Миша Гленни - Теневые владыки. Кто управляет миром
С этого момента, куда бы Людмилу ни возили, ее неизменно сопровождали как минимум два амбала. Неделю спустя ее и еще троих женщин отвезли в аэропорт Домодедово. На паспортном контроле Людмиле представился последний шанс. Офицер, проверявший паспорта, проявил редкое для российских государственных чиновников сострадание: он упрашивал Людмилу передумать. «Вы хоть знаете, куда вы едете? – спросил он ее. – Вы понимаете, что делаете? Вы что, правда хотите это сделать?» Один из громил буквально дышал Людмиле в затылок, и ей ничего не оставалось, как только отклонить предложение доброго офицера. Все выглядело так, словно захлопнулась дверь тюремной камеры и в замке повернули ключ.
Когда она прибыла в Каир, их встретили несколько египтян; те отвезли ее в отель, где она и еще десять девушек прождали три дня. Как-то утром, очень рано, ее запихнули в джип и несколько часов куда-то везли: «Нас отдали бедуинам, которые немедленно закрыли нас в пещере». Хотя нередки сообщения о том, что контрабандисты-бедуины насилуют женщин, которых переправляют (и даже удерживают их у себя, если не получают плату за услуги по их переправке), в случае с Людмилой девушкам предоставили выбор. Если они соглашались сексуально обслуживать своих временных содержателей, «то им разрешали выходить наружу, хорошо кормили и давали отдыхать. Три девушки согласились, но я – нет», – сказала Людмила.
Незадолго до того, как пленниц должны были отправить дальше, одна из перепуганных женщин решилась на побег: «Бедуины ее поймали и потом перед всеми нами прострелили ей колени». В Северной Ирландии жертвам раздробления коленных чашечек хорошо известно, что это одно из самых мучительных наказаний, которым можно подвергнуть человека. Однако эта молодая молдаванка подверглась еще худшей участи: «Они просто бросили ее умирать в пустыне».
К тому моменту, когда глухой ночью бедуины снова швырнули Людмилу и ее спутниц в пикап, женщины были перепуганы до смерти. «Мы немного проехали, а затем нас заставили по одной проползать под забором. На другой стороне нас встречало еще несколько бедуинов, но потом нас заметил израильский пограничный патруль, который побежал к нам. Мне хотелось только, чтобы пограничники добежали до нас, но бедуины стали стрелять нам по ногам, так что мы вынуждены были броситься обратно, к пикапу. Мы скучились в кузове, а сверху нас накрыли брезентом. Было жутко страшно». Эти бедуины, более опытные, чем их младшие собратья на верблюдах, которых я видел, набили руку на провозе контрабанды через египетско-израильскую границу и теперь совершенствовали свои умения по перевозке женщин. Они часто насилуют и избивают женщин – досадное вырождение бедуинских традиций.
В отеле в Беер-Шеве, столице Негева, Людмилу заставили пройтись перед потенциальными покупателями: «Эти люди говорили в основном на иврите, и мы ничего не понимали, но команды они нам отдавали по-русски и бегло». Раздеваться Людмила сначала отказалась. Один из русских мрачно посмотрел на нее: «Слова «отказ» здесь нет. Усекла?»
К тому времени, когда Людмилу привезли в Тель-Авив, она прошла через руки молдаван, украинцев, русских, египтян, бедуинов, русских евреев и коренных израильтян, и половина из этих людей угрожала ей насилием. Кошмар для нее только начинался.
В октябре, в пятницу вечером, накануне Шаббата, я договорился с двумя своими друзьями посмотреть бордели Тель-Авива. Слабый желтый свет выхватывал толстошеего русского, сидевшего на темной улице под потрепанным тентом с надписью Banana VIP Club. В отличие от охранников почти во всех общественных заведениях, в которые я заходил в Израиле, этот не проверяет нас на наличие бомб или оружия, зато настаивает, чтобы мы показали паспорта (трогательный советский обычай!). В итоге ему оказывается достаточно наших водительских прав, и мы поднимаемся по узкой лестнице мимо нескольких помещений. Мы проходим мимо приемной стойки, возле которой на дешевых красных диванчиках сидит несколько напряженного вида молодых людей, которые курят и барабанят пальцами по подлокотникам. (Красный, излюбленный цвет тель-авивских борделей, соседствует в них с темным табачно-желтым цветом.) Напротив диванчиков, на небольшом возвышении, сидят две женщины, время от времени тихо обменивающиеся парой слов на русском. Одна из них одета в маленький розовый топик и обтягивающие трусики от бикини, из-под которых выскальзывают ее ягодицы, когда она неуверенно вышагивает на десятисантиметровых каблуках (они здесь, похоже, обязательный атрибут).
За стойкой расположилась исключительно привлекательная женщина, которой немногим больше двадцати лет, и в ее взгляде сквозит та же бесконечная скука, без которой, по моему наблюдению, в «веселых домах» не обходится – так же, как и без высоких каблуков. По обе стороны фойе идут коридоры, ведущие в комнатки с красными интерьерами и с тусклым освещением, в которых, как я могу судить, может поместиться только кровать. Согласно общепринятой точке зрения, красный – цвет романтики, но это был четвертый бордель, в который я зашел за этот вечер, и я уже понял, что он эффективно маскирует грязь на коврах и кроватях. Еще я установил, что здесь, похоже, считается нормальным, когда мужчины заходят в фойе и молча сидят там до тех пор, пока у них не появится (если появится) настроение. Тогда они тихо подходят к одной из женщин, вместе с которой уходят (по пути женщина непринужденно утаскивает с собой полотенце). Мертвые лица. Никаких эмоций.
Нарушив тишину, входят трое американских подростков. Один из них, говорящий на иврите, спрашивает девушку за стойкой о цене. «За полчаса – 230 шекелей, за сорок минут – 250». «Эй, сбавь обороты, – говорит ему друг, – давай посмотрим, есть ли здесь девочки погорячее этих», – и он жестом указывает на тех двух женщин.
Этот парень не впервые в этом заведении, хотя ему едва ли исполнилось восемнадцать (или того меньше). Вскормленный «Макдоналдсом», с явно замедленным обменом веществ, он рыхл и безобразен, как мопс, и я не могу отделаться от мысли, что более привычными средствами ему было бы трудно подыскать себе партнершу. И тем не менее я никак не мог объяснить, откуда в столь юном возрасте возникает столь бесчеловечное отношение к этим женщинам. Мой друг Гидеон наклонился ко мне и негромко сказал: «Таких тут всегда можно встретить. Родители отправляют их из Верхнего Вест-Сайда [15] в Израиль с целыми телефонными книжками номеров синагог, раввинов и еврейских школ и с пачкой денег. Едва они попадают в Израиль, как бегут прямиком в бордели».
Ранее в тот вечер мы наблюдали нечто еще худшее. Свой обход мы начали с окрестностей Старого автовокзала, где обретается часть из десятков тысяч иностранных рабочих в Израиле. Когда началась последняя интифада, палестинцы перестали выполнять грязную и опасную работу, которую обычно предоставляют иммигрантам в промышленно развитых странах. Их места заняли румыны, узбеки, тайцы, филиппинцы, турки и кто угодно еще. Ввоз рабочей силы в Израиль – коррумпированный бизнес, в котором также участвует организованная преступность: Международная организация по миграции установила, что во всем мире переправка рабской или бездоговорной рабочей силы является наиболее стремительно растущей отраслью.
Люди, которые обретаются возле Старого автовокзала, привезены сюда не насильно: но они крайне бедны, по всей видимости, это элита класса люмпенов. Впрочем, эти места – дыра дырой по любым стандартам. Дома и улицы разваливаются, освещаемые лишь какой-нибудь мерцающей неоновой вывеской в виде сердца или обнаженной женщины, указывающей на лачугу между витринами магазинов. Сами же бордели – дно этой ужасной свалки. У меня нет слов, чтобы описать стареющих женщин жалкого вида, которые апатично курят одну сигарету за другой в комнатушках площадью метр на два и готовы обслуживать любого встречного за десять баксов (да, за десятку).
Трудно наверняка сказать, каких из этих женщин привезли насильно, а каких толкнула сюда нужда: все, кто участвует в этом промысле, в том числе и проститутки, не привыкли разбрасываться словами. Возможно, что первоклассные «девочки по вызову» и пользуются той экономической свободой, которую дает им их работа. Однако мой короткий обход борделей Тель-Авива ясно показал, что для большинства женщин, занимающихся этим ремеслом, счастливая проститутка – лишь глупая сказка. Понял я и то, насколько ненасытно половое желание у мужчин. Когда я посещал публичные дома, в них заходили и выходили из них целые потоки мужчин всех возрастов, рас и классов. Там были евреи, светские и ортодоксальные, палестинцы из самого Израиля и с Западного берега, а также множество американцев, западноевропейцев и японцев. На их лицах написано, что они преодолели любые переживания, которые испытывали (если испытывали), решив приобрести подобную услугу. Интересно, многие из них задумались бы об этом снова, если бы им рассказали подлинные истории этих женщин – таких, как Людмила?
