Виктор Тростников - Быть русскими – наша судьба
Однако на вызов войны можно ответить совсем по‑другому: считать её суровой необходимостью, которую нужно как‑то пережить, не изменяя при этом самому себе и оставаясь в глубине души таким же миролюбивым человеком, каким был до начала войны. С этой точки зрения война есть не что иное, как специфическая форма тяжёлого труда, связанная с повышенной опасностью и с разлукой с домашними. Именно так смотрел на Великую Отечественную войну русский народ, и он был совершенно прав. Ведь в ходе этой войны нашим солдатам основное время приходилось отдавать не перестрелкам с противником или рукопашным схваткам, а вытаскиванию из грязи орудий, рытью окопов и землянок, ползанию по‑пластунски в разведку, оборудованию командных пунктов и блиндажей, наведению переправ. Труды и труды, как говорили прежде на Руси, «тягло», которое надо тянуть не жалуясь. А как же смерть, символ войны, что о смерти? О ней русский солдат сказал словами песни, не важно кем сочинённой, но мгновенно ставшей всенародной: «Ты теперь далеко‑далеко, между нами снега и снега, до тебя мне дойти нелегко, а до смерти – четыре шага». Сухая констатация факта: четыре шага до смерти. И всё. Что о ней думать и рассуждать? Думает солдат о другом, о том же, о чём думал в мирное время, – «о твоей негасимой любви». И ради этой любви не будет солдат зря рисковать жизнью, демонстрировать своё бесстрашие, будет накрывать землянку двумя накатами и без нужды из неё не высовываться.
Сказав об одной песне военных лет, невозможно на этом остановиться. Мы говорили о том, что единственным достоверным источником, который позволяет понять, чем была для нас война на самом деле, то есть какова была война во время войны, а не до и после неё, являются письма простых людей, написанные в те годы, но к нему надо добавить ещё один источник: военные песни. В них пела душа воюющего со смертельным врагом русского народа, и они точнее любого барометра показывали состояние его души, а значит, по ним можно судить, каким был русский народ во время той страшной войны, в каком мире он тогда существовал. И когда вслушиваешься и вдумываешься в эти прекрасные, несравненные по красоте, душевности и выразительности песни, обнаруживаешь такую удивительную вещь, в которую сначала трудно поверить: в них почти ничего не говорится о войне !
Очень много места уделяется в них воспоминаниям о мирном, довоенном времени. Эти песни были нужны солдату, чтобы перенестись в не потревоженную врагом Россию, воспроизвести её в блиндаже и продолжать жить в ней так же, как и раньше:
Под этот вальс весенним днём
Ходили мы на круг,
Под этот вальс в краю родном
Любили мы подруг,
Под этот вальс ловили мы
Очей любимых свет,
Под этот вальс грустили мы,
Когда подруги нет.
Или другая очень популярная песня:
Но теперь будто снова
Я у дома родного.
В этом зале пустом мы танцуем вдвоём,
Так скажите хоть слово, сам не знаю о чём.
И, наконец, песня Никиты Богословского из кинофильма «Два бойца», которая буквально всколыхнула всю Россию и на фронте и в тылу:
Шаланды, полные кефали,
В Одессу Костя приводил…
Всё то, что сегодня именуется «шлягерами» и «хитами», не производит и сотой доли того эффекта, который произвела эта песня в самый разгар войны, в сорок третьем году. Все списывали друг у друга её слова, все напевали её и себе под нос, и громко и хором. Столь фантастической популярностью пользовалась когда‑то разве лишь «Каховка». И секрет такой популярности понятен. Она на минуту возвращала русских людей в ту давнюю мирную Россию, без которой они не могут жить, чтобы создать даже под артобстрелом родную и привычную среду обитания и продолжать в ней существовать. Это была песня о мирном времени, но все ощущали её как военную песню; она не переносила нас в прошлое, а переносила прошлое в войну, делала его настоящим.
Более ощутимо присутствует война в другой любимой народом песне «Вечер на рейде» (композитор Соловьёв‑Седой), но и в ней ни слова не говорится о сражении, так что, в сущности, она могла бы быть и песней мирного времени:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход,
Уйдём в предрассветный туман…
Слово «поход» сказано. Но походы бывают разные – не только военные, но и исследовательские, испытательные, учебные и так далее. В какой поход пойдут здесь, не уточняется. И это правильно, это и делает песню гениальной, такой, какая была нужна в то время. Мы пойдем на встречу с немецкими военными моряками, одними из лучших в мире, чтобы вступить с ними в бой, но об этом не надо сейчас говорить. Пусть всё будет так, будто мы идём в безопасный учебный поход, в какие ходят в мирное время, потому что нам необходимо восстановить атмосферу мирного времени и наполнить ею наши лёгкие: мы же мирные люди, и она нам необходима. А когда пробьёт час сражения, будем думать о том, как лучше сражаться.
Сколько ни ищите, вы не найдёте среди военных песен таких, которые были бы проникнуты пафосом битвы, воспевали бы персональный подвиг какого‑нибудь героя, упивались бы тем, что он переколотил столько‑то фашистов. Может быть, подобные песни и сочинялись, но они не удерживались, не становились массовыми и любимыми. Разумеется, были песни, призывающие уничтожать врага, но призывали они к этому в самом общем, можно сказать, политическом смысле: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой с фашистской силой тёмною, с проклятою ордой» или «Нерушимой стеной, обороной стальной сокрушим, уничтожим врага» (первая – Александров, вторая – Мокроусов). Сражения упоминаются тоже лаконично, отмечается лишь сам факт того, что они были. «С боем взяли город Брянск, город весь прошли» или «Шли тогда упорные, тяжёлые бои» (песня «Днем и ночью», поют Леонид и Эдит Утёсовы).
Как мы видим, военные песни подтверждают то, что говорят и военные письма и дневники: воюющая Россия – это то же самое, что и трудовая Россия, поскольку война для русских – это очень тяжёлая и рискованная форма труда, весьма нежелательная, но иногда совершенно необходимая. И во время войны внутренняя, сокровенная жизнь русского человека не только не претерпела каких‑то качественных изменений по сравнению с внутренней жизнью довоенного времени, но, оставшись по своей специфике той же самой, возможно, стала ещё более обострённой и интенсивной. Это отразилось в особой проникновенности и лиричности военных песен – военных по времени, но не по тематике.
«Синеглазая рать германцев» когда‑то сокрушила Римскую империю. В двадцатом веке, предварительно поставив на колени Европу, она обрушилась на нас и была нами сокрушена. Почему мы победили такого страшного врага? Военные корреспонденты любили писать о массовом героизме в рядах советских воинов. Но геройские подвиги – удел отдельных смельчаков, и в масштабной войне ими дело решить невозможно. Времена, когда Наполеон, выскочив под пулями на Аркольский мост, решил судьбу кампании, прошли. Мы выиграли войну по другой причине. Отдав, прямо по Аксакову, всю полноту государственной и военной власти в один адрес, народ наш приготовился исполнять все повинности, которые будут на него возложены, не обсуждая, насколько они соизмеримы его силам. Он знал, что если в самых тяжёлых условиях останется внутренне русским народом, то все внешние трудности будут преодолены. Он оставался им и поэтому всё преодолел. Мы не сокрушили немецкую рать, это слово не совсем правильно, мы оказались выносливее, неприхотливее, жилистее, мы были верными самим себе, покладистыми, менее заносчивыми, умели пошутить и посмеяться в самых несмешных обстоятельствах, и, хотя немцы были соотечественниками великих философов Канта и Гегеля, мы относились к войне более философски, чем они, – как относился к ней Маяковский, сказавший: «Нам не с чего радоваться, но нечего грустить. Бурна вода истории. Угрозы и войну мы взрежем на просторе, как режет киль волну». Впрочем, о причинах нашей победы лучше и точнее всех сказал тот человек, который привёл нас к победе. На банкете в Кремле 25 мая 1945 года он произнес поразительную речь:
«Я, как представитель нашего советского правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа…
У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидая родные нам сёла и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело‑Финской республики, потому что не было другого выхода. Какой‑нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду!
Но русский народ на это не пошёл. Русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству.
