Йорг Циттлау - От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир
Парни принялись чистить окно. Сначала процесс шел с трудом, затем им в голову пришла идея взять чистящее средство и шпатель, и у них все получилось. Как потом вспоминал Заппа, «проклятые козявки наконец-то удалось убрать». Про эту историю он сочинил песню «Пусть вода станет черной». Кроме оргии с засохшими соплями у них родилась идея мочиться в керамические горшки. Они не хотели отрываться от творческого процесса и предпочитали справлять нужду в комнате, вместо того чтобы пройти пару метров до туалета. Зимой проблемы не было, потому что моча замерзала, а вот когда приходила весна, повсюду распространялось ужасное зловоние.
Песня «Пусть вода станет черной» довольно странная – но это было только начало. Заппа захотел обогатить историю рока дадаизмом. В отличие от многих других великих музыкантов, желавших быть необычными и инновационными, то, что он делал, было на самом деле революцией. Заппа на самом деле не имел тормозов. Он смешивал разные музыкальные направления, несовместимые, казалось бы, инструменты и разных музыкантов. Для него неважна была материальная сторона его творения – даже если оно имело невероятный коммерческий успех.
Естественный вопрос: что способствовало такому успеху его творческих достижений? Когда речь заходит о музыкантах, на ум сразу приходят наркотики. Однако Заппа ничего не хотел о них слышать. Он курил и пил много кофе, но никаких средств, изменяющих сознание, ему не требовалось. Долгое время он не мог отличить гашиш от героина, а к движению того времени «Власть цветов» [8] он относился как и ко всему подобному – иронично. Как-то после концерта кто-то сунул ему пакетик с гашишем. Заппа растерянно посмотрел на него и спросил удивленного хиппи: «Что это?»
Вдохновение Заппа черпал не из состояния потери контроля над реальностью и над собой, а из желания всегда и все контролировать. Этим он отличался от других гениев рок-музыки, например Джона Леннона или Джими Хендрикса. Не идеи двигали Заппой, это он развивал их дальше, наблюдал за возникновением и созреванием, как чересчур заботливая мама наблюдает за своими детьми, – от озарения до продаж готового диска.
Другие гении склонны растрачивать силы понапрасну. Такая опасность Заппе не грозила никогда.
Что же им двигало? Современники единодушно называют алкоголь. Ничто и никто не мог его отвлечь от работы. Даже женщины и любовь, хотя он дважды был женат, бичевал чопорность католичества и сочинял песни о величине пениса и групповом сексе. Все-таки Муза всегда была для него важнее Эроса. Однажды он описал секс как голое механическое освобождение энергии и соков организма – как «гормональное развлечение». Его вторая жена Гейл сказала: «Фрэнк никогда не любил… и наши отношения продлились лишь потому, что Фрэнк и я пытались как можно меньше говорить друг с другом».
Музыкант предпочитал сосредоточиваться на своей работе. Он имел так называемое туннельное видение, и не только в переносном значении: на концертах во время своего соло на гитаре он устремлял отсутствующий взор в никуда. Впрочем, у него и так был странный взгляд безумного человека, который многих людей заставлял нервничать. Однако Заппа не был сумасшедшим. Он был ботаником среди великих в рок-музыке.
Такая судьба была ему предначертана. Кажется, уже при рождении мир не хотел его принимать. Он шел неправильно, ягодицами вперед. Врач за тот день уже принял 9 родов и не имел никакого желания заниматься еще одними, поэтому дал его матери лекарство, приостанавливающее родовые схватки. Лишь после 36 часов мучений и боли Фрэнк наконец появился на свет. Это случилось 21 декабря 1940 года. У него вокруг шеи была обвита пуповина, а кожа выглядела дряблой и темной.
Фрэнк выжил. Впрочем, он все равно отличался от других детей. В три года он носил матросский костюмчик, а на его шее висела деревянная дудочка. Он постоянно в нее дул, чем нервировал всех вокруг. Однако скорее у Фрэнка были проблемы с окружающим миром, чем у окружения с ним. Его отец работал на американское министерство обороны, и ему все время приходилось переезжать. К тому времени, как Фрэнку пришло время получить аттестат зрелости (в 1958 году), его семья из шести человек уже восемь раз поменяла место жительства. Второй проблемой было его хрупкое здоровье: мальчик страдал астмой и постоянными заболеваниями дыхательных путей. Переезды и частые болезни привели к тому, что Фрэнк не имел постоянных друзей. Он все время оставался один и пытался завоевать любовь сверстников клоунским поведением. «Он был приятным мальчиком, но всегда немного странным», – вспомнила его одноклассница.
Фрэнк избегал шумных мероприятий. Вместо этого он закрывался дома среди книг или шил одежду для кукол – не совсем типичное для мальчика поведение. Однако когда Заппа станет взрослым, это принесет свою пользу – он сможет самостоятельно чинить свою сценическую одежду. Еще он любил экспериментировать со взрывчатыми веществами. «Мой отец хотел, чтобы я занимался наукой, – рассказал Заппа в одном интервью, – и мне была интересна химия, но мои родители не пожелали обеспечить меня нужным оборудованием, потому что меня интересовало лишь то, что подлетает в воздух». Поэтому Фрэнк экспериментировал с тем, что находил вокруг себя, например с пулями, которые крал из соседского гаража. Он превращал их в маленькие желто-оранжевые огненные шары. В другой раз он смастерил из остатков фейерверка бомбу, которая взорвалась прямо у него между ног и, как он потом любил рассказывать, «чуть не отбила все яйца». В 15 лет он смешал цинк и серу с порохом химической бомбы в картонном стаканчике из школьного буфета и поджег его перед родительским собранием. От зловонной смеси кое-что осталось. Заппа спрятал ее в своем шкафчике, но руководство школы нашло остатки. Его не исключили из школы только потому, что мать убедила директора, что семья скоро снова переезжает и забирает своего сына – любителя пиротехники с собой.
Свой первый опыт музыканта Заппа приобрел, играя ударником в школьной группе. Ему было тогда 11 лет. Мальчик не обладал особым талантом ударника, но уже в 12 сочинил свое первое произведение: соло для малого барабана, которое назвал «Мыши». Вначале он подражал музыкантам, работающим в стиле ритм-н-блюз, что, без сомнения, отражало интересы большинства детей его времени. Другим его вдохновителем стал Эдгар Варез, представитель «новой музыки», в которой сознательно ломаются классические приемы. Такие вещи, как гармония, мелодия и ритм, в ней не играют роли. Для неопытных слушателей это кажется крайне необычным, большинство людей не понимают подобную музыку. Не зря Варез писал о своем произведении «Ионизация»: «Ничего кроме ударников – диссонирующая и ужасная, самая ужасная музыка в мире». С такой музыкой, конечно, не подняться на верхушки чартов – имя Вареза до сих пор известно лишь посвященным. Однако молодой Заппа увлекся им. Когда он представил родителям «Ионизацию» – произведение для 13 ударников и 37 ударных инструментов, хватило нескольких минут, чтобы его мама прекратила «концерт» и категорически запретила когда-либо включать эту пластинку. Сын яростно запротестовал, но она сказала: «Хорошо, тогда иди в свою комнату с проигрывателем». С тех пор она редко видела Фрэнка, а проигрыватель навсегда исчез из ее жизни.
Сын с произведениями Вареза удалился в свою комнату. Он отметил самые лучшие места на пластинке мелом, чтобы снова и снова их прослушивать. Затем он ставил пластинки Хаулина Вулфа, Мадди Уотерса и Лайтнина Слима. Он колебался между двумя совершенно разными мирами: простым, мелодичным и страстным чикаго-блюзом и сложным, многострадальным Варезом. Это примерно так, как если бы целый вечер вы мешали эксклюзивные коктейли и бутылочное пиво. Обычные люди так не делают, но для ботаника это настоящее наслаждение.
В результате влияния, которое оказала музыка на Заппу в юности, он все больше увлекался сочинительством. «Мне просто нравится, как выглядят на бумаге ноты, – сказал он. – Меня очаровывает осознание того, что это – именно те ноты, и тот, кто их понимает, смотрит на них, и тогда они превращаются в музыку. Для меня это чудо». Он купил тонкие перья для письма, пузырек с чернилами – и дело пошло.
Карьера ударника приостановилась. Когда он играл в группе ар-н-би, ему сказали, что он стал плохо играть на барабанах. Никакого такта, драйва, при этом он слишком часто бил по тарелке. Заппа предполагал, что он не был особо музыкально одаренным: «Меня никто больше не хотел брать ударником – под мою игру просто никто не мог танцевать».
Он начал заниматься режиссурой. Фрэнк прикрепил 8-миллиметровую камеру отца на бельевую веревку и вертел ее до тех пор, пока не заканчивалось время съемки. Затем еще и еще раз, пока не получился фильм, который он назвал «Движение». Произведение, конечно, странное. Вскоре музыкант вернулся в мир звуков. Он увлекся тибетской и арабской музыкой и снова взялся за ударные – в упомянутой группе ар-н-би. Она, с одной стороны, состояла из музыкантов, которые были достаточными профессионалами, чтобы завуалировать не совсем хорошую игру Фрэнка. С другой стороны, музыканты были слишком черными, что не могло понравиться его отцу. Фрэнсис Заппа ничего не хотел слышать о «кричащей негритянской музыке» своего сына. В семье заметно нарастало напряжение.
