Лев Шильник - Черные дыры российской империи
В июле 1610 года Филарет опять на коне: он принимает самое непосредственное участие в отрешении Василия Шуйского от власти и сразу же устанавливает дружеские отношения с Семибоярщиной. Самозванец уже давно вышел в тираж и серьезных людей не занимает, поэтому решено наладить отношения с Речью Посполитой и призвать на российский престол польского королевича Владислава. Сверху последовала команда – и сначала Москва, а следом за ней и другие русские города тут же взяли под козырек. В осажденный поляками Смоленск срочно направили «великое посольство» числом в 1200 человек, а возглавил его не кто иной, как наш старый знакомец Федор Никитич. Основной целью представительной депутации было соглашение о призвании на российский престол королевича Владислава в качестве конституционного (а не самодержавного) государя. Российской стороной было выставлено несколько условий, в числе которых едва ли не на первом месте стояло обязательное принятие юным поляком православия.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление и сказать несколько слов о небывалой косности московитов и их далеких потомков. С легкой руки некоторых историков стало доброй традицией именовать Смутное время не иначе, как «национальной катастрофой», а призвание на русский престол королевича Владислава —«предательством национальных интересов». При этом как-то забывают, что Смутное время – единственный период в истории государства Российского, когда царей выбирали путем свободного волеизъявления. Почему на российском престоле мог сидеть почти чистокровный татарин Борис Годунов, а через двести с лишним лет после него – сплошные немцы? В обеих Екатеринах нет ни капли русской крови, а последний российский император Николай II был почти чистокровным немцем. Быть может, дело в католическом вероисповедании польского царевича? Тоже не получается. Достоверно известно, что огромная многонациональная страна исповедовала все на свете – ислам, буддизм, иудаизм, поклонение небу, разнообразные шаманские культы. Почему вдруг именно католицизм сделался непроходимой костью в горле? А если вспомнить, что первым и необходимым условием приглашения Владислава на царство было принятие им православия, тогда вообще непонятно, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Почему та же самая Польша могла запросто пригласить французского принца? (Правда, он не поладил со своенравной шляхтой и уехал восвояси, но это уже другой разговор.) Почему трансильванского (румынского) господаря Стефана Батория могли без долгих слов объявить королем Речи Посполитой и даже кандидатуру Ивана Грозного на польский престол рассматривали вполне серьезно? Почему всем можно, а нам нельзя? Должно быть, страна у нас такая особенная, что иноземцы в ней не приживаются.
Между тем коронация Владислава московским государем сулила России блестящие перспективы. Хотя и говорят, что история сослагательного наклонения не имеет, давайте все-таки рассмотрим эту гадательную виртуальность. Итак, Владислав становится русским царем, а через какое-то время по праву наследования – еще и королем Речи Посполитой. Мечта славянофилов сбывается еще в XVII веке. Проклятый польский вопрос уничтожен в зародыше. Огромная империя, простершаяся от Черного до Балтийского моря и от Карпат и Вислы до Дальнего Востока, существует не на бумаге геополитиков, а в самой что ни на есть реальности, заставляя с собой считаться сильнейшие монархии Западной Европы. Межнациональные трения – пустяки, ибо польско-русско-литовские связи и без того давным-давно стали свершившимся фактом: большая часть русской аристократии имеет либо литовское, либо польское, либо татарское происхождение. Жупел католицизма тоже от лукавого: когда спустя полтора века Польша была разделена и вошла в состав России, население святой Руси не сильно озаботилось присутствием католического элемента.
Вернемся, однако, к Филарету. С поляками Федору Никитичу договориться не удалось. Согласно канонической версии он наотрез отказался подписать договор, ущемляющий права России, за что был арестован и девять лет провел в плену, живя в доме Льва Сапеги. Говорят, что об избрании своего сына на царский престол он тоже узнал, находясь в польском плену. Неискушенному читателю может показаться, что Филарета чуть ли не на цепь посадили, ибо слово «плен» всегда вызывает самые неприятные ассоциации. Между тем историки, как правило, забывают напомнить, что Лев Сапега был отнюдь не тюремщиком, а государственным канцлером. Понятно, что и дом его, где томился несчастный патриарх, был не пыточным застенком, а представлял собой роскошный дворец. Во всяком случае, достоверно известно, что Филарет не сидел в яме на хлебе и воде, а вел оживленную переписку с Шереметевым, который стоял во главе партии, прочившей Михаила на Московский престол. Для того чтобы контролировать кремлевскую ситуацию и вовремя дергать за ниточки, совсем не обязательно находиться в Москве. Более того – как раз присутствие в Москве могло выйти Филарету боком. Для чего дразнить гусей? Поляков на Руси и без того с некоторых пор недолюбливали, а тут вдруг является человек, просидевший в неволе у проклятых латынцев несколько лет, и начинает что есть силы пихать на российский трон своего отпрыска. Православные ведь могут и осерчать. Так что хитроумный дипломат Федор Никитич Романов все рассчитал безупречно и вернулся в родные Палестины только после того, как его послушный и нерассуждающий сын взошел по воле батюшки на московский престол.
После воцарения Михаила дела на Руси снова пошли вкривь и вкось. Многие города были сожжены дотла, Москва лежала наполовину в развалинах, а две трети крестьянских хозяйств находились при последнем издыхании. Королевич Владислав, которому во времена Семибоярщины успели присягнуть многие русские города, воспользовавшись разрухой и народным недовольством, открывает военные действия. В 1617 году его войска захватывают Дорогобуж и Вязьму, а в конце 1618 года он уже стоит у Арбатских ворот Москвы. Тяжелые бои сопровождаются большими потерями с обеих сторон. В декабре 1618 года, в трех верстах от Троице-Сергиева монастыря, в селе Деулино, наконец заключается перемирие сроком на 14 лет и 6 месяцев. Через год в Россию возвращается Филарет и вплоть до своей смерти (в 1633 году) фактически управляет страной от имени «великого государя». Но это уже совсем другая история.
Полтора Ивана
На этот раз речь пойдет не о венценосных московских Иванах, угнездившихся в кремлевских палатах, а о людях попроще – первопечатнике Иване Федорове (ок. 1510–1583) и крестьянине Костромского уезда Иване Сусанине (? —1613). Эти имена хорошо известны любому выпускнику средней школы. Первый Иван создал отечественное книгопечатание, а второй прославился тем, что завел польский военный отряд в непроходимую чащобу и таким образом спас ценой собственной жизни затворившегося в Костроме Михаила Федоровича Романова. Иной читатель наверняка спросит: а почему глава называется так странно? Что это за легкомысленные упражнения с дробями, когда разговор идет о двух национальных героях земли Русской? Спешим сие недоумение рассеять. Дело в том, что погубитель поляков Иван Сусанин – это своего рода подпоручик Киже, бумажный персонаж, фигура, лица не имеющая, что мы и постараемся доказать. Но начать придется все-таки с Ивана Федорова, потому как он на полвека старше своего костромского тезки.
«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь» сказал в свое время наш великий поэт. К этим золотым словам можно добавить, что нас еще вполне определенным образом учили. Многие ли знают, что первопечатника Ивана Федорова в Москве откровенно травили, и он был вынужден бежать в Литву, спасая свою жизнь? На чужбине он проработал много лет и умер во Львове в 1583 году.
Но сначала – несколько слов об истории книгопечатания. Назвать Ивана Федорова первопечатником могли только в Московии, поскольку к тому времени, когда он выпустил свою первую печатную книгу, книгопечатанию исполнилось чуть больше ста лет. Как известно, в середине XV века Иоганн Гутенберг из Майнца изобрел типографский способ набора книг подвижными литерами, причем шрифты уже отливались массами из сплава свинца, олова и сурьмы. В 1455 году Гутенберг выпустил первую печатную Библию. Еще в XIV веке в Европе научились делать дешевую бумагу из растительных волокон, которая быстро вытеснила хотя и более прочный, но очень дорогой пергамент. Типографское дело развивалось стремительно. В 1465 году печатные книги появляются в Италии, в 1468 – в Чехии и Швейцарии, в 1469 – в Голландии, в 1470 – во Франции, в 1473 – в Польше и Венгрии, в 1474 – в Испании и Бельгии, в 1477 – в Англии. На протяжении XV века в Европе открылось не менее 1100 типографий, причем только в Венеции около 150. Разумеется, это была печать латинским шрифтом, но и русское книгопечатание возникло задолго до Федорова. По некоторым данным, первые книги, отпечатанные кириллическими литерами, появились в Кракове в 1491 году. А в самом начале XVI столетия книгопечатанием на русском и церковно-славянском языках вплотную занялся сын полоцкого купца Франциск Скорина (до 1490 – не позднее 1551), личность чрезвычайно любопытная. В 1504 году он получил степень бакалавра философии в Краковском университете, а в 1512 году в Падуанском университете (Италия) сдал экзамены на степень доктора медицины. Энциклопедический словарь сообщает, что в 1517–1519 годах Скорина выпустил в Праге «Псалтирь» и 20 отдельных книг Библии на славянском языке. В начале 20-х годов XVI века он перебрался в Вильно, где основал типографию и издал на церковно-славянском языке «Апостол» и еще несколько книг. Как пишет красноярский историк Андрей Буровский, своей задачей Скорина видел просвещение всего народа – «своей братии Руси».
