Шпионаж и любовь - Малли Клэр
Кристина отказала Анджею, хотя и не окончательно. Однако браслет сохранила до конца жизни.
В конце 1941 года в ходе войны наступил перелом, и тогда же атака на военно-морскую базу США в Пёрл-Харборе вовлекла в боевые действия нового союзника. «Объявление войны Америке со стороны Японии – главная из новостей этой недели, – сообщал Уилкинсон в декабре, добавив, что это, вероятно, крупнейшее событие, – кажется, что Пёрл-Харбор был для них [американцев] не слишком приятным сюрпризом» [41]. Позиции союзников окрепли, но стратегическое значение Польши снижалось, и вновь удача Кристины изменилась одновременно с судьбой страны и в противоположном направлении.
8. «Прекрасная шпионка»
В июне 1942 года Ги Тэмплин предусмотрительно информировал Питера Уилкинсона, что Кристина, «кажется, наша ручная Ольга Полофски [так], которая шпионит на поляков и докладывает все, что узнает» [2]. Ольга Пулофски, «прекрасная шпионка», была антигероиней популярной песни 1930-х годов, некоторое время весьма популярной, ее имя было связано с чередой скандалов и ассоциировалось с особым умением заманивать офицеров в сладостные ловушки. Однако поведение, которое британцы расценивали как романтическое и даже эффектное, полякам представлялось предательским и недостойным.
Великобритания официально вступила во Вторую мировую войну, чтобы защитить польские границы, но в ходе эскалации конфликта интересы двух союзников все больше расходились. В отличие от Великобритании, Польша стояла перед лицом двойной угрозы: со стороны нацистской Германии и Советской России. Теперь британцы приветствовали Россию, как союзника, но в польском лагере существовали сильные разногласия по поводу агрессивного соседа – спорили о том, надо ли ему сопротивляться или объединить усилия. Кристина была истинной патриоткой, но не слишком политизированной. У нее не было сомнений относительно советских намерений, но она потеряла свою страну, многих членов своей семьи в результате действий нацистов. Она видела, насколько расколоты польские власти, как разделена армия, какие конфликты раздирают эмиграцию. Она была убеждена, что Великобритания остается величайшей надеждой на освобождение страны, и Кристина последовательно рисковала жизнью на службе британской разведки.
Вернувшись в Каир, она затеяла опасную игру, используя свое очарование, социальные связи и навыки с целью получения информации, собранной из фрагментарных сведений, о польских военных и политических новостях, слухах; все это она передавала британцам. Представители УСО тщательно скрывали источник, присвоив Анджею и Кристине новые тайные имена. В британских шифрограммах и телеграммах они теперь упоминались как «Яркий» и «Желание» – последнее было слишком нарочитым, что признавала и команда Уилкинсона [3]. На самом деле прозвище «Желание» было для Кристины слишком пассивным, если учесть, насколько дерзкие любовные и разведывательные авантюры она пережила за время войны. Если ее и раздражало низведение до роли «прекрасной шпионки» в Каире, в ожидании более широкого поля деятельности по крайней мере удовольствие зачастую сопровождало обязанности, и Кристина с головой погрузилась в работу.
Кристина и Анджей вернулись в Каир из Сирии в начале 1942 года. Они поселились в пансионе в районе Замалек – в тенистой жилой части острова Джезира на Ниле; пансионом управляла еврейская пара, а населяли его по большей части служащие Женского вспомогательного корпуса ВВС [4]. Совершенно неприспособленная в житейском отношении, Кристина предпочитала жить в пансионе или отеле, а не в собственной квартире, ей нравилось приходить и уходить, когда вздумается, и не заниматься бытом. По утрам она обычно гуляла по широким тенистым улицам-аллеям Замалека, вдоль которых протянулась череда тюльпановых деревьев, вилл XIX века, ресторанов, баров и кафе, тут же находился и обновленный популярный спортивный клуб «Джезира» – хорошо обустроенный комплекс парков, лужаек, кафе, с плавательным бассейном и теннисными кортами, находившимися в распоряжении британского военного командования. После возобновления контракта с УСО Кристина получила право на членство в клубе. Если она приходила достаточно рано, удавалось понаблюдать за выгулом пони, которых использовали для игры в конное поло, – их выпускали на луг до начала рабочего дня. Она так и не научилась плавать, но любила загорать у бассейна, читать и пить чай, позволяя многочисленным поклонникам из числа офицеров, находившихся в городе, ухаживать за ней.
Большинство офицеров принадлежали к типу «буканьеров, джентльменов удачи», вспоминала Лора Фоскетт, секретарь УСО, некоторое время проживавшая в том же пансионе, что и Кристина [5]. Некоторые вернулись из пустыни и еще не успели сменить потрепанную униформу; другие едва получили назначение и рвались в бой. Они посещали брифинги, тренинги, стрельбы в Каире, искали там развлечения и секс. Город превратился в типичное гарнизонное поселение. Жены, как правило, были отправлены еще в 1940 году в Южную Африку – ради безопасности, а симпатичные женщины привлекали повышенное внимание. Для начала их могли пригласить на чай в обширный сад Гроппи или на послеобеденный бокал на высокой террасе отеля «Шепард». Вечерами устраивали романтические ужины в «Мина-хаус» с видом на пирамиды, а потом допоздна танцевали в «Континентале», «Тёрф-Клубе», клубе «Мохаммед Али» или «КитКат» на борту судна на Ниле. «Путь к отступлению был отрезан. Подкрепление, которое шло к тебе на выручку, перехвачено в “Гроппи” и после тщетной борьбы опустило руки», – информировала одна из игривых листовок, выпускаемых мужчинами из «личных репортеров Его Величества» для своих коллег по Первому сестринскому корпусу из числа женщин-добровольцев. «Дилемма не имеет решения. Невозможно вести беседы до бесконечности, рано или поздно виски заставит тебя сдаться. Мама далеко, очень далеко… Подумай об этом… следуй своим инстинктам… КАПИТУЛЯЦИЯ МОЖЕТ БЫТЬ ПРИЯТНОЙ» [6].
Молодая, одинокая и симпатичная, Лора Фоскетт успешно сдалась, занявшись любовью у подножия пирамид, хотя, как она сама признавала, «песок проникает повсюду» [7]. И она была не единственной женщиной в городе, которая позволяла себе развлекаться. По словам писательницы Оливии Мэннинг, «Каир… был чем-то вроде бюро сексуальных услуг», а муж Кристины, Ежи Гижицкий, сообщал, что за время его пребывания в Каире около двадцати медсестер пришлось эвакуировать в Англию, потому что они забеременели [8]. «Ничего дурного в том, что молодые пары делят постель, особенно в военное время, – писал Ежи, – но неплохо бы подумать о том, что сестрам нужна контрацепция» [9]. Хотя «французское письмо» (как называли презерватив) и склянка с мазью выдавались каждому солдату, посещавшему знаменитые каирские кварталы красных фонарей, молодые женщины, вроде Лоры Фоскетт, не имели прямого доступа к такой роскоши.
Кристина привлекала внимание, едва появляясь у бассейна клуба «Джезира» – в туфлях на высоком каблуке, блузке и юбке идеального кроя. Жена Ги Тэмплина, Нина, описывала ее как «вероятно, необычной внешности, но определенно не красавицу», хотя вынуждена была признать, что у Кристины «был широкий круг поклонников». Даже ее собственный муж «восхищался» Кристиной, отмечала Нина, подчеркивая при этом, что это чувство было «эмоцией, выходившей за рамки секса и имевшей корни в уважении перед ее героизмом» [10]. Однако Дуглас Доддз-Паркер, армейский капитан, отвечавший в городе за координацию действий УСО на Балканах, считал, что Кристина «обладала некой магией, которой мужчины не могли сопротивляться» [11]. «Она не была по-настоящему красивой, но очень привлекательной, – соглашалась Маргарет Паули, еще одна служащая вспомогательного корпуса, базировавшегося в Каире. – Мужчины находили ее невероятно привлекательной… но женщин отталкивал тот факт, что она производила подобное впечатление на мужчин» [12]. Один молодой британский офицер, Майкл Уорд, часто наблюдал за ней в клубе в дневное время. Она заслужила репутацию отважного агента, «так что вокруг нее существовала атмосфера гламура», и она была «привлекательной женщиной», объяснял он. Однако после двух-трех свиданий Уорд понял, что Кристина «переводила разговор на нечто более серьезное», чем невинная болтовня, и он занервничал и предпочел прервать общение [13]. Но другие офицеры были менее подозрительными.
