Женщина и война. Любовь, секс и насилие - Гругман Рафаэль Абрамович

Приказ получен в дивизии в ночь с 21 на 22 апреля 1945 года. Директива была размножена на печатной машинке и с работниками политического отдела была направлена во все подразделения дивизии и доведена до всего личного состава. Прямо на марше в каждой роте политработники и командиры рассказывали бойцам содержание директивы, разъясняли требования Ставки Верховного главнокомандования об изменении отношения к немцам — как к военнопленным, так и к гражданскому населению.

[…] После зачитки приказа были массовые выступления бойцов, сержантов и офицеров.

1. Сержант Габуев (рота автоматчиков 1103 сп) сказал: «Этот приказ, во-первых, внес полную ясность, каким должно быть наше отношение к гражданскому населению Германии. До сих пор мы увлекались статьями Эренбурга и думали, что все немцы бандиты […]».

2. Красноармеец Соболев, комсомолец, высказал правильное мнение: «Я и раньше думал, что пора нам немцев сортировать […]».

3. Наводчик 76-мм орудия 1103 сп серж. Павлов в разговоре с бойцами рассказал: «Вчера зашел я в один дом, смотрю — сидит пожилая немка с тремя пацанами, глядят испуганно. Дал я им сахару. Они с жадностью накинулись на него, настолько они голодны. «А, сволочи, — подумал я, — не стало нашего украинского хлеба — зубами щелкаете». Гады они смертельные, а детей жалко, хоть они и немецкого отродья».

[…]

7. К-н Романенков показал: «Мы с к-ом батареи 45-мм пушек тов. Приходько находились в доме, в другой комнате сидели 2 немки и разговаривали. Вдруг врывается какой-то ст. лейтенант с пистолетом в руках, бросается к немке, хватает её за грудь и толкает на пол, и пока мы поняли, в чем дело, он двумя выстрелами убил немку. Мы хотели его задержать, но он, сказав: «Будут помнить, как в моих солдат стрелять», выскочил вон и скрылся».

8. Старшина Шорин (1 батарея 1298 ап: «Наши люди переполнены чувством мести, и это справедливо. Но мы вредим себе, когда на глазах у немцев расстреливаем сдающихся в плен — так нехорошо делать. Поэтому они нас боятся и больше сдаются союзникам».

[…] В ходе бесед ряд бойцов и офицеров задали политработникам заслуживающие внимания вопросы. Привожу наиболее характерные из них:

1. Куда мы пойдём дальше, после занятия Берлина?

2. Можно ли оказывать медицинскую помощь раненым немецким военнопленным?

3. Можно ли дать кусок хлеба немецкому военнопленному во время его конвоирования?

4. Будет ли отправляться к нам на работу немецкое население?

5. Можно ли там, где нет немецкого населения, брать вещи для посылки семьям красноармейцев? Не последует ли в связи с этой директивой прекращение отправки посылок на Родину?»

25 апреля командующий 1-м Белорусским фронтом издал новый приказ. Жуков, прославившийся на фронте жёсткими мерами и лично расстреливавший провинившихся командиров, когда дело касалось насильников, требовал лишь направлять солдат в штрафные батальоны, а офицеров предавать суду офицерской чести. Его неожиданная мягкость была вызвана нехваткой солдат в боевых частях.

«[…] Я имею сведения о том, что в частях, спецподразделениях и тылах продолжаются случаи бесчинства по отношению к немецкому населению, продолжается мародёрство, насилие и хулиганство.

Все эти факты, позорящие наших красноармейцев, сержантов и офицеров, показывают, что командиры частей и спецподразделений не сумели добросовестно, жёстко и быстро провести в жизнь указания тов. СТАЛИНА и указания Военного Совета фронта о запрещении незаконных действий в отношениях к немецкому населению.

Я считаю, что такими гнусными делами не занимаются бойцы, сержанты и офицеры, честно сражающиеся в бою за нашу Родину.

Мародёрством, насилием и другими преступлениями занимаются лица, не участвующие в бою, которые не дорожат честью бойца и честью части, — люди морально разложенные.

Я строго требую от командиров корпусов, дивизий и частей немедленно навести жёсткий порядок и дисциплину в частях, особенно в тыловых частях.

Всех, мародёров и лиц, совершающих преступления, позорящих честь и достоинство Красной армии, арестовывать и направлять в штрафные части, а офицеров предавать суду чести военного трибунала.

Настоящую директиву объявить всему красноармейскому, сержантскому и офицерскому составу 1-го Белорусского фронта».

25 апреля из политотдела 328-го стрелкового корпуса поступило донесение: несмотря на разъяснительную работу, насилие продолжается, хотя, как радостно докладывал политотдел, дисциплина и порядок заметно повысились и количество совершаемых преступлений уменьшилось:

«[…] Комсомолец, красноармеец Гречаный: «Мы предполагали, что, когда придем в глубь Германии, запретят мстить, как начали. Многие совершали насилие, занимались барахольством из озорства, но почти все с сильным озлоблением, при этом приговаривали: «За мою хату, за сестру, за мать, за нашу Родину, за кровь и раны наши, за искалеченную жизнь». Мстили мы, как сердце подсказывало. Мы не понимали, что позорим свой народ и Красную армию. Поэтому я и думал: неужели не запретят этого?»

[…] Но некоторые бойцы, сержанты и офицеры, особенно пережившие от фашистских захватчиков и имея жгучую ненависть к немцам, не могут смириться с коренным изменением отношения к военнопленным и местному немецкому населению.

[…] Красноармеец комендантской роты управления Пинчук, член ВЛКСМ: «У меня немцы убили мать, отца, сестру. Как же я буду после этого связываться с немкой? Немка — это тварь, это мать, сестра людоеда, зверя, и к ней надо относиться с презрением и ненавистью».

Красноармеец-стрелок Макаренко — 8 ср 605 сп, после того как ему разъяснили недопустимость мародерства, грубого отношения к немцам, в гневе заявил: «Вас много сейчас здесь найдется указывать, на передовой надо было воевать, пробыть там все время, и тогда бы вы узнали, кто такие немцы и как к ним относиться».

[…] До сих пор имеют место отдельные случаи недостойного поведения бойцов.

Химинструктор 1 дивизиона 889 артполка, парторг 1 батареи Австашенко 22 апреля, будучи в пьяном состоянии, изнасиловал немку. Австашенко от руководства парторганизацией отстранен и привлечён к партответственности.

Командир взвода автоматчиков дивизии старшина Шумейко, уже после ознакомления под расписку с директивой 11072, имел с местной жительницей, немкой Эммой Куперт 32 лет, половое сношение продолжительностью более суток, причем зашедшему к ней в дом с проверкой патрулю Куперт пыталась выдать старшину Шумейко, находившегося в шелковом белье под одеялом, за своего мужа, от рождения глухонемого и потому освобожденного от службы в немецкой армии […]».

Из донесения 25 апреля 1945 года начальника политического отдела 8-й гвардейской армии гвардии генерал-майора Скосырева начальнику политического управления 1-го Белорусского фронта:

«В последние дни резко уменьшилось количество случаев барахольства, изнасилования женщин и других аморальных явлений со стороны военнослужащих. Регистрируется по 2–3 случая в каждом населенном пункте, в то время как раньше количество случаев аморальных явлений было намного больше».

26 апреля начальник политотдела 185 стрелковой дивизии доложил о доведении до личного состава директивы Ставки, отметив, что бойцы, выступая против групповых изнасилований, просят разрешить «одиночные сожительства»:

«Личный состав 185 сд воспринял директиву тов. Сталина о коренном изменении отношения к населению Германии и к военнопленным как своевременное и необходимое мероприятие для поднятия воинской дисциплины, наведения должного порядка в частях и достижения скорейшей победы над врагом.

В своих выступлениях на красноармейских собраниях многие резко критиковали поведение отдельных бойцов по отношению к населению.

[…] Старшина Сорокин: «Директива Ставки очень правильная, надо было раньше над этим задуматься, тогда бы не было тех поджогов, насилий, расправ над немецким населением, которые имели место у нас».