Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
— Спасибо… — кричит Сатанеев. — Я вас не забуду…
Оставляя мокрые следы на полу, Иван вносит дрожащего Сатанеева в зал. Перед ним расступаются. Иван опускает Сатанеева на край эстрады.
Гость с Кавказа бредет по бесконечному коридору, пытаясь делать на стене зарубки металлическим уголком портфеля. Вдруг его внимание привлекают мокрые следы, оставленные Иваном.
— Люди! — восклицает он. — Здесь прошли люди! — И бросается по следу.
— Позвольте пожать вашу руку! — проникновенно говорит Ивану Сатанеев. — Как только меня утвердят директором, я объявлю вам благодарность в приказе.
— Вот это по-сатанеевски! — хохочет Дед Мороз. — С размахом, дешево и мило!
Вокруг смеются. Сатанеев непонимающе озирается.
— А вы что скажете, Алена? — обращается к Саниной Дед Мороз.
— Я? — Алена, вздрогнув, оглядывается. Все смотрят на нее. — Разве нужно обязательно говорить?
Снисходительно улыбаясь, она направляется к Ивану. Толпа расступается перед ней. Сатанеев бросается за ней вслед:
— Очаровательница, подождите!
Кира тоже делает шаг навстречу Алене:
— Санина! Остановитесь!
— Иди, милая, иди! — преграждая дорогу Шемаханской, рокочет Дед Мороз. — Ты меня слушай, сейчас мое время!
Алена приближается к Ивану. Сатанеев пробивается сквозь толпу с явным намерением задержать ее. Ковров ловко подставляет ему ногу. Сатанеев падает, вытянув вперед руки. Из его рукава вылетает волшебная палочка, скользит по паркету и упирается в ботинок стоящего на пороге представителя Кавказа.
— Люди! — шепчет он, жмурясь от яркого света. — Наконец-то я нашел вас!
— Я ведь говорила, что в новогоднюю ночь сбываются даже несбыточные мечты? — сдержанно улыбаясь, говорит Алена.
— Да! — боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть мгновение, едва слышно шепчет Иван.
— Ну, так вот… — Алена поднимается на цыпочках и тянется губами к губам Ивана.
— Очарова… — блеет в ужасе, стоя на корточках, не успевший подняться Сатанеев, но не успевает договорить до конца.
Раздается удар грома. В зале меркнет свет, сверкает молния.
— Опять! — стонет толстяк из комиссии, закрываясь руками. — Опять они колдуют!
— Я же запретил! — возмущается Председатель.
— Артиллерийский полигон! — хнычет худая женщина.
— Ах, как хорошо! — шепчет в дверях кавказец. — Люди, гроза, еще бы дождик пошел…
Мгла рассеивается. Алена стоит в объятиях Ивана.
— Что со мной? — Она проводит ладонью по лбу.
Иван подхватывает пошатнувшуюся девушку.
— Теперь все хорошо, Аленушка. Аленушка, все прекрасно! Алена обводит зал сияющими глазами.
— Товарищи! — звонко кричит она. — Друзья! Это мой жених… Мой муж! Это он, мой Иванушка!
Все бегут к ним, обступают тесным кругом, слышится смех, приветственные возгласы и восторженный визг Верочки и Катеньки, обнимающих Алену.
— А вот — моя невеста! — громовым голосом провозглашает Дед Мороз, указывая на Киру.
Он срывает с себя бороду и оказывается Кивриным. Происходит отлив толпы. Теперь все окружают новую пару. Комиссию носит туда-сюда в людском водовороте.
— Послушайте, — говорит совсем растерявшийся Председатель. — Это не институт, а дворец бракосочетаний какой-то!
— Ничего, ничего, — вертя головой на толстой шее, уговаривает толстяк, — Может, хоть на свадьбе покормят.
— Убирайтесь вон! — Гневно сверкая глазами, Кира вырывается из объятий Киврина. — Вон со своим картонным носом! Шут, имперсонатор! Я все знаю!
— Что, что вы знаете? — удерживая ее с такой же страстностью, спрашивает Киврин.
— Вы в Москве Алену ждали!
— Я?! — От неожиданности Киврин выпускает Шемаханскую.
— Да! Ждали до последней минуты!
— Я по магазинам бегал до последней минуты! — возмущается наветом Киврин. — Подарок искал по твоему заказу! Полное собрание фантастики! Был еще дополнительный том, но я его на этот костюм поменял, чтобы к тебе проникнуть!
И он вытряхивает из мешка к ногам Киры груды одинаково переплетенных книг.
— Неужели… — говорит потрясенная Кира. — Неужели меня обманули?
— Еще как! — весело смеется Киврин.
Не обращая ни на что внимания, Сатанеев ползает на корточках среди толпы, тщетно пытаясь найти оброненную волшебную палочку.
— Где же она? — бормочет он. — Нельзя же потерять все так сразу!
Нина внимательно следит за ним и вдруг замечает волшебный карандаш у ног кавказца. Она бросается и хватает карандаш. Сатанеев устремляется следом.
— Немедленно верни карандаш! — требует он.
— Это не карандаш! — заявляет Нина, пряча за спину. — А волшебная палочка!
Гость с Кавказа с любопытством прислушивается к разговору.
— Не говори глупостей! — шипит Сатанеев, пытаясь поймать девочку. — Это мой карандаш!
— А мы сейчас проверим, — заслоняя собой Нину, предлагает гость. — Загадай желание, девочка, и сделай вот так.
Он воспроизводит жест, который он подсмотрел у Киры.
— Вы не имеете права! — вскипает Сатанеев.
— Как не имею? — удивляется гость. — У меня наряд! И подпись есть.
— Товарищ Камноедов! — бросается Сатанеев к помощнику, — Прошу изъять! Примените силу!
— У них документ! — разводит руками Камноедов. — Он и есть — сила!
Представитель Кавказа кивает Нине: — Делай, как я сказал.
— Палочка-выручалочка, выручи нас всех! — быстро произносит девочка. — Сделай так, чтобы мы все-таки встретили Новый год. А то эти взрослые со своей любовью совсем про него забыли.
И тут происходит давно запланированное чудо. В зале появляются накрытые столы. В центре — елка, украшенная цветными огнями. Все оказываются за столом, «ансамбль» на эстраде, а Нина с палочкой-выручалочкой — в центре зала.
— Вот это и есть наша волшебная палочка в действии, — весело говорит Кира, обращаясь к комиссии.
— Замечательно, замечательно, очень эффектно! — одобрительно кивает Председатель.
— И вкусно! — подвязанный салфеткой толстяк на миг отрывается от тарелки.
— Удобно, — удовлетворенно вздыхает худая женщина, развалившись на мягком стуле.
— Будем рекомендовать для внедрения в сферу услуг, — заключает Председатель.
Кира улыбается, поднимает бокал.
— С Новым годом, друзья!
Начинают бить часы. И вместе с ударами часов, подчиняясь их организующему ритму, звучит веселая песенка о Новом годе, о счастье, о любви. Поют ее по куплетам все герои нашей картины под аккомпанемент уже знакомого ансамбля.
С последним ударом часов мы оказываемся вновь в квартире Киврина. Вечер. Хозяин сидит за столом, поглаживая черного кота.
— Так и закончилась наша новогодняя ночь, — говорит он, обращаясь к зрителям. — Впрочем, как вы понимаете, она и не могла закончиться иначе. Волшебство, интриги, даже производственные конфликты — что это все по сравнению с настоящей любовью! Ты согласна, Кира?
Сидящая с ногами в кресле Кира поглощена чтением. С трудом оторвавшись от последнего тома антологии фантастики, она поднимает взгляд на мужа.
— А? Да, согласна, милый.
— Теперь она во всем согласна со мной, — усмехаясь, говорит Киврин. — Особенно, когда читает свою любимую фантастику.
Кира со вздохом захлопывает переплет и кладет книгу на горку уже прочитанных томов.
— Скажи, а что было в том, дополнительном томе? — спрашивает она.
— Какая-то повесть братьев Стругацких, — отвечает Киврин. Кот, вскочив на стол, прошелся по нему и, повернувшись к хозяину, отчетливо произносит:
— Чародеи…
Появляется финальная мульт-заставка, аналогичная той, которая была в начале I серии. На ее фоне проходят титры. Звучит заключительная песня.
КОНЕЦ ФИЛЬМА
«Хищные вещи века»
Как пишет БНС в «Комментариях»: «Черновик повести был закончен в два приема — первая половина в начале февраля, а вторая половина — в марте 1964 года. Добрых полгода черновик „вылеживался“, а в ноябре единым махом был превращен в чистовик». В архиве сохранились оба варианта рукописей. Первый вариант густо испещрен пометками, исправлениями, некоторые страницы перечеркнуты, и тут же находятся рукописные страницы, которые должны были заменить вычеркнутые. Вторая рукопись гораздо чище и мало чем отличается как от первого варианта (если учитывать рукописную правку), так и от окончательного текста ХВВ. Ниже, в основном, будут рассматриваться интересные подробности первого, неправленого варианта.
В «Комментариях» же БНС рассказывал о названии и эпиграфе повести: «Название „Хищные вещи века“ придумано было, видимо, еще в конце 1963-го, и эта строчка из Андрея Вознесенского („О, хищные вещи века! На душу наложено вето…“) взята была в качестве нового эпиграфа…» Позже начать повествование Авторы планировали с таких эпиграфов:
