Итоги Итоги - Итоги № 10 (2013)
— Помнишь нашу последнюю с ним встречу? За год, что ли, до его смерти?
— Да. Мы провожаем его в Красноярск. Мы пьем на посошок, стоя за шатким столиком в скромнейшей непритязательной обстановке аэровокзала, — Виктор Петрович, ты, я, поэт Роман Солнцев. И накал внезапного дружеского чувства, которое возникло в эти последние счастливые минуты, был столь ровен и силен, что для меня образ Виктора Петровича навсегда остается незамутненным и чистым шедевром светлого человеческого существования на земле... Возможно, он себя недовыразил, что-то недосказал, где-то был неточен, но он, несомненно, был крупной, очень крупной личностью.
— В чем была причина того «русского чуда», что вы сошлись и навсегда подружились с Венедиктом Ерофеевым? «Отличный малый Мессерер», — аттестует тебя в своих дневниках и благодарит даже за «плоский, позарез нужный флакон коньяку».
— Мы с Беллой после чтения рукописи романа «Москва — Петушки», который мы рекомендовали для перевода французским издателям, и особенно после непосредственной встречи с его автором прекрасно поняли, с персоной какого масштаба мы имеем дело. Да, Веня родился за Полярным кругом в семье железнодорожника, сидевшего за то, что он «по пьянке хулил советскую власть, ударяя кулаком о стол». Веня вспоминал, что несколько лет провел в детском доме среди, как он говорил, «сплошного мордобития и культа физической силы». Но нам сразу стало ясно, какое это чудо природы, какой дивный человек, как бы он себя ни позиционировал, что бы за этим ни было, что бы о нем ни говорили — пьяница, алкоголик, перекати-поле. Эти наши подлинные чувства трудно объяснить словами. Наверное, это была влюбленность. Влюбленность в Веничку. Ну как когда в даму какую-нибудь влюбляешься, тоже ведь трудно объяснить, почему ты влюблен именно в эту, а не в другую даму. Трогательную сцену вспоминаю. После какого-то крупного застолья в моей мастерской он забыл у нас свое «искусственное горло», тот самый аппарат с металлическим звуком, посредством которого он общался с миром после того, как заболел раком и перенес операцию на гортани, лишившую его природного голоса. Рано утром зазвонил телефон. Я взял трубку. Кто-то в трубку дышит, но ничего не говорит. Я кладу трубку. Снова звонок. Тут я догадался и закричал: «Веничка! Это ты? Ничего НЕ бойся. Сиди дома. Я сейчас приеду на такси и привезу твою говорящую машину».
— А Галя Брежнева, эксцентричная дочка коммунистического царя Леонида. Расскажи, как ты встретил ее в день воцарения его на престоле и низвержения прежнего красного царя Никиты.
— Ну, это целая говорильня! А суть ее в том, что я к Галине нормально относился. Мы с ней изредка встречались в Доме актера, в богемных компаниях, потому что один из моих приятелей был с ней — как бы это поделикатнее сказать? — в близких отношениях. Потому она и маячила на подступах к нашей компании. Я недавно где-то прочитал, что в день снятия Хрущева дочь Брежнева была не в Москве, а в другом месте страны — не то в Киеве, не то в Крыму, а может быть, даже и за границей. Ответственно заявляю, что это неправильные сведения. В тот октябрьский день 1964 года все были взнервлены, прочитав в газетах, что «наш Никита Сергеевич» уходит на пенсию. Я в этом ощущении выхожу из дома часов в одиннадцать утра и иду вверх по улице Горького до кинотеатра «Центральный», который тогда еще не был снесен и стоял на углу Пушкинской площади около старого здания «Известий». А там переход был через улицу Горького, ныне Тверскую. Надземный, а не подземный, как сейчас. Метро, естественно, тогда еще на Пушкинской не было. Смотрю, навстречу мне идет по этой «зебре» Галя Брежнева. А я, как циник и апаш, кричу ей через улицу: «Галя! Привет! Наша взяла! Ура! Поздравляю!» Она в ужасе и довольно напряженно мне говорит, поравнявшись со мной: «Тише! Тише! Откуда ты это знаешь?» Хотя что тут тише, когда все уже во всех газетах напечатано? О чем я ей и сообщаю. Тут она, видя мое простодушие, неожиданно говорит: «Давай сегодня посидим у нас. Все-таки надо отметить событие. Приезжайте ко мне с Левой Збарским на дачу. Надо ехать по Можайскому шоссе до кинотеатра «Минск», там налево возьмете, потом еще налево...» Объясняет все повороты, как проехать туда, и говорит: «Ну а что? Может, кино какое-нибудь посмотрим? Какое кино хочешь посмотреть?»
Я тогда говорю, торжественно чеканя: «Ален Рене. «Прошлым летом в Мариенбаде». Я этот фильм, естественно, не видел, но читал в советской газете, что фильм этот буржуазный, плохой, антигуманный. Она записала название, стоя все на той же проезжей части, и мы разошлись.
Вечером едем. Лева за рулем. Живо обсуждаем это новое приключение. Сворачиваем от «Минска» налево, едем какими-то уступами вдоль глухого забора дач вождей, и в какой-то момент за нами пристраивается милицейская машина, что носила в те годы название «раковая шейка». Машина прижимает нас к обочине, из машины выходит какой-то человек и направляется к нам. А мы тоже напряжены, понимаем, что это какой-то бред и непростое дело: в день снятия Хрущева ехать на дачу к Брежневу. Этот человек садится внаглую, без приглашения, к нам в машину и спрашивает: «Куда вы едете?» Я отвечаю: «К Брежневу». Он: «Почему?» Мы: «Галя пригласила». Он говорит: «Да? Тогда я поеду в вашей машине. А милиция будет следовать за нами».
Едем. Подъезжаем к КПП. Навстречу выходит военный, и мы ему говорим: «Мы на дачу к Леониду Ильичу». Он спрашивает наши фамилии, скрывается в будке, долго звонит по телефону, и нас пропускают. Мы въезжаем. Наш сопровождающий кагэбэшник изумлен и говорит великую фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Ох, ребята, и попаду я с вами в беду!»
Ну а дальше неинтересно. Охрана берет под козырек. Обычная идиотская дачная территория. Какой-то пруд. Огромный двухэтажный бессмысленный дом, где в прихожей отчего-то стоит портрет товарища Димитрова, сделанный из табачных листьев. Бильярдная. Накрытый стол. Среди развеселой публики и тот наш приятель, который был с хозяйкой «в близких отношениях». Экран. «Прошлым летом в Мариенбаде». Я, помню, в тот день напился пьяный, и Лева меня увез...
— Ладно. Извини, но мы почти не говорили о Белле, хотя на протяжении всей нашей беседы постоянно поминали ее. Еще раз извини, не думай, что я лезу к тебе в душу, но, если можешь, ответь на мой последний вопрос: кем или чем была для тебя в твоей жизни Белла?
— Перефразируя принца Гамлета, мы все на нашей почве встретились. На той самой нашей трижды проклятой и все же благословенной почве, где, по определению старых зэков, «вечно пляшут и поют», где несть эллина и иудея, где произрастают дивные цветы российской культуры, где вопреки обстоятельствам человек человеку действительно друг, товарищ и брат, где, несмотря ни на что, все еще существует все, что было. И все это по-прежнему наше, пока мы здесь: лес, облако, озеро, башня, река, волк, снег, мужик Марей из Достоевского, тетя Дюня из Ферапонтова, воспетая Беллой... Белла... Белла... Белла... Белла была для меня в моей жизни всем.
— Еще раз с днем рождения, Борис Асафович! 80 лет это все-таки не шутка. Или шутка?
Божий дар с яичницей / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Божий дар с яичницей
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
В прокате «Умопомрачительные фантазии Чарли Свона-третьего»
Кино с таким претенциозным названием начинается с вопросов психиатра, который выясняет, что же у героя, не желающего взрослеть и снимать солнцезащитные очки, в голове. В голове, как показывают анимированные картинки — ведь Чарли Свон (Чарли Шин) модный иллюстратор-график, — покинувшая его возлюбленная (Кэтрин Уинник) и немного близких существ, сестра-писательница (Патриcия Аркетт), друг-комик (Джейсон Шварцман), личный бухгалтер-душеприказчик (Билл Мюррей), маразмирующая бабушка и носатая птица тукан.
Прокатчики позиционируют фильм, снятый сыном великого Копполы Романом Копполой, как романтическую комедию. Хотя ничего смешного нет в том, как нервически стареющий хипстер переживает разрыв с блондинкой славянского типа после того, как она обнаружила в его кладовке кучу откровенных фотографий своих предшественниц. Чарли сгребает разбросанные туфли сбежавшей подружки в мешок и едет выбросить его из своей жизни и памяти. А в результате Чарли и его машина въезжают в чужой бассейн. Его кладут в больницу с подозрением на разбитое сердце, но доктор считает его совершенно здоровым... В дымину пьяный Чарли садится ночью в машину к русскому таксисту, который тут же всучивает ему банку икры втридорога и дает сдачу бутылкой водки...
