Владимир Бобренев - Без срока давности
Изредка он приводил к себе подруг, знакомых по работе в наркомате, с которыми стоял в очереди или сидел за столом во время обеда в наркоматовской столовой, а также девиц из других управлений. Бывало, снимал и уличных шлюх, которые обслуживали его по полной программе. Но сколько бы их ни проходило через него, оставаясь один, Хилов почти каждую ночь с глубокой нежностью и грустью вспоминал о той, которую случайно встретил в тот ноябрьский вечер и которая подарила ему просто сказочную ночь. Тогда он впервые испытал настоящее человеческое счастье.
К девицам, покупаемым за деньги и вино, Хилов относился противоречиво — с презрением, с жалостью, с ненавистью. А вот к Жене, даже когда лишь вспоминал о ней, испытывал странную сердечную боль и нежность.
Едва у него выдавалось свободное время, его мысли сразу же переключались на нее, на фантазии о том, как произойдет их новая встреча. Ефим представлял себе, как он приезжает к ней на такси, в аккуратной форме, обязательно с цветами. А она при виде его, такого серьезного и привлекательного, не поверив своим глазам, растеряется, начнет извиняться за свои оскорбительные слова. Он великодушно ее простит, после чего Женька сразу же бросится ему на шею и со слезами счастья начнет оправдываться:
«Я тогда так перепугалась, потому, не помня себя, накричала всяких нелепостей… Потом опомнилась, восстановила в памяти ту ночь, нашу любовь, твои ласки, затосковала и даже ездила в Марьину Рощу, искала твой дом. Но так и не нашла. Тогда было темно, я ничего не запомнила, а утром была так взволнована, что бежала, не разбирая дороги. Только у вокзала опомнилась. Но я верила, что ты меня найдешь, и ждала каждый день твоего приезда. Понимаешь, любимый мой, я верила…»
Он крепко сжимает ее в своих объятиях. Потом она суетливо собирает в чемодан свои вещи, он сажает ее в такси и привозит на свою квартиру в Марьину Рощу. С этого времени Женька становится хозяйкой в его доме. Потом у них рождается сын, и они живут долго и счастливо.
Так прошло два года. Приход Могилевского и те перемены, которые произошли с его появлением, интенсивные исследования, организация и проведение экспериментов с приговоренными к смерти людьми, открытие «больничных палат» всецело захватили Хилова и не позволяли выкроить свободный день, чтобы съездить в Мытищи. Он уже давно себе внушил, что она его помнит, ждет, тоскует и считает дни и часы до его появления. Да разве могло быть иначе? Капитан Наркомата внутренних дел, первый помощник начальника спецлаборатории, имеющий отдельную квартиру, получающий солидную зарплату, а главное — имеющий огромную власть над людьми, приговоренными к смерти, а кто она? Простая провинциальная девушка. Ну пускай красивая. В такого мужчину, как он, просто невозможно не влюбиться, даже если на взгляд привередливых людей он и не слишком пригож собой. «Любовь зла, полюбишь и козла!» — приговаривал Ефим, когда вспоминал свои недостатки, хотя вовсе не относил себя к этим рогатым животным с бородой.
Когда Хилов предавался радужным мечтам о будущей счастливой семейной жизни, больше всего ему хотелось увидеть огорошенную веснушчатую физиономию лаборантки Анюты Кирильцевой. Перед его глазами возникала сцена, как он приводит Женю в лабораторию, представляет сослуживцам свою красивую жену. Эта Анюта воображает о себе невесть что. А сама небось переспала, считай, со всеми. Даже с вонючим зэком Аничковым. А его, Ефима, не пожелала. Так пусть сразу же сдохнет от зависти, когда увидит его шикарно одетую красавицу жену с ее роскошными волосами, завидной фигурой и точеными ножками.
Наконец после первых удачных опытов в новых «палатах» Хилов получил отгул в будний день и поехал на пригородном поезде в Мытищи. На вокзале ему сразу же рассказали, как дойти до Огородной улицы. Она находилась неподалеку.
Дом № 12 удалось найти быстро. Про себя Ефим отметил, что в нем проживало несколько квартиросъемщиков, поскольку со всех четырех его сторон имелись входные двери. Перед одной из них на крыльце сидела маленькая высохшая старушка в ватной стеганой телогрейке. Ее голова была замотана серым, неказистым платком. Перед ней стояло ведро с водой. Увидев Хилова в шинели, она запричитала:
— Ой, товарищ военный! Помоги, милок, ведро никак не подниму в дом. От колонки донесла, а дальше ноги отказали. Сил нету.
Ефим помог старушке внести ведро в дом. Огляделся: по всему, в комнате старушка жила не одна. Стояла и вторая кровать, рядом с которой на этажерке красовался патефон и стопка грампластинок. Крепдешиновое платье висело на стуле, явно не старушечье.
— Бабуля, а Евгения Викторовна Кораблева в этом доме проживает?
Старушка состроила испуганные глаза, прижала кулачок к губам.
— Здеся. Ты забирать ее, штоли, пришел? — опасливо спросила она.
— Да, хотелось бы забрать с собой в Москву, — невесело отозвался Хилов.
— Дык это он сам заставлял ее дифисит под прилавок прятать! — зашумела старушка. — Ножик приставит к горлу да говорит: пойдем, а то порешу. Вот она и ходила с имя. Опосля придет, упадет на кровать да ревет. Я ей: чего голосишь, дура, сходи куды надо да сама и заяви. Гляди, потом поздно будет.
— А она чего? — не соображая, о чем идет речь, спросил Хилов.
— «Чего», «чего»! Махнет рукой, и все. Вот и домахалась, видно…
Рассказ старушки заставил Хилова нахмуриться. По всему выходило, что его красотка пусть и не по своей воле, но впуталась в темную историю, сделалась соучастницей местных спекулянтов. Ефим сел на стул, задумался. Потом вскочил, заходил по комнате. Старуха открыла шкаф, показала тюк с вещами.
— Вот они, вещи-то. За них уплачено по магазинной цене. Теперь все равно на базаре не продашь, если милиция до всего дозналась. Ты, милок, забирай это добро, да не трогай девку. Она хоть шалавындра, да сирота все же. Некому ей и ласкового слова сказать. Даже с парнями гулять не ходит. Я-то вот хоть и чужая, а все жалко. Видно, уж так прикипела к ней.
— Где она работает-то? — спросил Ефим.
— Дык официанткой она сейчас в столовой. А то в галантерейном магазине продавщицей работала. Ушла сама. Работа у нее окаянная. Бегает с раннего утра до самой ночи. День бегает, на другой отдыхает. Седни как раз бегает.
Хилов вышел от бабули в расстроенных чувствах. Он ожидал чего угодно, только не такой развязки. Его возлюбленная спекулянтка, да еще, видать, зазноба главного заправилы. Теперь ему стало понятно, откуда у нее дорогие духи, хорошая одежда, маникюр на ногтях и все прочее, так возбудившее его при первой встрече. Вот теперь и думай, имеет ли он, как капитан НКВД, связывать свою жизнь с такой дамочкой? Местные урки ее все равно в покое не оставят. Но если посмотреть с другой стороны, в этой ситуации для него есть определенная выгода. Он, Хилов, ее единственное спасение, надежда выбраться из той ямы, куда она попала. Если, конечно, она сама захочет оттуда выбираться. Кто знает, что сейчас на уме у этой красотки. Хотя конечно же хочет, иначе бы не ревела. Да и деваться ей некуда.
Он быстро нашел местную столовую, которую указала старушка. На входе сразу же перехватил испуганный взгляд гардеробщицы, разделся, взглянул на себя в зеркало, причесался. Потом зашел в зал с уставленными в ряд у окошек деревянными кадушками с пальмами.
Евгению он заметил сразу. Те же роскошные с медным отливом пышные волосы, задумчивое, точно заплаканное лицо, грустный взгляд. Губы крупные, яркие, красивые. И глаза глубокие, темные, запоминающиеся. Со времени их встречи она не изменилась.
Официантка его тотчас углядела. Обедающих было немного. Подошла к нему, молча положила на столик меню. Ефим поднял на нее глаза. Но Кораблева его не узнала. Ефим заказал щи, бифштекс и двести граммов водки для смелости. Заказ исполнила быстро. От выпитой водки и еды он расслабился, закурил. Потом подозвал официантку. Достал из кармана деньги, положил их на стол. Она аккуратно отсчитала и протянул ему сдачу. Ефим придержал ее рукой.
— Присядь, Женя, — сказал он негромко.
Она вздрогнула, смешалась. Села.
— Ты меня не забыла?
Кораблева внимательно посмотрела на него. Почувствовала что-то знакомое, но вспомнить не смогла.
— Когда-то ты у меня заночевала. От кавалера сбежала…
Она вспомнила. Усмехнулась:
— Как же вы меня нашли?
— Я все-таки в серьезной организации работаю, — важно ответил Хилов.
— И зачем сюда приехали, если не секрет?
— Ты влипла в неприятную историю, — вполголоса сказал он. — В очень неприятную. Лет на десять потянет, — неторопливо закурив папиросу, вздохнул Хилов. — А там вся жизнь под откос…
— Пока еще не влипла, — дернулась Женька, намереваясь уйти.
Ефим снова придержал ее за руку:
— Я хочу тебе помочь выпутаться.
— А вам-то зачем это?
— Выходи за меня замуж.
Она фыркнула, скривила ярко накрашенные губы, снова попыталась подняться, но Хилов ее не пускал.
