Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
Госпожа Сневар берет инспектора за локоть и подводит к бару.
— Господа, — произносит она. — Позвольте представить вам нашего нового гостя…
— Петер Глебски, — говорит инспектор. Белокурый гигант, широко ухмыляясь, отзывается:
— Олаф Андварафорс, к вашим услугам.
— Хинкус… — бурчит малорослый.
— Как? — переспрашивает инспектор.
— Хинкус! — пискляво орет малорослый. — Ходатай по делам несовершеннолетних! Дадут мне наконец мою бутылку? Или так и будут весь день меня знакомить? Знакомят и знакомят, то с одним, то с другим…
— Ну-ну, нечего скандалить, приятель, — добродушно произносит Олаф Андварафорс — Извините за знакомство…
Брюн достает из-под стойки бутылку и швырком сует ее Хинкусу.
— Берите ваше пойло и скройтесь с глаз! — говорит «оно».
— Брюн! — сердито произносит госпожа Сневар.
— А чего он, на самом деле… Не умеет себя вести, так сидел бы дома, нечего по отелям разъезжать!
— Я на свои деньги разъезжаю! — вопит Хинкус — Я не позволю всякому сопляку…
Он вдруг прерывает себя и торопливо удаляется.
— Брюн, — говорит госпожа Сневар. — Ты не смеешь так разговаривать с клиентами.
— Клиент всегда прав, не так ли? — широко ухмыляясь говорит Олаф. — Даже такой очень неприятный клиент.
— Да уж, приятного в нем мало, что и говорить, — соглашается госпожа Сневар. — Но клиент действительно всегда прав Господин…
— Глебски, — торопливо подсказывает инспектор.
— Господин Глебски, позвольте представить вам дитя моего бедного покойного брата. Брюн, это господин Глебски, он нас не надолго, но если ты с ним будешь обращаться, как с господином Хинкусом, он сбежит от нас еще скорее, чем собирается сейчас. Налей господину Глебски эдельвейсовой.
— Ха! — произносит Олаф. — Приятная вещь — эдельвейсовая.
Брюн, как-то зловеще улыбаясь, наливает инспектору прозрачной жидкости. Инспектор залпом выпивает, несколько секунд стоит, замерев, с раскрытым ртом и только шевелит пальцами непроизвольно протянутой руки. Брюн, уже откровенно смеясь, наливает ему содовой воды. Глебски выпивает и отдувается, вытирая глаза.
— Да, вещь, — бормочет он. — Сильная вещь…
— Я рада, что вам понравилось, — любезно говорит госпож Сневар. — А теперь, если вы не желаете пропустить еще одну.
— Нет-нет, — поспешно говорит Глебски. — Как-нибудь потом…
— Тогда позвольте проводить вас в номер.
Глебски кивает Олафу и Брюн и вместе с госпожой Сневар начинает подниматься по лестнице на второй этаж.
— Бедное дитя в прошлом году лишилось отца, — говори госпожа Сневар. — Учится в столице в университете, сейчас них там каникулы, а горничная у меня взяла отпуск, вот я пригласила Брюн сюда — помочь мне по хозяйству. Хозяйство небольшое, но одной все-таки трудно…
— А скажите, — говорит Глебски. — Он… она… Это что — мальчик или девочка?
— Не знаю, — со вздохом отвечает госпожа Сневар. — Понимаете, у нас с братом были сложные отношения, мы почти не переписывались и после войны ни разу не виделись… И Брюн я увидела впервые всего месяц назад… У меня есть, конечно, определенные догадки на этот счет, но я…
Они вступают в коридор второго этажа. В этот момент дверь в дальнем конце коридора открывается, выходит Хинкус в своей шубе, меховой шапке и с бутылкой под мышкой. Заперев дверь на ключ, мельком взглянув в сторону госпожи Сневар и инспектора, он подходит к железной лестнице, ведущей на чердак, и принимается неуклюже подниматься по ней.
— Куда это он? — осведомляется инспектор.
— На крышу, — отвечает госпожа Сневар. — Там у нас солярий. Многим нравится полежать в шезлонгах на солнышке…
Она подходит к одной из дверей, открывает ее ключом и распахивает перед инспектором.
— Надеюсь, вам здесь понравится, господин Глебски. Глебски входит в просторный, действительно очень удобный номер, оглядывается.
— Здесь просто чудесно, — искренне говорит он.
— Ну, я очень рада. Обед у нас в три часа, а если захотите перекусить, скажите Брюн, вам приготовят бутерброды…
— Спасибо…
Госпожа Сневар, обворожительно улыбнувшись, выходит. Глебски бросает портфель на диван, подходит к окну, потягивается. И замирает, всматриваясь.
Из окна открывается чудесный вид на заснеженную равнину, но внимание инспектора привлечено другим. Солнце стоит высоко, на снегу лежит синяя тень отеля, и видна тень сидящего в шезлонге человека. Вот тень шевельнулась — появилась тень руки с бутылкой, человек на крыше основательно присосался к горлышку, затем рука с бутылкой опустилась, и тень снова застыла.
— Ай да ходатай… — бормочет Глебски.
Он смотрит на часы, задумывается на несколько секунд и выходит из номера. И остолбеневает.
Дверь номера напротив распахнута настежь, а в дверном проеме у самой притолоки, упираясь ногами в одну филенку, а спиной — в противоположную, висит молодой человек, одетый в свитер и джинсы. Поза его, при всей ее неестественности, кажется вполне непринужденной. Он глядит на Глебски сверху вниз, скалит длинные желтые зубы и отдает по-военному честь.
— Здравствуйте, — говорит Глебски, помолчав. — Вам плохо? Незнакомец мягко спрыгивает вниз и, продолжая отдавать честь, становится во фрунт.
— Честь имею, — произносит он. — Разрешите представится: капитан от кибернетики Симон Симонэ.
— Вольно, — говорит Глебски, протягивая руку. Они обмениваются рукопожатием.
— Собственно, я физик, — говорит Симонэ, — Но «от кибернетики» звучит почти так же плавно, как «от инфантерии». Капитан от кибернетики! Правда, смешно?
И он разражается ужасным рыдающим ржанием.
— Очень смешно, — серьезно соглашается Глебски. — А что вы делали наверху, капитан от кибернетики?
— Тренировался. Я ведь альпинист. Но я терпеть не могу гор… холодно, скользко, снег кругом… Так что я предпочитаю вот так.
— А на лыжах?
— Избави бог! Конечно, нет! Глебски оглядывает его.
— А лыжный костюм у вас есть?
— Конечно, есть.
— Давайте сюда. Я хочу пробежаться.
— Гм… А как вас зовут? Инспектор представляется.
— Гм… А своего костюма у вас нет?
— Есть. Только дома.
— Слушайте, господин Глебски, плюньте вы на лыжи. Пойдемте в бильярд, а?
— Вам жалко костюма, Симонэ?
— И костюма жалко тоже… он у меня новый… А главное — какое может быть сравнение: лыжи или бильярд?
— Ну, не жадничайте. Дайте мне костюм, а в бильярд мыпосле обеда. Идет?
Симонэ вздыхает.
— Ладно, заходите.
Они входят в номер Симонэ — такой же уютный, как и номер инспектора. Здесь много солнца, всюду разбросаны книги и папки с рукописями, на спинку кресла небрежно брошен красивый халат.
— Только вот где он у меня? — задумчиво произносит Симонэ, оглядывая свои владения. — Ага, в чемодане… — Он лезет под диван, выдвигает огромный чемодан со сложными кожаными лямками и принимается в нем рыться, не переставая болтать. — Мне эти ваши лыжи и горы ни к чему, мне прописан курс чувственных удовольствий. И я по мере сил и возможностей этим курсом следую. — Он снова разражается рыдающим хохотом. — Вот он. Пользуйтесь. — Он протягивает инспектору лыжный костюм.
— Спасибо, — говорит инспектор.
— А как вам нравится хозяйка? — вопрошает Симонэ, провожая инспектора до двери. — Ягодка, а? Есть в ней нечто такое… А?
— Несомненно, — говорит инспектор, раскрывая дверь.
— Так после обеда забьем?
— Несомненно.
Через несколько минут инспектор в лыжном костюме проходит через холл к выходу. Мельком он отмечает, что Брюн и Олаф по-прежнему располагаются по сторонам стойки и о чем-то вполголоса беседуют.
Инспектор становится на лыжи, несколько раз подпрыгивает, опираясь на палки, и с места кидается по целине размашистым финским шагом.
Проезд инспектора по сверкающему снежному полю под ослепительным солнцем — лицо у него радостно-возбужденное, сильно и ровно движутся длинные руки, выбрасывают палки, отталкиваются палками, сильно и ровно движутся ноги в скользящем неутомимом шаге…
…и перед мысленным взором его возникают и пропадают сцены из его будничной жизни, жизни заурядного полицейского чиновника, возникают и сменяются пейзажами, которые он видит сейчас, в этом захватывающем дух беге по снеговому простору.
Следственная камера, голая лампочка на шнуре, унылая морда подследственного, сидящего посереди помещения на грубой табуретке, сгорбившегося, небритого, нечистого…
…и сразу: сверкающий снег, синее небо, сизые скалы вдали…
Совещание в кабинете у начальства, густые клубы табачного дыма, утомленные лица коллег, раскрытые папки с «делами»…
…и сразу: сверкающий снег, синее небо, сизые скалы…
