Даниэль Домшайт-Берг - WikiLeaks изнутри
Именно гарантия анонимности источника информации была главным преимуществом WikiLeaks перед всеми формами классической расследовательской журналистики. Ни один журналист во всем мире не в состоянии дать своему осведомителю полную гарантию, что его имя не попадет в руки следственных органов с их принудительными методами и юридическими уловками, в то время как техническая и юридическая структура WikiLeaks действительно гарантировала, что осведомитель останется анонимным и не будет принужден давать показания. Но юридическая безопасность – это только часть проблемы. По ходу нашей деятельности мы неоднократно поражались тому, как наивно представители прессы обращаются со средствами коммуникации. Компьютеры большинства журналистов отнюдь не являются надежным хранилищем для конфиденциальных документов.
Когда документ становится настолько опасным, что публиковать его нельзя? Этот вопрос не в последнюю очередь обсуждался в связи с дипломатическими депешами. После ареста Мэннинга он приобрел новый аспект. Когда документ становится настолько опасным для осведомителя, что публиковать его нельзя?
Теоретически этот вопрос встает в связи с каждой публикацией. Например, как поступать, если осведомитель спустя три дня после загрузки документа обращается к нам с просьбой уничтожить материал? Разве последнее слово не должно быть за ним?
Такой случай мы уже обсуждали в связи с материалом, касающимся Италии, который, между прочим, в итоге не вызвал практически никакого интереса. Речь шла о неправомерном распределении заказов. По мнению информатора – чистый случай коррупции. Однако он обратился к нам спустя пару дней после публикации с просьбой снять обвинения в коррупции. Я тогда заменил слово «коррупция» более мягким термином, но публикацию с сайта убирать не стал. Это было бы по техническим причинам далеко не просто.
Таким образом, возник целый ряд вопросов. Как установить, не подвергается ли осведомитель, обратившийся с просьбой убрать публикацию с сайта, давлению со стороны третьего лица? Где гарантия, что, если мы в этом случае пойдем на уступки, дело не закончится тем, что осведомителям будут угрожать все чаще? И как определить, является ли тот, кто просит убрать материал, действительно нашим осведомителем? Мы пришли к выводу, что для всех участвующих сторон будет лучше, если мы станем и в дальнейшем придерживаться принципа «публикации после загрузки». Тот, кто решался загрузить материал на наш сайт, автоматически соглашался на его публикацию. Так был определен решающий момент.
С другой стороны, постоянно приходилось разрабатывать новые идеи, как оградить от негативных последствий ни в чем не повинных участников процесса. Необходимо было продумать все аспекты, касающиеся упомянутых в документах лиц или самого осведомителя, которые могли повлечь за собой неприятности. Иногда мы удаляли имена или вырезали целые куски текста, номера телефонов и адреса. То, что и это нам не всегда полностью удавалось, стало одной из основных проблем последующих публикаций.
Несмотря на это, важно было дать понять, что не имеет смысла оказывать давление на осведомителя, поскольку материал в любом случае будет опубликован. Мне кажется, что в общем и целом это решение было обоснованным.Мы получили – от кого бы то ни было – американский материал и выложили в Сеть видеофильм 5 апреля 2010 года. В мае арестовали Мэннинга. В этой неопределенной ситуации мы должны были полностью отказаться от публикации каких бы то ни было американских документов. С каждой новой публикацией мы рисковали раскрыть информацию, которая могла быть использована в расследовании против кого бы то ни было. Я с самого начала об этом твердил.
Один вопрос оброс легендами: что в конечном итоге могло привести к аресту Мэннинга? Формально все понятно – его диалог с Ламо в чате положил начало расследованию. Но помимо этого факта существует множество версий и заговорщицких теорий.
Из США поступили сведения, заставляющие усомниться в случайном на первый взгляд характере произошедшего. В августе 2010 года в Лас-Вегасе на конференции Defcon, посвященной вопросам безопасности компьютерных технологий, прозвучал доклад о правительственном проекте Vigilant. Речь шла о том, что сотрудники служб безопасности во всем мире работают на проект Vigilant, планомерно прочесывая интернет в поисках подозрительных связей и информационных потоков с целью выявления людей, пересылающих большие объемы материала.
Вполне возможно, что чаще всего сами сотрудники армии США роются в содержимом своих собственных серверов. Никакой проблемы в этом нет. В конце концов, более двух миллионов американских граждан имеют доступ к документам одного уровня конфиденциальности с посольскими депешами. Секретные службы подключаются к делу только тогда, когда материал открыто кому-то передается. Согласно докладу, именно так Мэннинг якобы и привлек к себе внимание. Позднее вся эта сомнительная история про Vigilant была официально опровергнута.
Другие, еще более сомнительные теории выстроены вокруг личных мотивов. Сам Ламо объясняет свое предательство тем, что усмотрел в документах политически опасный материал и чувствовал себя обязанным что-то предпринять. В итоге встает вопрос о том, насколько диалог в чате пригоден в качестве улики. По чату крайне трудно стопроцентно идентифицировать личность.
Возможно, подоплека была куда более простой: США пытались задним числом выдать случайную находку Адриана Ламо за часть своего собственного расследования, сделать вид, что от их следователей нигде не скрыться, – мудрый ход.
Скорее всего, правды мы так никогда и не узнаем. Заседания военных судов закрыты для общественности. Будут приняты все возможные меры к тому, чтобы информация о ходе заседания не просочилась наружу.Как ни странно, когда в чате появлялись люди, явно собирающиеся предложить нам материал, они часто попадали на меня. Важно было предупредить их о том, чтобы они ни в коем случае не рассказывали о себе лишнего. Это предупреждение стало стандартной фразой, которую мы повторяли при каждой возможности: никаких имен, никаких подробностей, дающих ключ к идентификации. Мы любыми путями стремились предотвратить появление в чате информации, по которой можно было бы установить личность осведомителя. Согласно нашим чрезвычайно строгим внутренним правилам, мы сами обязаны были соблюдать предельную осторожность.
У Джулиана был нюх на особо интересный материал и ясное представление о том, каким образом можно оказать политическое давление. Это мы со временем поняли, в том числе на примере документов, которые мы изначально ошибочно считали интересными.
У нас на руках были, например, так называемые «Полевые инструкции», среди них – руководства армии США по нетрадиционным методам ведения войны, где описывались методы ослабления и свержения правительств других стран изнутри с целью установления военного режима. Мне тогда казалось, что такой материал журналисты должны у нас с руками оторвать. Но эти документы остались без внимания, поскольку тема оказалась слишком сложной.
Совсем иначе дело обстояло с видеоматериалом. Даже если он касался всего одного случая, быстро становилось ясно, что именно поэтому он произведет нужное впечатление. Прежде всего Джулиан отличался превосходным чутьем в этом отношении.Хотя он впоследствии упрекал меня в том, что я был типичным «руководящим работником среднего уровня», в некотором роде это неплохо определяет его собственный образ мышления. Как бы часто он ни менял номер сотового телефона, затемнял окна и принимал невинных пассажиров самолета за шпионов Государственного департамента, в сущности, как и все мы, он был руководящим работником, администратором, пресс-представителем, но никак не бойцом подпольного фронта. Мы брали в аренду серверы. Мы ждали интересных материалов. Мы их не заказывали, и не добывали при помощи хакеров, и никому ничего подобного не поручали. Этого требовали наши моральные принципы, и, нравились они Джулиану или нет, мы просто-напросто не имели права от них отступаться. Строго говоря, даже наш список «Самое востребованное», который мы поместили на сайт, взяв за образец аналогичный список центра «За демократию и технологию», чтобы разжечь спортивный интерес потенциальных осведомителей, балансировал на грани допустимого. Хотя список составляли не мы. Мы только призвали читателей заполнить подготовленную нами таблицу.
Мы дали общественности понять, что будем поддерживать Мэннинга в меру своих сил, не подтверждая тем самым, что он имеет какое-то отношение к нашим публикациям. Джулиан заявил, что обеспечит ему лучших адвокатов и взбудоражит всю прессу. Он официально выступил с просьбой о пожертвованиях, причем речь шла о 100 тысячах долларов на юридическую помощь Мэннингу. Я обеспечил сервер, на котором мы собирались разместить кампанию в поддержку Мэннинга. Содержанием должен был заниматься кто-то другой.
Уже на этой ранней стадии кампания застопорилась.
