Юрий Селезнев - Фантастичeское в современной прозе
В национальном сознании совершается своеобразный переворот: тот идеал красоты, который воплощала в себе античность, открывается и в своем наследии. Русская культура постепенно начинает осознавать, что "это соприкосновение с красотою идеала есть и в былинах наших, и в сильной степени.
Там есть удивительные типы Ильи Муромца и фантастического Святогора" (Достоевский). И конечно же, не в одних только былинах. Огромное в этом плане значение имела и "История Государства Российского" Карамзина. "Древняя Россия, - по слову Пушкина, - казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом".
Высок интерес и к народной фантастике, к эпическому и даже мифологическому наследию Руси. Назовем "Аленький цветочек" С. Аксакова, "Конек-Горбунок" П. Ершова, забытые сегодня романы Александра Вельтмана "Кащей Бессмертный", "Святославич, вражий питомец", сказки В. Даля.
Собираются русские исторические песни, былины, пословицы, загадки, сказки (сборники П. Киреевского, Рыбникова, Барсова, Даля, Худякова, Садовникова и др.); большим событием нужно назвать собранные Афанасьевым русские сказки.
Записываются фольклорные произведения, пишутся научные труды (среди них такие, как "Славянская мифология" Костомарова, "Поэтические воззрения славян на природу" Афанасьева, работы Буслаева, Срезневского, Сахарова, Снегирева, Ор. Миллера, Потебни и многие, многие другие).
Народные поверья, обычаи, легенды собирают Лесков, Мельников-Печерский, Эртель, Г. Успенский, Короленко. Осознанннй интерес к освоению богатств народной мудрости, поэзии, фантазии не ослабевает на протяжении всего XIX века.
Правда, известны и отрицатели-скептики, искренне считавшие, что уже в то время народные сказки, былины, пословицы, загадки и т. д. "могут интересовать собирателей разного хлама, но никому не нужны из мало-мальски образованных людей". Нужно сказать, что в подобных заявлениях содержалась правда факта и даже "предвидение": духовные потребности общества в "чудесном" в какой-то мере трансформировались в XX веке в особый литературный жанр научной фантастики, как бы более соответствующей миропониманию людей эпохи атома, освоения космоса, эпохи НТР.
Однако фантастика научная существует как один из жанров наряду с другими, народная же - органическая составная часть единого целого реалистического метода, то есть явление внутреннее. С другой стороны, научная фантастика не может вместить в себя всю полноту той человеческой потребности в полете духа и мысли, которую несет в себе народная, выработанная опытом тысячелетий.
Такие мировые образы, как Прометей, Сатана, Фауст, Мефистофель, Вечный Жид и т. п., - порождения народной фантазии. Социально-философскую наполненность, делающую их явлениями всемирными, они получили уже в классическом литературном истолковании. Средневековая легенда о докторе Фаусте вряд ли могла завоевать мир без "вмешательства" Гёте.
Образы русского фольклора нашей национальной фантазии по своему внутреннему наполнению вряд ли чем уступают всемирным. Вспомним хотя бы удивительные по философски бытийной насыщенности и мощи образы Святогора-богатыря, Микулы Селяниновича с его переметной сумой, в которой "вся тяга земная". Кащей Бессмертный - это образ, равный которому трудно найти даже и среди античных фигур, Садко, Илья Муромец, Лихо Одноглазое и множество других таят в себе огромный, не растраченный и до сих пор запас энергии народной фантазии.
Одни образы (да и целые легенды, былины, сказки) преданы забвению, стали достоянием лишь академической науки, другие едва ли не насмешливому пренебрежению. Какая, мол, всемирность, какая там философия в этих наивных лапотниках?! А между тем при любовно-вдумчивом проникновении писателей в их непреходящую сущность и народное миропонимание, воплощенное в них, они могли бы стать основой не менее всемирных образов, чем, скажем, тот же гётевский Фауст или Дон-Жуан Байрона. Достаточно вспомнить, какую поистине трагически философскую наполненность приобрел образ Ивана-Царевича в романе Достоевского "Бесы", какую социальную и бытийную взаимосвязь нашел писатель в самой интерпретации образа - символа бесов; вспомним образ черта - этого "русского Мефистофеля" из "Братьев Карамазовых", значение образа-симъола "матери - сырой земли" во всем творчестве Достоевского.
Трудно представить себе русскую литературу без таких классических воплощений народной мудрости, как "Мороз - Красный нос" Некрасова, "Левша" Лескова, "Снегурочка" А. Островского.
Фантастический элемент (и народно-поэтический, в частности) стал неотъемлемым качеством русского реализма. Видимо, нет необходимости говорить, что процесс русского Возрождения не был чисто литературным явлением.
III
В последние годы в нашей стране наблюдается повышенный интерес к архитектурным памятникам старины, к народным песням, обычаям, к древней живописи и т. д. И не только у нас, но и далеко за рубежом. Правда, порою такой интерес находит удовлетворение в различных формах "а-ля рюс", но ведь и у нас за всем этим нередко скрывается обыкновенная мода на экзотику. Что ни говори, а ведь до этого нужно дойти, чтобы свое, русское, воспринималось как экзотическое?! Хотя, в конце концов, даже и та или иная мода - явление социально обусловленное. Но сейчас разговор не о моде.
Песни, сказания, сказки, слова (имеем в виду жанр, как, например, "Слово о полку Игореве"), деяния, легенды и т. д. сегодня становятся одним из оснований возрождения нашей современной литературы. И не только советской.
Вспомним пример из зарубежной практики. Думается, не случайно именно Латинская Америка, в которой наблюдаются процессы национального возрождения, дает сегодня столько образцов глубоко самобытных произведений литературы, в основе которых лежат народно-национальные формы. Напомню только хотя бы о романе колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса "Сто лет одиночества". Органично в этом романе-притче, романе-мифе переплетение реальности и фантастики, истории и легенды, сказки и повседневного быта. Фантастика воспринимается здесь как неотъемлемая составная реальность. История одной семьи, одного маленького городка Макондо в таких формах художественного воплощения вырастает в историю страны, нации и в какой-то мере в самом общем, символическом плане романа - историю человечества в целом. При всем при этом перед нами, безусловно, один из прекрасных образцов реализма нашей современности.
И для русской традиционной школы, в частности, характерно все более осознанное стремление к освоению синтетических жанров, наиболее емко и существенно воспроизводящих образ мира в его настоящем, впитавшем в себя прошлое и чреватом будущим. Немалую роль в этом движении могут сыграть и образы народной фантастики. И сами писатели все более осознают это. Да, отдельные произведения таких писателей, как Федор Абрамов, Виктор Астафьев, Василий Белов, Сергей Залыгин, Леонид Леонов, Валентин Распутин, Василий Шукшин, Анатолий Ткаченко, и других (творчество многих из них едва ли не было прописано одно время по ведомству бытописания) могут показаться поначалу неожиданными, случайными даже.
Они на первый взгляд не вписываются в наше привычное представление о тематике, выборе героев, ситуации и даже сущности творчества этих писателей.
Небольшое "фантастическое" отступление позволило Астафьеву в рассказе "Ночь космонавта" психологически и художественно достоверно решить определенную творческую задачу.
"Фантастичен" и "неожидан" для Василия Белова рассказ "Око дельфина", если, конечно, смотреть на автора "Плотницких рассказов" и "Привычного дела" с точки зрения удобных некоторым критикам рамок "бытописателя" и "деревенщика".
Федор Абрамов пишет рассказ из "жизни рыбы"... ("Жила-была семужка"). Нет, не рыбацкий и не юмористический. Эта современная сказка-притча не единственное обращение писателя к формам реалистической фантастики. О неслучайности ее появления говорит и новый опыт в этом роде: рассказ "Сказки старой лошади". И здесь автор решает творческую задачу не в привычных для него рамках реалистического повествования, но предпочитает использовать сказочный элемент, который позволяет писателю выявить сложную этико-философскую проблему именно нашего времени. Необычность формы рассказа лишь еще нагляднее подчеркнула остроту постановки самой проблемы.
Двумерно слово "бытописателя" Анатолия Ткаченко в его повести "Сказка про маленькую женщину". Материал этой "сказки" - основа для эпопеи. Чтобы художественно решить ту же задачу в рамках реально-бытового повествования, писателю потребовалось бы нарисовать широкую картину социально-исторической жизни целого народа. Потому что, как известно, "скоро только сказка сказывается, да не скоро дело делается".
Сказочный элемент дает возможность достоверно очертить проблему в емком сюжете рассказа.
