Анатолий Александров - Путь к звездам. Из истории советской космонавтики
А на следующий день после совещания замполит Тимохов преподнес капитану Алексееву приятный сюрприз. Павел Николаевич сообщил командиру дивизиона о том, что техник-лейтенант Краснов, один из лучших операторов-наводчиков, намерен в наступившем году стать слушателем ракетного факультета артиллерийской академии имени Дзержинского.
Андрей Степанович одобрил, конечно, намерение молодого офицера, посоветовал ему, как лучше всего организовать подготовку к вступительным экзаменам. Командир дивизиона и сам в глубине души замахивался на учебу в академии Генштаба… Кто в тридцать лет не мечтает покорить еще одну, прежде казавшуюся недоступной, вершину?
Глава 5 НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
1
27 августа, вскоре после успешного запуска на орбиту Земли Белки и Стрелки, Сергей Павлович возвратился с Байконура в Москву и утром, без предупреждающих звонков, появился у Келдыша. Увидев вошедшего Королева, вице-президент Академии наук понял, что надо быть готовым к серьезному разговору, поскольку так просто «главный ракетчик» страны никогда у него не появлялся. Все же Келдыш начал с заслуженных поздравлений. Он даже обнял Главного конструктора:
– После беспроблемного возвращения Белки и Стрелки, Сергей Павлович, тебе уже никакая математика не нужна!
Главный конструктор крепко пожал ему руку и возразил:
– Напротив, Мстислав Всеволодович. За тем и приехал, что требуется все как следует просчитать.
– Что именно? Поделись, – Келдыш был само внимание.
– Понимаешь, возникла, на мой взгляд, заманчивая идея – осуществить орбитальную систему с искусственной тяжестью.
– Как ты мыслишь это практически?
– Корабль отстыковывается от носителя, но не расстается окончательно с его третьей ступенью. Соединенная примерно километровым тросом с кораблем, третья ступень будет оснащена небольшими боковыми двигателями для периодической выработки силовых импульсов. За счет вращения системы «корабль – третья ступень», по моему мнению, внутри спутника должна возникнуть искусственная тяжесть.
– Что она даст тебе? – продолжал уточнять ситуацию «главный теоретик космоса».
– Она упростит процесс адаптации человека к условиям невесомости, – твердо ответил Королев.
– Ну и пусть упрощает, но при чем тут Келдыш?
– При том, Мстислав Всеволодович, что наши разработчики хотят услышать альтернативную точку зрения Академии наук на предмет, имеет ли смысл заниматься этим направлением.
– Сколько будет весить километровый трос, Сергей Павлович?
– Много… Свыше двух тонн.
– Значит, его надо считать в качестве полезной нагрузки?
– Конечно, надо приплюсовывать к весу спутника.
– Тогда у тебя не хватит мощности двигательной установки.
– Правильно, у «семерки» может не хватить, а у «девятки» хватит. Я в этом уверен.
– Понятно, Сергей Павлович. Тут надо все продумать.
– Думай, Мстислав Всеволодович. По времени не тороплю, но прошу выработать четкую позицию Академии наук на проблему.
– Раз космонавтам надо, выработаем, – согласился Келдыш.
Но Главный конструктор, будто не слыша этих слов собеседника, продолжил свой монолог:
– Да, искусственная тяжесть будет в десятки раз уступать земной, но и за нее будет резон побороться, если мы убедимся, что она позволит расширить спектр исследователей космоса.
Тут же вице-президент Академии наук спросил о перспективе:
– Что еще на подходе, Сергей Павлович?
– Оцениваем возможности покидания космического корабля на орбите, и не только вынужденного, но и с научными целями.
– Подумать, какой замах. Но, полагаю, выход в открытый космос будет еще не скоро?
– Так кажется сегодня, Мстислав Всеволодович. Эта необходимость может возникнуть после первых же орбитальных полетов людей, и тогда начнется неизбежная в таких случаях спешка.
– Я недавно прочитал, Сергей Павлович, что у британского премьера Черчилля во время войны ежедневно рождалось три-четыре новых идеи, из которых заслуживающими внимания были одна или две.
– Черчилль, Мстислав Всеволодович, политик, а мы – практические работники. Смысл всей моей деятельности в том и состоит, чтобы постоянно озадачивать то Кузнецова, то Пилюгина, то Рязанского новыми, прогрессивными идеями.
– Это завидная у тебя черта, Сергей Павлович. А чем собирается порадовать нас Янгель?
– Михаил Кузьмич готовит к летным испытаниям очень важное для ракетных войск новое изделие. Я собираюсь побывать на Байконуре по этому случаю в октябре.
– Тогда поздравишь Михаила Кузьмича с успехом и от меня.
– Поздравлю, если испытания получатся, как надо. У нас пока что ничего нельзя загадывать заранее.
– Что ты имеешь в виду, Сергей Павлович?
– Наш майский «прокол», Мстислав Всеволодович. Полет ведь прошел хорошо, а на спуске получили неприятный сюрприз, перечеркнувший несомненную удачу.
– Но Белка и Стрелка все поставили на свои места?
– Пока да, но свыше трех месяцев пролетело впустую.
– Не огорчайся, без неудач в новом деле не обойдешься.
Почти два месяца, до конца октября, пролетели для Главного конструктора, как один день. Королев не смог отлучиться из Москвы, чтобы поприсутствовать на испытаниях ракеты Р-16, нового изделия Янгеля. Своей работы набралось невпроворот. Его ближайшим замам, Мишину и Бушуеву, порой казалось, что «великий оптимист» уже окончательно пережил майскую неудачу, когда «живность» погибла вместе с кораблем в плотных слоях атмосферы. Тогда система ориентации не обеспечила нужного направления тормозного импульса и не смогла правильно сориентировать корабль. Он оказался в положении, чуть ли не противоположном расчетному. Тормозной двигатель сработал не на торможение, а на дополнительный разгон. Вместо спуска к Земле корабль, разогнавшись, вышел на более высокую орбиту.
Анализ телеметрических данных показал, что неисправность возникла не в тормозном двигателе, а в приводе чувствительного инфракрасного датчика. Он не сумел определить тепловой горизонт Земли и удержать его в «поле своего зрения», хотя тормозная двигательная установка отработала так, как ей было задано по программе.
Но и из майской неудачи Главный конструктор сделал парадоксальный вывод: произошел, дескать, первый опыт маневрирования в космосе – переход с одной орбиты на другую. Своему заместителю Бушуеву, Сергей Павлович так и сказал: «Нам, Константин Давыдович, надо овладеть техникой маневрирования. Это имеет большое значение для будущего. А спускаться на Землю наши корабли будут, как миленькие, когда надо и куда надо. В следующий раз посадим обязательно».
Сразу после возвращения с космодрома 25 августа Феоктистов созвал совещание разработчиков по системам управления и возвращения человека с орбиты. В течение трех часов удалось согласовать основные решения: по упрощению катапультируемого кресла, по дублированию системы управления спускаемого аппарата, по упрощению системы аварийного спасения пилота. Записав каждое из решений на отдельный лист, Константин Петрович в начале десятого вечера позвонил Главному конструктору и попросился на прием к Королеву.
Суть конструкторских предложений связывалась с отказом от установки системы управления на участке спуска и с упрощением схемы приземления и аварийного спасения. В случае аварии носителя предлагалось с высоты выше четырех километров спасение обеспечивать за счет выключения двигателей ракеты, отделения спускаемого аппарата и приземления по штатной схеме. А в случае аварии до четырех километров – катапультировать космонавта. Константин Петрович обратил внимание Главного конструктора на тот факт, что в случае утверждения этих предложений доработки окажутся минимальными, и ОКБ сможет выйти на пилотируемый полет буквально через несколько месяцев. Королев заявил, что ему надо подумать над важными предложениями пару дней, и в конце августа он действительно согласился с ними.
Вслед за триумфальным полетом Белки и Стрелки последовало новое страшное разочарование. На той же стартовой позиции, с которой в августе стартовала королевская «семерка» с собачками, произошел пожар на янгелевской Р-16.
Ближе к полуночи 24 октября Королеву на квартиру позвонил Сербин. Он коротко объяснил «главному ракетчику» страны причину позднего беспокойства:
– На Байконуре, Сергей Павлович, с изделием Янгеля произошла катастрофа. Есть человеческие жертвы. Президиум ЦК принял решение о создании высокой правительственной комиссии для расследования причин. Видимо, ее возглавит товарищ Брежнев. Кого из своих ведущих специалистов вы рекомендуете включить в ее состав?
Королев поставил встречный вопрос:
– Иван Дмитриевич, нужен специалист по какой-то конкретной системе или широкого профиля?
– Думаю, что широкого профиля.
– Тогда предлагаю кандидатуру директора НИИ-88 Тюлина. Георгий Александрович работал со мной в Германии. Не раз входил в состав комиссий по летно-конструкторским испытаниям ракет.
