить прежнюю Польшу – сильную и независимую, поскольку это не соответствовало его принципам. Многие полагали, что как только император Александр будет готов к урегулированию споров и сделает или согласится на мирные предложения, Наполеон пожертвует поляками в пользу наивысших интересов. Тем не менее многие литвины пересекли границу, чтобы присоединиться к польским легионам, и если бы Наполеон перешел Неман и провозгласил восстановление Польши, вполне вероятно, что в ту пору все, кто мог носить оружие, охотно присоединились бы к нему.
Нескольких недель прошли в ожидании и неопределенности, когда, наконец, стало известно, что после битвы при Фридланде произошло сближение императоров России и Франции, что состоялась их встреча, которая прошла в сердечной и радушной обстановке с обеих сторон, что Наполеон, удовлетворенный тем, что был признан императором государем, чьей дружбой он дорожил особо, что удалось исключить все, что мешало доброму согласию между двумя дворами, предложил Александру присоединить к России Варшаву с провинциями бывшей Польши, которые он отвоевал у прусского короля.
Вскоре выяснилось, что поскольку это предложение не было принято, Наполеон создал герцогство Варшавское и присоединил его к Саксонии. Кроме того, он отделил часть от завоеванных провинций, образующих Белостокский округ, с населением в несколько сотен тысяч жителей, чтобы передать ее Александру для включения в состав России. Этим он хотел показать, что не посягает на Литву и охотно уступает Александру то, что тот просит. Более того, он сделал бы его хозяином герцогства Варшавского, если сумел бы склонить к своим интересам и принятию принципов континентальной системы.
Все эти новости вызвали растерянность в Литве и в первую очередь в Вильне. Те, кто слишком поспешно покинул свою страну, чтобы присоединиться к польской армии, оказались скомпрометированными, подвергнув свои семьи расследованиям и судебным преследованиям. Все те, кто ждал лишь перехода Немана, чтобы присоединиться со своими собратьями, были разочарованы. В глазах литвинов и поляков – подданных Александра из других губерний Российской империи – Тильзитский мир похоронил все их надежды, и с этой поры исчезает былая вера в намерение Наполеона восстановить Польшу.
Некоторые произошедшие позже события еще больше ослабили восторг литвинов перед Наполеоном и усилили их недоверие к нему.
В начале кампании 1809 года они видели, как герцогство Варшавское оказалось под защитой только собственных сил. Немногочисленный корпус поляков под командованием князя Юзефа Понятовского должен был защищать его от врага, в то время как основные силы польской армии сражались в Испании. Наполеон оставил на произвол судьбы страну, которая предложила ему так много ресурсов, народ, который проявил ему свою верность и оказал столько доверия! Варшава была открыта для австрийцев, которые вошли в нее с сорокатысячной армией. Однако без доблести храбрых поляков во главе с князем Юзефом, пробившихся с боями в Галицию, без помощи благосклонной к Наполеону звезды, которая помогла ему выбраться из тяжелого положения и одержать победу над австрийцами, едва организованное герцогство Варшавское было бы принесено в жертву.
